– Вот что, братцы-кролики, с ходу мы сейчас все равно ничего не решим. А вот закажем экспертизу и разберемся. Вы мне, ребята, честно признаюсь, очень симпатичны. И никакие судебные истории нам не нужны. Думаю, это общее мнение.

Но, поверьте, «урон» там значительный. Сегодня уже поздно, и Виконтесса у меня «негуляная». Что мучить себя и животное? А вот на днях вечером после работы приходите и сами все увидите – жить там пока нереально. И спокойной ночи!

Наконец, вовремя вспомнив про теряющую терпение и сознание таксу, а также про ее собачьи естественные потребности, Анюта от соседей направилась прямо на улицу. Решила не заходить домой даже за поводком.

Распахнутая перед Виконтессой дверь обычно означала свободу и все удовольствия этого мира. Однако вместо наслаждения пьянящим воздухом воли на этот раз собака с рычанием бросилась куда-то влево. Злоба ее была столь необычной, а движения такими резкими, что не успевшая выйти из подъезда хозяйка растерялась.

Такса намертво держала зубами край мужской штанины, с неимоверной энергией мотая головой из стороны в сторону. Пока все еще внутри брюк находился высокий и симпатичный мужчина.

Лицо его выражало значительную озадаченность происходящим. При этом Анну поражала стоическая тишина, с которой гражданин выносил все тяготы и лишения знакомства с дикой природой Центрального административного округа столицы.

– Виконтесса! Вика! Фу! Фу-у-у! Убью! – хозяйский голос наконец дошел до собачьего мозга, и челюсти животного медленно приоткрылись. В этот момент Аня и успела отдернуть от жертвы свою гладкошерстную «крокодилицу».

Все бы почти обошлось, но левый верхний клык таксы не до конца вышел из отворота модной мужской брючины. И после резкого рывка этот элегантный элемент тут же отделился от остальной части ткани неровным драным клочком. – Ой! Простите меня, пожалуйста!

Отвалившийся кусок костюмного сукна представил взгляду Анюты неглубокую, но кровоточащую рану на щиколотке потерпевшего.

От вида этой алой полосы Аня окончательно потеряла всякое ощущение «человека разумного» – слишком большое количество отвратительных событий снова толкали ее от реальности. Или к ней?

Аня, работавшая в хирургии, давно не теряла сознания при виде крови25. Да и насмотрелась в далеком детстве на соседку-алкоголичку тетю Марину, что и привило у нее стойкое неприятие спиртного. Иначе бы давно уже спилась, наверное. Честное слово.

А довольная своими приключениями Виконтесса наконец вырвалась из Аниных рук и убежала в кусты совершать то, зачем, собственно, ее и выводили на улицу.

– Давайте я вам помогу! – Аня тут же подхватила руку раненого и забросила ее к себе на плечо: – Я здесь же живу! Обопритесь на меня, чтобы не упасть. Пойдемте, нужно срочно продезинфицировать и перевязать рану.

Мужчина, стараясь не спорить, в ответ неожиданно представился:

– Меня Игорь зовут, – и двинулся вслед за Аней, опасливо отслеживая Виконтессу, непрерывно движущуюся по сложной траектории. И вдруг неожиданно снова открыл рот:

– И попить бы. У вас вода найдется?

Аня внезапно затряслась от смеха в совершенно неконтролируемой истерике. Она хохотала так, что внезапно затихли две стаи упрямых ворон, давно обкаркивающих друг друга за самые удобные места на ближайшем к дому тополе.

Время текло незаметно, а она все еще смеялась и одновременно рыдала от пережитого –ведь и улыбки, и слезы уносят своими искренними потоками все беды мира. Мужчина и собака в полном недоумении смотрели на свою красивую и изменчивую спутницу.

Через несколько минут, очутившись в квартире, Игорь гоготал не меньше хозяйки:

– Все ожидал увидеть, а тут такое…

– Вот наденьте пока эти брюки, а я зашью и постираю ваши. Правда, они будут вам немного коротки, – строго сказала Аня, протягивая Игорю самые подходящие штаны. И с некоторой злобой добавила. – Это бывшего мужа. Надо же, пригодились!

