Давид и Натан с интересом поглядывали на мой рабочий стол в углу комнаты, когда я вычеркнула до конца дня двадцатую фамилию. Следом за устным подтверждением, я отправляла письменное приглашение, которое быстро смастерила на фотошопе. Заранее согласовала его с Суламифь. В электронной открытке стояла дата, время, адрес, название номинации и номер кресла и ряда +1 гость. Был один, Смирнов Александр Никифорович, возглавляющий комитет региональной службы судебных приставов, который попросил шесть приглашений.

Суламифь любила приходить в наш кабинет. Она делала вид, что общается по каким-то вопросам с Давидом и Натаном, а сама прислушивалась ко мне или к стуку моих пальцев по буквам клавиатуры. Кажется, она не понимала, чем ему могу заниматься столько времени? Неужели, у меня столько работы!?

Через две недели гости собирались в концертном зале. Два дня назад Суламифь обрадовала меня, что я вместе с двумя другими девушками буду выносить статуэтки Урганту, которые он вручит номинантам. Она посоветовала мне подобрать платье с длинными рукавами и закрытым декольте.

Платье!? В моем гардеробе ни одно не прижилось. На широких плечах и узкой попе выигрышней смотрелись брючные костюмы, если уж требовал официоз. Я отправилась в прокат. Выбрала вариант без декольте и с рукавами. Про ноги и спину она ничего не сказала. Мое черное переливающее платье опускалась вырезом на спине к самым ямочкам у поясницы, а разрез вдоль одного бедра стремился выше уровня любой резинки трусов.

– Это платье носят без белья, – подсказала мне консультант, пока я шагала вдоль зеркала, отсвечивая застежкой лифчика и красными трусами.

– Беру!

Позже я прихватила с собой пиджак.

Церемония оказалась солидной и невероятно скучной. Сплошные речи, люди в форме, высокопарные слова. Если бы не шутки Урганта, я бы уснула за кулисами раз восемь. Именно столько статуэток мне пришлось вынести. Первым объявили Смирнова Александра Никифоровича. Я помнила его имя. Именно он попросил шесть билетов. Мне стало любопытно, кто пришел поддержать его? Их места располагались в первом ряду. Улыбаясь и держа статуэтку, пока Иван зачитывал перечень достижений номинанта, я отсчитывала кресла с двадцатого по двадцать пятое. С каймы сцены на нас била софитная подсветка. В глазах прыгали блики. Помню я видела женщину сплошь в белом. Длинная юбка, пиджак. Высокая прическа. Рядом девушка. Ее длинные светлые волосы спускались до талии. Возле нее опять что-то белесое… рубашка… но лица не разглядеть… какое-то семейство блаженных, светящееся изнутри. Перестав таращиться на семью Смирновых, я вручила главе статуэтку, изобразила аплодисменты и вернулась за кулисы.

Закончив с «Гражданином Года» принялась готовиться к празднику Пурим. Ближайший праздник общины, который пройдет в одном из центров. В программе были заявлены развлечения, такие как приготовление пирога в диаметре 10 метров, костюмированный вечер для сотрудников, музыкальная программа.

До события оставалось больше месяца, но я начала подготовку. Успела купить себе костюм пиратки. Шляпу треуголку и пластиковую шпагу.

В один из визитов Суламифь, она позвала меня пройтись с ней до крыльца. На ступеньках стояли коллеги. Их тут же сдуло. Суламифь побаивались.

Она ежилась на морозе. Все-таки на дворе стоял февраль. Заправляя пряди своего длинного каре за ухо, не могла начать говорить первой.

– Я уволена? – помогла я начать ей прямо с главного. Она удивилась моей прямоте, и кивнула.

– Не хочу, чтобы ты уходила… но пришел кандидат…

– И вы не можете ему отказать.

– Не могу.

– Все знали, что это произойдет. Я не расстраиваюсь.

– А я, да. – вздохнула она, протягивая мне конверт. Она не заплатила мне за полный месяц. Высчитала строго за отработанные дни. Даже пятьдесят копеек бросила.

Новая Сара потом спросит Суламифь, «бывшая сотрудница работала здесь год? Как она все это успела?»

«Только месяц» ответит ей Суламифь, поглядывая на статуэтку «Гражданин Года» на верхней полке.

Работа номер четыре.

Конюшня.

