Говоря о фактах, относящихся ко жизни народа избранного, буквоеды неизменно придают и им самодовлеющее значение; для них имя местности или города, размеры ковчега, вообще, обстановка события имеют большее значение, чем тот внутренний смысл, благодаря которому это событие удостоилось быть занесенным на страницы Библии. Они так убежденно узки в своих воззрениях, что неизменно заражают читателя узостью мысли. Для того, кто, читая историю народа избранного, вообразит, что то или другое событие имеет местный или временный характер, что то, что относится к Иерихону или Иерусалиму, не имеет никакого отношения к Петербургу, и то, что относится к евреям – никакого отношения к современным нам русским, французам или немцам, для того глубокий смысл священной истории народа избранного сужен до размера относительного интереса простой летописи, причем так удобно злой воле успокаивать совесть нелепыми софизмами.
Современные Каины, искренно ненавидящие всякого доброго Авеля, глубоко убежденные и во всю жизнь доказывающие, что они не считают себя приставниками братьев своих, люди, которые непременно убили бы доброго Авеля, если бы жили, подобно Каину, в то время, когда не существовало ни стеснительных судов, ни бдительной полиции, эти современные Каины, всегда готовые оскорбить и ограбить всякого Авеля на законном основании, будут читать букву мертвящую о Каине, даже и не подумав о том, что читают страницу из собственной жизни, находятся перед зеркалом, отражающим искаженные злобою черты их собственного духа. Современные Хамы, всегда готовые осмеять и надругаться, глубоко убежденные, что смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно, люди с неизменно юмористическим складом ума и опереточным настроением духа, читают букву мертвящую о Хаме, даже и не подозревая, что заключенный в ней животворящий дух лично до них касается.
И вот, прочтя благоговейно историю о том, как современные Ною практичные дельцы издевались над его идеализмом, многие способны злобно осмеять всякого Ноя XIX века, который, живя по вере, нарушает рутину практики жизни, издеваясь над тупоумным формализмом ветхозаветных евреев, способны понимать христианские таинства и обряды совершенно так, как понимал значение обрезания народ жестоковыйный с медным лбом и необрезанным сердцем, зная, до чего довело евреев слепое пристрастие к букве мертвящей, способны упорно отрицать всякое значение животворящего духа христианства и даже, из политических и экономических расчетов, относятся к нему враждебно, порицая современных Спасителю книжников, фарисеев и саддукеев, способны сделать из книги кумира, думать и чувствовать по-фарисейски и свои обязанности относительно Бога, религии, церкви, ближнего и самого себя понимать именно так, как понимали их священники – саддукеи; умиляясь при чтении рассказа о том, как бедная вдовица отдала Богу все, что имела, способны все сохранить для себя, бросая Богу лишние крупицы; возмущаясь гнусным предательством Иуды, способны продать самого достойного человека, друга и благодетеля, как только эта операция окажется выгодною. Для всех для них буква мертвящая совсем застилает собою животворящий дух, внося мертвенность и в умы, и в сердца, и в жизнь.
Говоря о фактах, относящихся к жизни святых избранников Божиих, буквоеды вносят особенно много тумана в умы и шаткости в сердца. Игнорируя животворящий дух, им непременно надо искусственно примирять часто непримиримые на самом деле противоречия буквы мертвящей; для достижения этой цели они готовы пожертвовать здравым смыслом и черное назвать белым. Они сами признают, что веруют во единого Бога, признают и то, что из всех сынов человеческих един был свят, един Господь Иисус Христос. Они убеждены, что слово святой обязывает их находить безукоризненными все их поступки, они не останавливаются ни перед какими натяжками и софизмами, лишь бы обелить то, что гнусно и по справедливости должно быть заклеймено в жизни Иакова, Моисея, Давида и Соломона, забывая, что это были не боги, а лучшие из очень грубых и дурных сынов своего века; Господь избрал их соработниками своими в деле воспитания человечества; они изрекали слова жизни, когда Дух Божий был на них[54], но оставались в то же время людьми, которые в частной жизни своей могли поддаваться влиянию окружающей среды и собственных похотей. Безусловная искренность Библии постоянно ставит перед нашими глазами яркую картину того, как Господь в слабости творил силу, как не имеет права хвалиться никакая плоть; это заставляет тех, кто из-за буквы мертвящей желает во что бы ни стало заставить хвалится плоть, и черное сделаться белее снега, с головою погрузиться в такой хаос натяжек и передержек, что все их благонамеренные виляния превращаются в совершенно бессодержательную риторику.
От буквы фактов перейдем к букве слова. Не духи бесплотные возвещали людям Откровение Божие; люди, добровольно отдавшие себя и жизнь свою на дело Божие, становились избранниками и соработниками Того, кто любит всех, кто позволяет Ему любить себя, как сказал А. С. Хомяков. Сам Господь Иисус Христос, принесший на землю полноту Откровения, чтобы научить и спасти, облекся в завесу плоти, и многие из тех, кто лично видел, слышал и осязал Его под этою буквою внешней формы, проглядели животворящий дух Света от Света Небесного. Божественное Откровение содержит в себе глаголы жизни вечной под покровом условной формы человеческого слова.
Святая Библия содержит в себе не только Божественное Откровение – слова жизни, изошедшие из уст Божиих, но и историю отношения грешного человечества к Богу, соработникам Его и делу Его. Чтобы и тут, под мертвящею буквою языка человеческого, не проглядеть животворящий дух глаголов жизни вечной[55], как под буквою завесы тела евреи проглядели столь желанного, столь долго ожидаемого Мессию-Христа, нам прежде всего надо установить, в каком смысле мы признаем Священное Писание боговдохновенным.
Неопределенность взглядов на этот вопрос и была часто источником роковых ошибок, духовных падений до уровня фанатического буквоедства, творящего кумира из мертвящей буквы слова Писания. Слово человеческое, даже и тогда, когда служит выражением абсолютной, вечной истины правды Божией, не теряет характер условной клички, значение которой изменяется и во времени, сообразно тому внутреннему содержанию, которое в нее вкладывает данное поколение, и даже одновременно, сообразно тем различным сочетаниям слов, при которых то же слово может передавать разные понятия. Слово человеческое, как порождение земной жизни, имеет условный, преходящий характер, как и все земное; в Священном Писании оно не приобретает новых свойств, не делается талисманом, не ограждает само по себе читателя от самых прискорбных ошибок.
Соработники Божии в те минуты вдохновений, когда Дух Божий был на них, не переставали и говорить, и действовать вполне сознательно; они не были одержимы духом, как сивиллы; их вдохновение не походило на одуряющий экстаз; они не подчинялись пассивно наитию, а вступали активно и сознательно в духовное единение с Духом Господа животворящего. Они были храм Божий, и дух Божий вдохновлял их, и вложили они животворящий дух в свои Писания; но слова Писания, внешняя форма принадлежит им, как людям, говорившим человеческим языком, переводя на лепет людей неизреченные глаголы духа; они говорили современникам на доступном им языке, часто применяясь к их пониманию, насколько это было возможно без ущерба для духа Писания.
Каждое слово и каждый текст Писания боговдохновенны в том смысле, что ни одно слово и ни один текст не могут быть выпущены без ущерба для понимания вечной истины правды Божией, имея разумное основание быть помещенным на страницах книги жизни, объясняя собою какую-либо существенную подробность единого стройного целого, вставляя необходимую ноту в аккорд общей гармонии; во всем Писании нет такого слова или текста, которые были бы боговдохновенны в том смысле, чтобы имели сами по себе самодовлеющее значение, могли бы передать всю суть животворящего духа Библии в отрыве от общего целого.
