— Пойду поесть тебе разогрею, ладно? — я улыбнулась старушке.

Проходя мимо мужа, поймала и сжала на секунду его ладонь…

— Юляш, пошли, поможешь мне, — я протянула руку дочери, и та, вцепившись в неё замёрзшими на улице пальчиками, посеменила рядом…

Муж вышел ко мне на кухню минут через пятнадцать. Отправил Юльку включить бабушке телевизор, плотно закрыл дверь и распахнул форточку. Достал пачку и нервно прикурил сигарету.

— Маш, почему ты не говорила, что она… в таком состоянии? — он смотрел на меня как-то тяжело и в то же время… виновато.

Улыбнулась одними губами и мягко возразила:

— Я говорила, Паш. Тебе просто неинтересно было… И сегодня ей гораздо лучше.

— Да я… Я просто думал, что она поправляется… — он опёрся ладонью о подоконник, глядя в тёмное окно. — Ну сама посуди, Мань, сколько раз она на тот свет собиралась?! А врачи говорили, что она нас всех переживёт… Ну я и думал…

— А сейчас, Паш, другое. Она только вчера меня узнала, до этого даже не помнила, что я её внучка, — я подхватила тарелку и направилась в комнату…

Через полчаса, уже перед самым уходом, Пашка схватил меня за руку и вывел в коридор.

— Маш, ей же телевизор почти не видно!

Я устало отмахнулась.

— Она не смотрит, она слушает. Зови Юльку, надо одеваться…

— Маш! — он рявкнул так, что пришлось повернуться к нему. — Надо просто развернуть тумбочку, и она сможет смотреть прямо с кровати!

С готовностью кивнула.

— Надо, Пашенька. А кто это будет делать, не подскажешь?! — я ехидно улыбнулась. — Я? Я не буду, Паш, мне эту махину в жизни с места не сдвинуть. Папа? Папа тоже не будет, ему нельзя, ты знаешь, а то придётся навещать их обоих по очереди.

— Мань, перестань, ну! — он сердито зыркнул на меня исподлобья. — Сам я переставлю…

Глубоко вздохнула…

Нет, в теории это было бы замечательно, но не сейчас же?! Там шмотья столько выгребать надо, чтоб огромная полированная тумба хоть немного легче стала, что до обеда затянется… И телевизор отключать, с проводами возиться, потом заново каналы настраивать…

А с другой стороны — так ли часто Пашка что-то сделать сам хочет? Может, и пусть…

— Вы идите с Юлей, Маш. Я догоню.

С недоумением смотрела на его спину, исчезающую в дверном проёме. Наверное, сейчас как раз тот случай, когда лучше просто не лезть…

Одевались с дочкой нарочно медленно, прислушиваясь к голосам в комнате — судя по всему, Пашка уже снял большой неудобный телевизор на пол, размотал провода…

Мы ждали прямо здесь, во дворе. Во дворе, где прошло моё детство… Тогда здесь стоял огромный деревянный городок, железные качели и карусель, а зимой в центр сгребали весь снег и делали снежный город…

Сейчас тут только крошечный игровой комплекс для малышей в самом углу, да и тот, по слухам, жильцы выбивали несколько лет…

Пашка вышел из подъезда не поднимая головы и сразу свернул на дорожку, нас не заметил…

— Паааап! — Юлька бросилась за ним, я тоже поспешила следом.

Он резко обернулся, отыскивая дочь взглядом, широко улыбнулся, распахивая объятия ей навстречу…

Надо же, похоже, всё прошло успешно — телевизор не уронил, тумбочку сдвинул, каналы заново настроил, бабушка довольна и похвалила небось…

Мне Пашка только кивнул, сдержанно улыбаясь в ожидании, пока я подтянусь к ним. Промолчал…

А я не спросила — я и так всё вижу. Только тихо прошептала, поравнявшись с ним:

— Спасибо, Паш…

Он сделал вид, что не услышал. Только чуть шире улыбнулся дочери и подхватил её на руки, отчего та счастливо завизжала…

По пути домой Пашке позвонили, и он, пообещав дочери вечером принести что-нибудь вкусное, свернул в гараж. А мы с Юлькой пошли в другую сторону — к торговому ряду и местному палаточному рынку поблизости.

