Редко ребята мелькали в соцсетях или на Ютубе. Тимур, барабанщик, в своем Инстаграме выкладывал видео из-за кулис или с репетиций, реже - кадры пьяных вечеринок в автобусе. Незнакомые лица, окутанные серым дымом, пустые бутылки и пачки сигарет, надкусанные яблоки и коробки из под печенья. Новая, другая жизнь.
В выпускном классе Аня попробовала себя в роли модели для фотосьемки, весьма удачно. Подстригла волосы и перекрасила их в яркий, огненно-рыжий цвет, который, надо признать, очень ей шел. В ее гардеробе появилось много коротких юбок, а в окружении много парней. Мы все еще здоровались, и даже иногда болтали через забор, но я больше не могла разглядеть за этой красивой, ухоженной девушкой ту Аню, с которой мы лопали варенье из банки и красили ногти разноцветными фломастерами.
Выпускной год промелькнул слишком быстро. Закончив школу она, как и хотела, поступила в университет в Германии. Когда пришло подтверждение, Аня прислала мне сообщение, содержащее слишком много заглавных букв и восклицательных знаков.
– Да!!! Я сделала это! Я поступила! - кричала Аня из окна своей спальни, размахивая руками с зажатым в ладони конвертом.
На ее лице цвела счастливая, искрящаяся улыбка неподдельного восторга. В это миг нам снова было девять и наша дружба была крепче стали и жарче огня. И я снова искренне радовалась ее успехам, как это было всегда.
Днем позже Никита прислал нам сообщение - их песню впервые поставили на радио, и мы слушали, устроившись каждая на своем подоконнике и врубив колонку на максимум. Две девушки, парень с мечтой и его голос. То, что нас всегда обьединяло и разделяло одновременно.
В августе Аня упаковала чемодан и укатила в свою новую, полную волнений и предвкушений жизнь. Где Никита я имела очень смутное представление по обрывкам сведений из соцсетей.
Мы разбрелись по свету, каждый в поисках своего пути. И вроде все хорошо, но в итоге мы проиграли. Потому что в начале нас было трое, а теперь нас нет.
И я все еще плыла по течению, когда, три месяца спустя, Аня в своем Инстаграмме выставила фотографию, где они с Никитой, вместе. До омерзения счастливые.
8.
Сквозь белую пелену снега я наблюдала, как тетя Марна разгружает машину. Свет от стоп-огней красными лужами разливался по белому морю, в которое превратилась подъездная дорога. Она вытащила нагруженные продуктами сумки, неловко перехватила их одной рукой и, заперев машину, пошла к воротам. Было заметно, как она прихрамывает, осторожно переставляя ноги, в громоздких сапогах, по сугробам. Александр был дома - я знала это потому, что окно гостиной весь день было подсвечено экраном включенного телевизора, но подъездная дорожа скрылась под белым пологом, а свет над крыльцом не горел. Телемарафон «Охоты и рыбалки» сам себя не посмотрит…
Когда женщина споткнулась, едва не упав, я отвернулась и в очередной раз почувствовав укол стыда. В детстве я закрывала глаза и верила, что монстр из шкафа меня не найдет, если я его не вижу. Стыдно, что я все еще закрываю глаза.
Мне не довелось увидеть на Никитиной коже следы строгих мер воспитания его отчима. А после случая с битой и машиной, видеть было нечего. И если он все реже бывал у себя дома, предпочитая любую другую компанию и обстановку, то тетя Марина скрывалась за непроницаемыми стенами своего дома гораздо чаще.
На самом деле, я даже не замечала этого, пока мама вскользь не упомянула. Это случилось прошлой весной. Мама стояла у раковины - руки в розовых перчатках по локоть в мыльной воде, тарелки глухо гремят. Рутинная работа, которую она выполняла изо дня в день, бездумно и механически. Пенни за твои мысли4, всегда думалось мне. Не зря же королева детектива сочиняла свои великие произведения именно за этим занятием5.
– Давно ее не было видно.
– Ммм…? - я была занята кроссвордом и мама выдернула меня из воспоминаний об уроках биологии. – Кого?
– Марину. Сейчас вот увидела, как она выкатывает мусорный контейнер, и поняла. - я удивленно смотрела на маму: ее взгляд потяжелел, глубокая морщинка прорезала гладкий лоб. – Второй день льет, как из ведра, а на ней солнечные очки. Опять.