– Извини, можно, пока я почти без брюк, буду называть тебя просто Аней. И на «ты»? – его шутка была несколько пикантной. Но и Анюта не желала уступать в вопросах «с перчинкой»:

– Конечно. Давай на «ты». Но только пока не заживет твоя рана. Кстати, тебя будет нужно обязательно перевязать. Но запомни, я знаю, как сделать человеку очень хорошо или очень больно – у меня медицинское образование…

Пока Аня проделывала все необходимое и поила раненого чаем, брюки уже крутились в стиральной машине на экспресс-режиме. Потом короткий курс штопки и глажки.

Словом, по истечении пары часов забот красной девицы Игорь предстал абсолютным добрым молодцем. Правда, немного хромым.

Все это время Анна делала свое дело дурачась, с показательной заботой. И лишь виновница торжества – такса Виконтесса, знавшая хозяйку слишком давно и как собственные четыре лапы, с большим интересом наблюдала за ее внутренним преображением с каждым этапом развития этого шутливого спасательно-портняжного «романа».

Игорь, временами нажимавший какие-то иконки в своем смартфоне, наконец не выдержал такого смешливого, но совершенно непрактичного настроя собеседницы и с легким пренебрежением к правилам гостеприимства произнес:

– Аня, я понимаю, что твоя квартира дорога тебе, как прекрасная перевязочная… Но время к полуночи. А везде, где у тебя стоят диваны и кровати, так сыро, что дышать невозможно.

Ночи пока не такие теплые, чтобы спать на балконе. И чтобы не торопить события, к себе я тебя пока не приглашаю. Но ведь долг платежом красен. Теперь моя очередь тебя спасать.

Словом, ты переезжаешь – я уже заказал и оплатил номер в хорошем отеле. Бери все, что нужно на три-четыре дня. А пока ты не спеша собираешься, я развешу все твои ковры в ванне и на балконе, чтобы с них наконец-то стекла вода.

На завтра я уже вызвал специалистов, которые займутся твоим паркетом и рассчитают смету на ремонт. Кстати, а ты кому обычно оставляешь таксу, если внезапно уезжаешь в отпуск?

– Ох уж эти сложные рассуждения. Хотя мне всегда казалось, что просто отказать будет не совсем верно. Не по-христиански. Такой случай – это же не противление нашей «Булле об отпущении грехов»26. А, напротив, вера в силу спасения и содействие построению храмов.

И все же так мы далеко зайдем. Если будем изменять тексты индульгенций в потворстве мнению нашей паствы.

Разве не любое сомнение в безукоризненности наших решений приводит к грязному вольнодумству? Тому, что преподносится тайными и явными врагами Римской католической церкви, как этакая священная дискуссия, а?

Впрочем, что скажет уважаемый Томмацо? – и рука понтифика с открытой ладонью вверх внезапно указала на кардинала Кэтано. Но не дав тому даже приоткрыть рот, Глава всех католиков позволил себе закончить свою мысль.

– Ведь вам скоро предстоит поездка именно туда, откуда и пришел к нам всплеск злейшей ереси «самозванца» Лютера. Как они называют это место? «Heiliges Römisches Reich Deutscher Nation»27. Ну-ну.

Словом, в Германию. Есть время лишний раз подготовиться к жестоким теософическим дискуссиям. И я думаю, наш случай, напротив, может дать дополнительные аргументы «за» в борьбе с этими сатанинскими силами тьмы.

Давайте разберемся. Итак, для начала: есть ли у нас право само понятие «одиночество» считать грехом и искупать его как грехопадение? Что скажете, святые отцы?

– Если позволите, я отвечу. С одной стороны, все очень просто, Ваше Святейшество, – Томмацо де Вио Кэтано не зря считался большим ученым. – Мы можем сказать, что все основные провинности перед Господом собраны около девяти столетий назад еще понтификом Григорием Первым Великим28 в его «Expositio in librum Iob sive Moralia»29.