Продолжая эпатировать своих родителей и бывших одногруппников из МГУ, я устроилась работать на конюшню!

Не конюхом. Я шла по своей излюбленной тропинке. На фронт деск. Этот выбор стал экспериментом и поиском себя. Чего я хочу? Кто я? Где мое место? Говорят же, что иппотерапия лечит! Не только тело, но и душу, а сотрудникам предлагались скидки на уроки и бесплатная верховая езда, которую я просто обожала, хотя падала с лошадей раза три.

Впервые я села на коня и научилась галопировать на каникулах в шестнадцать лет. Родители отправили меня и моего тринадцатилетнего брата в так называемый лагерь на море в Тунис. Это как жить в отеле, только без родителей. У нас было два лидера группы, мужчина и женщина, которым больше нравилось напиваться на олл-инклюзиве, чем приглядывать за тридцатью подростками.

Офигенный был опыт! Моя первая взрослая жизнь! Нам было можно вообще всё! Какой кошмар, можно подумать, куда умные люди отправили свои кровинушки!? Пьют, матерятся, дерутся, лапаются с мальчиками!

Да, в том или ином виде все это было. Первая попойка, первая влюбленность, первая настоящая дружба, которая появляется только когда ты оказываешься в нестандартной ситуации.

Ситуаций было предостаточно, но эта книга о приключениях секретаря, а не о шестнадцатилетней девушке. Пожалуй, одну историю я расскажу, ведь она имеет отношение к моей конюшне. И к впервые услышанным пророческим словам об одержимой дьяволице.

Дело было так! Утром, совершенно трезвые (я всегда мало пила алкоголя, а вот покурить сигарету в Тунисе первый раз попробовала. Чуть не задохнулась, горло обожгло. Было противно) Тогда я записала в свой дневник такие строки:

«Не кури! Ты не станешь из-за этого популярной и не получишь самого красивого мальчика! Лучше поставь брекиты, пока за это платят родители! В двадцать у тебя будет офигенная улыбка, самоуверенность до небес и свежее дыхание из здоровых десен!»

Прогуливаясь, мы с подругами пришли к стойбищам на пляже. Небольшое помещение. Стойла вмещали десяток пятнистых лошадок. Они не были огромными или страшными, но девчонки все равно боялись близко к ним подходить. Кроме меня. Конечно, я вытянула руку, чтобы погладить одну. Наверное, нужно было лучше готовиться и прочитать, что лошади не переносят резкие запахи. Не то, что парфюм, но и запах мыла им не нравится.

Моя милая лошадка втянула шею, резко вдохнула оскалила свои зубы (они у них есть не сомневайтесь!) и сделала выпад в мою сторону, хватая зубами за майку!

Говорю вам, будь у меня грудь хотя бы второго размера, а не первого, она бы превратилась в нулевой! При чем весьма кровожадным способом! Лошадь продолжала рвать мою майку зубами! Она сжала челюсть и трепала из стороны в стороны. На своей единичке лифчик я не носила. Девчонки орали, я ревела и хлестала лошадь по голове. Попав ей в глаз, она разжала зубы и отпустила меня. На майке остался глубокий след, как от человеческой челюсти, очень похожий только зубы в десять раз крупнее. За кожу или за грудь она не цапнула. Спасли какие-то миллиметры.

Прибежал сотрудник. Он не понял, что произошло. Я неплохо болтала на инглише в те годы, но мне было стыдно объяснять. Напялив солнцезащитные очки, я промолчала. Парень решил, что пять молодых девчонок испугались его арабских скакунов! Он взял парочку кляч, спрашивая нас, кто будет кататься?

Нам хватило одной клячи. Мои бабы так перепугались, что и близко не осмеливались подойти к кобылкам.

Подготовив седло, парнишка помог мне вспрыгнуть наверх. На ногах у меня были резиновые шлепки. Он рассмеялся, скинул их на песок и поправил стремена. На ощупь они оказались ледяными. Пока мы шли на пляж, он то-то там балакал про технику безопасности. Я запомнила одно. Падать нужно в сторону песка, а не моря чтобы не разбить голову о торчащие в прибое валуны. И желательно не застревать ногой в стремени, чтобы лошадь не понесла тебя на многие мили вперед, пока каменная гряда не пересечет линию пляжа. Он сказал, что мой Антарес сам знает, когда ему нужно будет вернуться.