Я промолчала. Что я могла ответить? Мы все знали причину свитеров с высоким горлом и кофт с длинными рукавами в летнюю жару, как и наличие солнечных очков в темную или пасмурную погоду. МЫ. ВСЕ. ВСЁ. ЗНАЛИ.
Потеряв работу, Александр пытался торговать рыболовными снастями по интернету, потом пробовал подрабатывать курьером и таксистом, но все больше оставался дома, в компании телевизора и банки пива, врастая в старый диван и покрываясь щетиной и жирными складками. Хмурый мужик, с мешками под глазами и в застиранной футболке, словно злая карикатура на Гомера Симпсона6, с нетерпимым нравом и тяжелыми руками. Время сделало его только хуже.
Сад зарос, водостоки не чистили от старой листвы уже несколько лет, краска на заборе в некоторых местах облупилась, а калитка протяжно скрипела и щелкала, под порывами ветра. Некогда теплый, уютный дом постепенно превращался во вместилище теней и призраков.
Хлопок закрываемой двери в ватной тишине вечера прозвучал слишком резко, выдернув меня из воспоминаний, и я вновь посмотрела на дом через улицу. Над крыльцом вспыхнул свет, лампочка пару раз мигнула, но все же осталась гореть. Снег уже укрывал машину белым.
Ночью обещали бурю.
9.
Я все еще сидела на подоконнике, когда ко мне в комнату заглянула Лена, моя двоюродная сестра. Сегодня вечер кино и мороженного. В последние несколько лет мы стали гораздо ближе, и я этому искренне рада. Лена хороший друг, верный. И с ней легко.
Перед глазами цветными фантиками мелькают фотографии Аниного Инстаграмма. Я в пижамных штанах и растянутом свитере, в то время, как Аня хохочет в немом стоп-кадре под, покрытой чернилами, рукой знакомого нам мальчишки. Я шумно выдохнула и потерла грудь в области сердца, в том месте, где последние несколько месяцев медленно стягивался тугой, горький узел. Я знаю, что не стоит этого делать, и все же скольжу пальцем по экрану дальше. Просто отписаться от обоих казалось мне крайне невежливо. Поэтому, я не придумала ничего лучше, чем удалить свой аккаунт в Инстаграмме, и теперь подглядывала за ними с телефона двоюродной сестры. Да, я трусиха, принято к сведенью.
– Ты ведешь себя глупо. Завязывай, - грубовато произнесла Лена, поставив фильм на паузу. – Твои детские стенания нафиг никому не нужны.
– Вот спасибо! - проворчала я, пристыженная, и вернула ей телефон.
– Слушай, - она развернулась ко мне лицом, и я больше не видела стремительного танца снежинок за окном. Когда Лена говорит, лучше слушать, а то и затрещину можно схлопотать. – Все это уже на грани абсурда. Либо позвони ему, либо угомонись и живи дальше.
– Я в порядке.
– Это ты маме своей будешь рассказывать! Тебе самой от себя не тошно? - узел в груди стягивался все сильней, но я молчала. – Господи, вы не уникальны! Вы просто две девчонки, которым довелось жить по соседству, и втюрится в одного и того же парня. Приторная банальщина!
Лена потерла лицо и сделала судорожный вдох. Когда злится, она становится похожей на маленького сердитого гнома, но я все равно люблю ее. Моя двоюродная сестра привыкла говорить правду как она есть, в лицо, не особо выбирая выражения. В этом есть своё очарование, как ни странно.
Глаза жгло, но я продолжала смотреть в точку за ее спиной, сдерживаясь из последних сил.
– Ни в кого я не втюрилась, - тихо возразила я. Совсем не убедительно.
– Еще как втюрилась, - невозмутимо возразила она. – И пусть. Не в нем дело. Дело в тебе - друзья с пеленок, косички-фенечки, мир-дружба-жвачка. Вы были обречены на этот бред с самого начала. Но вы разные, самостоятельные люди, а не одно целое. Они оба уехал. У каждого своя жизнь. Точка. Ты хоть знаешь кто ты? - Лена дернула меня за руку, потому что я продолжала смотреть мимо нее. – Что тебе нравится, кем ты хочешь стать, какие макароны ты любишь, а какие картины ненавидишь? Зачем ты, блин, встаешь каждое утро с кровати? Коптить небо?
