Литмир - Электронная Библиотека

  Вскоре, Леша сидел, с намыленной физиономией, дома перед зеркалом, и брился. Бритва нещадно драла, особенно, по подбородку. Он порезался, вернее, содрал прыщик, и выступила кровь. Но он чувствовал себя мужчиной, и некоторое время был доволен собой.

  После бритья, оказалось, что делать больше нечего. Это ощущение было новым, и насторожило Лешу. Ведь раньше, когда ему случалось ничего не делать, то это было по чьей то вине. Либо в праздник, когда все ничего не делали, либо на уроках, где ничего нельзя делать, либо ему мешали всякими делами. Но тогда он знал, что, как только можно будет - он тут же отдастся любимым занятиям. Таких, у него было несколько. Во первых, он любил футбол, и мог самозабвенно, до упаду гонять мяч во дворе. Отдыхающим считал он себя, и просто болтаясь в дворовой компании. Любил он, кроме кино, конечно, и почитать, мог иногда просидеть целый вечер с книгой.

  Сейчас же ему самому ничего не хотелось. Но не сидеть же, сложа руки, и он вышел во двор.

  Двор встретил его порывами холодного ветра и предвечерними сумерками. Пусто, людей почти не было, так - отдельные прохожие, спешащие домой. Немало окон соседнего дома, да и его - тоже, были уже освещенными. Леша, было, двинулся по-привычному маршруту к кинотеатру, а потом ощутил, что не хочет, сейчас, кино. Он вспомнил, что Инна говорила, что завтра уезжает, собирается навестить своего студента. А может, еще и не уехала, и Леша решил пройтись по Инниной улице. Частный сектор встретил его заборами вдоль пустой улицы и ветром, в порывах которого периодически улавливался специфический запах печного дымка. Заборы у всех разные - кто во что горазд. Леша, не торопясь, пошел мимо Наташиного дома. На дворе одноэтажного дома ни кого не было; в одном окне, завешенным фиолетовыми шторами, горел свет. Соседний дом встретил его лаем собаки, которую не видно было из-за сплошного забора. Леша ускорил шаг и остановился возле дома Инны. Знакомая веранда, молча и, почему-то, укоризненно встретила его темным большим окном и запертыми дверями. В доме окна тоже были темными. "Может, даже, хорошо, что она уехала",- пришло к Леше некое чувство облегчения, вместе с мыслью : "Что я тут делаю". Он, решительно, сунул руки в карманы и пошел прочь. По дороге чувство облегчения, вновь, его покинуло, и стали одолевать смутные сомнения, которые он не мог сформулировать. Пришла в голову песенка знакомого пацана, которую он тренькал на гитаре:

   " Сомненья властвуют над нами... Попробуй, разбери, пойми- то люди кажутся блядями, то бляди кажутся людьми...".

  Дома его встретил мать:

  - Хорошо, что пришел. Я ужин, как-раз, приготовила.

  -...

  - Что, такой унылый? Мой руки.

  - Все нормально, - только и смог сказать он в ответ.

  Каникулы закончились. Школа, игнорируя его желания, вновь принудительно взялась поучать его своим наукам, которые к его жизни имели лишь косвенное отношение. Вернее, школьные программы забивали его голову, в основном, тем, чем им надо, а не тем, что ему хотелось бы. Он уже почти и не надеялся найти в преподаваемых догмах ответы на главные вопросы, смутно стоящие перед его "Я". В школе до сих пор воспитывали "строителей коммунизма", а всем было " до лампочки". Школьная жизнь шла своим чередом. Девочки писали записочки. Однажды и ему пришел листик, с объяснениями в любви, от одноклассницы Галины Г., которая, между прочим, всегда на отлично писала школьные сочинения. Он же больше отличался по математике. Как реагировать он не знал, просто проигнорировал, и все. У пацанов были свои собственные интересы. Потекли дни, не несущие почти ничего нового. Просто функционирование - и все. Человека учат быть функционером, а не творцом.

  Свои мнения и сомнения Леша пытался найти в литературе. В библиотеке ему попалась книга Хемингуэя " Прощай оружие". Повезло, она тогда пользовалась спросом, и на полках не задерживалась. Описанная там заграничная жизнь захватила его своей необычной свободой и загадочностью. Но не это было главное. Главным был сам Хемингуэй, открыто, честно и правдиво описывал то, что волновало в ту пору Алексея. Ему по душе было читать, как описывал автор, через чувства своих героев, свои отношения с женщинами. Как перед собственными глазами, видел Леша, и спину солдата перед боем, точно описанную Хемингуэем. Многое не оставляло равнодушным, и наводило на размышление.

  А вот " Старик и море", как-то, не зашло. Лешу больше интересовали интимные вопросы.

  Незаметно прошла зима, и наступила слякотная весна. Про Инну он, почти, не думал. Вернее, не совсем - она просто переместилась куда-то на периферию его сознания. И вот, однажды: он увидел её на остановке автобуса. Она стояла к нему спиной, и была не одна, похоже, с мужем. Леша не стал подходить, у него только ёкнуло сердце, и он не смог отвести взгляда. Тут подошел автобус, очкастый муж взял её под локоть, и она неожиданно обернулась. Через мгновение она узнала Лешу, и чертова улыбка изобразилась на её лице. Но муж, слегка, подтолкнул её, и они скрылись в закрывающихся дверях автобуса.

  Наступивший праздник 1го Мая стал, для Леши, неожиданно особенным, он не забудет его никогда. Не потому, что наступало тепло, светило солнце и радовали глаз зелень деревьев и кустарников; да и приятно было смотреть, как трепещут красным цветом на свежем ветру флаги, которыми украшались административные здания города. Тогда устраивали демонстрации, и народ гулял. Все это было привычно. Нежданным было то, что он встретил её. Это было уже под вечер, когда слегка утомленные праздничными демонстрациями, и последующими гостевыми или домашними возлияниями, люди, по возможностям - кто-как, выходили проветриться. Играла музыка. Возле Дворца культуры, на огороженной сеткой площадке, была бесплатная дискотека. Леша стоял рядом с входом и через сетку смотрел на танцующих. Знакомых не было видно.

  И тут, неожиданно, услышал : " Привет!". Это была Инна, не одна - с компанией. Её улыбка, прямо, ввела его в ступор, он сразу не смог ничего ответить.

  - Что стоишь? Как дела?

  -Ничего... себе! Привет! А ты, что тут делаешь?

  -Да, вот: к маме на выходные приехали. Это мои соседи,- она слегка кивнула в сторону мужчины, лет тридцати, прилично выпившего, и, тоже под хмельком, дородной женщины.

5
{"b":"710642","o":1}