– А как провести оценку?
– Отнести в ломбард, который осуществляет, – Вера вынула бумажку и стала читать, – «кредитование движимых вещей под залог на возвратной и возмездной основе».
– Как это на человеческом языке?
– В залоговой квитанции будет указана примерная стоимость. Во-первых, за оценку не надо платить, во-вторых, ломбарды слабо контролируются. Фамилия ни в каких отчётах не мелькает. Только по запросу суда. Дамы на лето сдают в ломбард свои шубы, чтобы сохранить меха в хорошем холодильнике. Стоимость заклада мизерная. Возврат вещей гарантирован.
– Хорошая идея. Оценили. Но дальше – дарственная. Это другой разговор. Как её оформляют?
– Название говорит само за себя. Документ должен содержать все реквизиты дарительницы и основания для такого действия. Можно и без оснований, но лучше сослаться на эмоции.
– Кто за это платит?
– За нотариальные действия пусть платит музей. Нельзя же всё на халяву. И рыбку съесть…
– Расцелуют благодетельницу за настоящие вещи.
– Как пить дать. И напишут, что это из житомирского месторождения. Месяца через два можно сделать подарок другому маленькому музею. Скажем, пару крестиков из слоновой кости и чётки. Для молвы двух музеев достаточно.
– Да. Будут трезвонить. И все растратить? Какой смысл?
– Не гоните картину. Не всё. Очень мало. Хорошо бы добавить и третий камешек в музейный огород. Кстати, слоновая кость не очень ходовой товар. В ней мало кто понимает. К такому материалу в Советском Союзе не привыкли.
– Да, это не Китай.
– И не Византия. А вещицы – всего только затравка.
При слове «затравка» советы «специалистов» вдруг стали проясняться. Тогда я ещё не был в Бразилии и думать не мог, что когда-нибудь буду. Но кое-что знал. А именно то, как переправляют стадо быков через реку, которая кишит пираньями. Если к ним попадает животное или человек даже с небольшой ранкой, эти рыбёшки с загнутыми кзади зубами набрасываются и буквально вырывают из жертвы куски мяса. На фазендах знают, как этого избежать. Сначала в реку загоняют слегка пораненного слабого быка, рыбьё мгновенно чует кровь и устремляется к её источнику. За какие-нибудь полчаса от быка остаются только кости, но стадо благополучно переходит реку чуть повыше места жертвоприношения. Там нет крови, а пираньи заняты несчастным быком. Я спросил:
– Вы имеете в виду отвлекающий манёвр?
– Именно. Музейному и городскому начальству ни к чему интересоваться, откуда сверкалки и где родилась их хозяйка. Дарёному коню в зубы не смотрят. Впрочем, скорее всего, смотрят, но украдкой, и тихо помалкивают. Для них важно заполучить завидный экспонат. Тем временем дарительница получает на руки копии дарственных и излияния благодарности. Чуть что, ткнёт в нос любопытному и завистливому. Хорошо бы ещё заметку в районной газете, и образ благородной дурочки будет сконструирован.
– Потрясающая подстраховка. Без юридического зонтика – ни шагу. Сразу вижу газетный заготовок «Благородный поступок».
Вера пригрозила мне пальцем и заметила:
– Благородно поступил – старушке место уступил. Слишком потрёпанно. Даже юные пионеры на этом давно оттоптались.
– Согласен. Но после дарения можно без боязни продать несколько колец в скупке.
– