Я встречаюсь с Фрэнком на ступенях обсерватории седьмого августа. Стоит жаркий день, и Лос-Анджелес купается в солнечных лучах. Воды Тихого океана вдали так неподвижны, что похожи на огромное зеркало. Фрэнк, пока говорит, раскуривает старомодную трубку и смотрит на город под нами. Десять лет назад нашему взору предстал бы типичный переполненный мегаполис: машины, раскаляющиеся под лучами летнего солнца и медленно, дюйм за дюймом ползущие от одного перекрёстка к другому; тротуары, заполненные людьми; небеса, гудящие от самолётов, вертолётов и дронов; дымка смога. За два месяца до открытия Импульса на трассе I-405 случилась пробка длительностью в рекордные три дня.

Теперь город молчит.

Всего несколько машин проезжают по улицам. Большинство жителей теперь перемещаются на велосипедах. Когда население города сократилось до одной четвёртой от своего прежнего числа, большую часть городских территорий поглотила природа – а природа всегда забирает ровно столько, сколько может взять. Река Лос-Анджелес, несколько лет назад представлявшая собой всего лишь узкую канаву в бетонных берегах, теперь разлилась бурным потоком. На крышах домов выросли пальмы. В заброшенных офисных зданиях на Саут-Гранд авеню гнездятся стаи птиц численностью до нескольких тысяч особей.

Далия пришла ко мне на следующее утро после обнаружения Импульса.

Она как будто не спала всю ночь – и, разумеется, так оно и было. Я уже привык видеть Далию такой взбудораженной. Её страстная натура проявлялась во всём, в том числе и в преподавании: в первые месяцы после открытия Импульса ко мне приходили многие её студенты, чтобы рассказать, как сильно Далия изменила их жизни. Это было ещё до того, как всё произошло. Вознесение не обошло меня стороной: я потерял жену, дочь и шурина.

Я знаю, что есть и другие – те, кто потерял столько же, сколько и я, или даже больше. Долгое время – теперь я наконец могу в этом признаться – я винил в случившемся Далию. Я знаю, как это звучит. Она вроде национального героя глобальных масштабов. Но до того как информация о других сигналах вышла наружу, я винил Далию в том, что она обрушила на нас это бедствие. Что-то вроде инопланетной Пандоры, только вместо одного кувшина[18] она открыла нам целую Вселенную.

Хотя значительную часть своей жизни я провёл, глядя в небо, я никогда не питал особых надежд на то, что однажды мы откроем что-то по-настоящему важное, кроме новых звёзд и новых астрономических явлений. Я никогда не верил в существование других разумных цивилизаций где-то там, за пределами нашей планеты. На мой взгляд, мы всегда были одни. Случайное чудо в пустоте космоса.

А самое смешное здесь то, о чём сейчас все так боятся говорить, потому что этот вариант всё ещё может оказаться правдой. После Вознесения, после Финала мы, выжившие, остались здесь в полном одиночестве…

Фрэнк замолкает на некоторое время, выдыхая клубы дыма, и смотрит на океан вдали. Через несколько секунд он прочищает горло и продолжает.

Когда Далия показала мне распечатки с данными сигнала, я поначалу растерялся. Она сказала:

– Всё это время мы использовали гравитационное линзирование[19] и ничего не находили. Но когда я откалибровала телескопы на поиск радиоизлучения, мы нашли вот это.

Вот только я напрочь не видел того, что видела в этих данных она.

– Это Импульс, – сказала она, указывая на несколько строчек Кода. – Не как в Гран-Сассо[20] или Миннесоте[21], Фрэнк. Этот сигнал – не от фонового шума и не отражение от какого-то земного источника.

Затем она наклонилась вперёд и подчеркнула:

– Этот сигнал – настоящий.

Настоящий.

Я спросил её, слышала ли она об инциденте Мартина Кейна.

Она отрицательно мотнула головой.

Я сказал:

– Конечно, нет. Никто о нём не слышал. Он был студентом третьего курса аспирантуры в Массачусетском технологическом институте, когда наткнулся на якобы инопланетный сигнал. Подготовил об этом целую статью. У нас ушло четыре года, чтобы понять, что он просто совершил ошибку в расчётах. Сейчас он выступает с лекциями о том, что большинство президентов после Никсона – тайные рептилоиды[22].

Далия ответила:

– Это не какая-то безумная теория заговора. Это подтверждённая информация.

Я напомнил ей, что, как она сама мне только что призналась, она поменяла калибровку телескопов. Что, по её словам, она их «подправила».

Я сказал ей, что не нужно относиться к этому как к вызову.

Я сказал, что дал ей возможность наконец-то заняться каким-нибудь другим проектом, а вместо этого она пришла ко мне с этим странным кодом, якобы посланием от инопланетного разума. Тогда она, как и ожидалось, потеряла терпение и в возмущении покинула мой кабинет.

На что я, в общем-то, и рассчитывал.

Фрэнк снова делает паузу. Видно, что он готовится сделать какое-то большое признание, так что я терпеливо жду: я не хочу на него давить, пусть он как следует сформулирует мысль. До меня несколько репортёров уже расспрашивали Фрэнка о Далии Митчелл, об открытии Импульса и о последовавших за этим событиях. Фрэнку явно некомфортно говорить об этом.

Когда Далия ушла, я взял данные, которые она оставила, и сделал несколько звонков.

Я говорю вам об этом сейчас, потому что… ну, потому что всё это и так уже чересчур затянулось. Я слишком много лет хранил эту информацию в тайне.

Я взял данные, полученные из сигнала Импульса, и послал их моему контакту в Национальном агентстве геопространственной разведки. Вы, наверное, никогда о них не слышали, и, если честно, я не уверен, что в этом отделе сейчас хоть кто-нибудь ещё числится, но в то время задачей этих ребят было собирать все геопространственные данные: анализировать все земные сигналы, как искусственные, так и естественные. Их работа противоположна нашей (они смотрят вниз, мы смотрим вверх), но у нас с ними много общих инструментов и технологий. Мой контакт, впрочем, занят был не геопространственной информацией. Это было всего лишь прикрытием.

Я до сих пор не знаю его настоящего имени, хотя познакомились мы ещё в 2021 году.

И до сих пор не знаю настоящее название его агентства. Он из тех, кто приходит из ниоткуда, буквально из тени, и вновь бесследно исчезает. Он сказал, что его зовут Саймон Григ. Он подошёл ко мне на конференции в обсерватории Каподимонте в Неаполе[23]. Сказал, что читал некоторые мои работы – в частности, мою статью о том, как пульсары влияют на гравитационные волны. Мы немного обсудили астрономию и пожаловались друг другу насчёт того, как сложно получить финансирование на научные проекты. Затем он предложил позвонить ему, когда я в следующий раз буду в Вашингтоне, дал свою визитку. В общем, всё выглядело довольно официально.

Когда двенадцать или тринадцать месяцев спустя я обнаружил его визитку в ящике своего стола, мне стало любопытно. Я поискал информацию по этому Саймону, и всё вроде бы сходилось с его словами: работает на правительство, эксперт в геостационарных спутниковых изображениях, раньше работал на Национальное управление океанических и атмосферных исследований и в других подобных агентствах. Согласно найденному в Сети, у него была жена, две дочери, и жили они в Рестоне, штат Вирджиния. Разумеется, позже оказалось, что всё это было ложью.

Ещё три месяца спустя я был в Вашингтоне по делам и решил позвонить Саймону. Мы встретились с ним в вегетарианском ресторане (по моему выбору), и он сказал мне, что участвует в одном проекте, который я наверняка сочту интригующим. По всей видимости, в правительстве существуют особые подразделения, о которых я никогда прежде не слышал; их задачей является изучение сигналов, чьи источники находятся за пределами нашей галактики.