Цены на рынке не радовали — сапоги там оказались даже дороже, чем в магазине. Никак не могла определиться с выбором — хотелось и красиво, чтоб муж вот прям оценил, но в то же время надо бы практично — чтобы и со штанами, и с юбкой, и ещё желательно с моей огромной курткой хоть немного сочетались… Но, похоже, чудес просто не бывает, и моя куртка смотрится отстойно с любой обувью, да.

Всё-таки сглупила… Толстый мех, удобная колодка, идеально охватывающее ногу до самого колена голенище, устойчивый, хоть и тонкий каблук — я даже зажмурилась от удовольствия, сунув в сапог ногу и покрутившись перед зеркалом, когда продавщица едва ли не насильно вручила мне для примерки эту пару… Понимала, что вряд ли в этих сапогах я смогу ходить на работу, да и вообще… Но Пашке точно должно понравится.

А ещё… Ещё я долго стояла у отдела с нижним бельём. Оформившееся и ставшее за последние дни просто навязчивым желание купить хоть какую-нибудь тонкую кружевную тряпицу захватило с такой силой, что отказать себе в этом просто не смогла. Изначально планировала просто постоять, посмотреть, потрогать, помечтать, потом ужаснуться ценой и уйти из магазина с чистой совестью, но что-то пошло не так…

Выходила я из отдела, прижимая к груди маленький невесомый свёрток с относительно недорогой (если судить по остальным ценникам) комбинацией… Чёрная, короткая, на узеньких бретельках — ничего особенного. Но тонкая прохладная блестящая ткань так плыла и скользила под пальцами, что захватывало дух… Ну я же заслужила, правда?! Хоть один подарок на этот чёртов Новый год?! Надеюсь, что да…

Новые варежки и пара колготок для Юльки — мы, вообще-то, и шли на рынок за ними, Пашке привычную упаковку носков… Хотелось купить ему что-нибудь стоящее, но не рискнула — может, правда на куртку согласится потом…

По дороге домой и радовалась, и осуждала себя за покупки — нам ещё за жильё платить, и лекарства у бабушки скоро кончатся… Но ведь этих денег вообще могло бы не быть, верно?! И мы бы справились… Значит, наверное, ничего страшного…

9

Весь день чувствовала себя на каком-то нереальном подъёме, мысленно рисуя картинки того, как отреагирует муж на мои обновки… Нестерпимое желание похвастаться сменялось постыдным желанием спрятать сорочку подальше и вообще не признаваться в том, что потратила лишние деньги — это же просто мой каприз в отличие от обуви, которая действительно нужна…

Пашка обещал вечером вернуться, но его всё не было. Юлька так и не дождалась папу, уснула…

А я с каким-то благоговейным трепетом приняла душ и натянула наконец на себя шёлковое платьице. С замиранием сердца уставилась в зеркало…

Почему-то на глаза навернулись слёзы — в украшенной гирляндами витрине на стройном манекене эта вещь явно выглядела лучше, чем на мне сейчас… Она теряла всю прелесть на фоне этих облупившихся синих стен ванной, пожелтевшей шторы для душа, облезлой двери, на которой на гвоздях висели вещи, она смотрелась нелепо на моих поникших плечах и далеко не идеальной фигуре, оттеняя скорбное растерянное выражение лица, да и вообще она просто не для меня…

Хлопнула входная дверь…

Быстро сдёрнула халат с гвоздя, сунула руки в рукава, запахнулась…

Улыбнулась себе — не знаю как вид, но ощущения на коже всё равно приятные до дрожи, непривычные…

То, что муж не в настроении, бросалось в глаза сразу — горящие лихорадочным огнём глаза, старательно избегающие смотреть в мою сторону, плотно сжатые губы, резкие движения…

— Привет, — я прислонилась к дверному косяку, глядя, как он роется в холодильнике.

Не ответил. Достал кастрюлю с супом…

— Давай я разогрею, — я шагнула вперёд…

Он наконец поднял на меня взгляд, полыхающий раздражением.

— Маш, иди спать, а? Я сам.

Он поставил кастрюлю на плиту, зажёг огонь…

Закусила губу. Дрожащим от обиды голосом спросила:

— Паш, что-то случилось? Расскажешь?

Он тяжело и многозначительно втянул носом воздух, явно давая понять, что моё общество ему неприятно. Терпеливо отчеканил:

— Мань, давай потом. Иди уже спать, я тебя очень прошу.

Видела, как подрагивают его пальцы, когда он наливал под краном стакан воды…