- Скажи, Тервел, - провожая взглядом накрытый рогожей труп, обратился Ивар к мельнику, - а раньше уже погибал кто-то от калпов на острове?

  - Было, и не раз, - печально кивнул головой Тервел. - Дети, в основном. Обычно у Коровьего ручья, или на известняковых омутах на Аверне, иногда - на Лесном озере у истока Бросны, что течет рядом с Крейгом. Почти всегда их обнаруживали у берега изуродованными, а рядом - находили следы от копыт задом наперед и водоросли с белыми волосами.

  - Откуда они берутся, эти калпы?

  - Всегда были. От начала времен. Хотя, говорят, их можно изловить зимой, когда замерзают полыньи. Но у нас на такое никто не отваживался. Главное: когда убьешь змею, нужно обязательно отсечь ей голову и зарыть отдельно от тела. Иначе такая мертвая змея проберется под землей до ближайшей воды и превратится в калпа.

  Тервел, не прощаясь, ушел. Ивар стоял в одиночестве среди догоравших костров на пустыре, где еще недавно люди смеялись над глуповатой смертью, почти обманутой хитрым Эйтилухом. Что-то было не так, не сходилось, выпадало из стройной логичной картины. Он начал вспоминать прошедший вечер: помостки, зрителей, соломенные куклы, надетые на руки Кивриса... Ну конечно же! Руки!

  Когда они с Тервелом перекладывали тело Оверета на стол, Ивар обратил внимание на разбитые в кровь ладони молодого пастуха. Разумеется, он мог разбить их при падении, выставив вперед, после того как получил удар сзади камнем по голове. Но Ивару показалось, что запястья были раздроблены слишком сильно, как будто Оверет ударился ими, упав с большой высоты.

  К тому же, что означала записка, найденная у Эсгиса: "Встретимся на старой мельнице завтра на закате"? Кто ее написал? Оверет? Вихан? Кто-то еще? Как и где Эсгис ее получил? И зачем носил ее с собой? Слишком много вопросов - вопросов, требующих ответа.

  Ивар дождался у дверей возвращения Дайардина и Рой.

  - Зачем ты здесь? - подняв усталые глаза, спросил его Дайардин, в то время как Рой молча прошла в дом. - Завтра работы не будет. Если ты про это.

  - Нет, я хотел поговорить по поводу Эсгиса, - ответил Ивар.

  - Поговорить? О чем тут можно говорить? Тем более, в такой час?

  - Дайардин, мне кажется, во всей этой истории что-то не так. Во-первых, Эсгис утверждает, что не убивал брата.

  - А что еще он, по-твоему, должен утверждать? - махнул рукой Дайардин.

  - Есть и другое. Но пока рано об этом говорить. Мне нужно будет осмотреть тело Оверета при свете дня. Если ты не возражаешь.

   - И что ты надеешься найти?

   - Ответы. Я верно понимаю, что в ваших местах братоубийцу ждет одно наказание - смерть?

   Дайардин молча кивнул головой.

   - Есть ли кто-то, кто мог бы желать смерти Эсгиса? Может быть, из-за наследства? - продолжил Ивар.

   - Все имущество возвращается отцу, то есть мне. Стало быть, я мог желать смерти сына, - горько усмехнулся Дайардин.

   - Может быть, он ссорился с кем-то недавно, кроме брата?

   - Нет. Не было такого. По крайней мере, я про такое не слышал.

   - А кто мог написать ему записку?

   - Какую записку? - поднял взгляд Дайардин.

   - У Эсгиса нашли кусок пергамента, на нем было написано "Встретимся на старой мельнице завтра на закате". Он должен быть у Гервина.

   - Гервин ничего не сказал мне про это.

   - Забыл, наверное, или не успел. Про деньги он тоже ничего не сказал?

   - Про деньги? Нет, ничего не говорил. Наш староста вообще себе на уме, и уж тем более в таких делах.

   - У Эсгиса был с собой сверток с двенадцатью золотыми торкелями, - рассказал Ивар. - Это не те деньги, что ты посылал меня забрать у Брикрена, у Вороньей развилки?

   - Нет. Эсгис просил меня несколько дней назад дать ему в долг какую-то сумму, но я отказал.

   - Почему?

   - Наверняка он собирался потратить их на Анейру, на всякие бабские безделушки, - с досадой ответил Дайардин. - Хотя двенадцать золотых - это слишком много для безделушек, - задумался он. - На эти деньги можно купить хорошего коня. Ах ты ж дырявая голова! - вдруг хлопнул себя по лбу солевар. - Он ведь говорил мне что-то про Форалефа. Кажется, Эсгис хотел выкупить коня у Оверета. Но, видимо, не успел.

   - То есть Эсгис собирается выкупить Форалефа у Оверета, - задумчиво начал выстраивать цепочку событий Ивар. - Просит денег у тебя, получает отказ, затем обращается к Киврису, упоминает при этом, что деньги ему понадобятся дня через три. Однако через два дня Оверет приносит в жертву Форалефа. Но Эсгис все равно зачем-то занимает двенадцать золотых у Кивриса. Зачем?

   - Об этом лучше спросить самого Кивриса, - резонно заметил Дайардин. - Как и то, занимал ли вообще у него деньги мой сын.

  В проеме двери показалось взволнованное лицо Рой.

  - Разреши ему делать то, что он просит! - с мольбой в голосе обратилась она к мужу. - Я чувствую, этот юноша должен сказать свое слово в нашей судьбе. Я слышала ваш разговор, - Рой повернулась к Ивару: - Эсгис не мог этого сделать. Я знаю своего мальчика: у него доброе сердце. Он никогда бы не поднял руку на брата. Однажды, когда Эсгис был совсем маленьким, что-то случилось с собакой кузнеца Кулана: она запрыгнула к нам в огород и принялась носиться по нему кругами. Тогда Эсгис, чтобы защитить младших братьев, схватил палку и начал лупить ею пса, пока тот не убежал. А когда маленького Оверета укусила дикая пчела, и он начал отекать и задыхаться, Эсгис нес его до дома на руках несколько миль...

  Но Ивар почти не слышал того, что говорила ему Рой. Фибула, скреплявшая шерстяной платок на ее плечах, расстегнулась, и Ивар увидел на шее женщины серебристый кулон в форме двух пересекающихся пирамид. Кулон буквально приковал к себе взгляд Ивара. Не отрываясь, смотрел он на остроконечный амулет с начертанными на нем черными знаками - пока не почувствовал, как начала нарастать звенящая боль в левом виске.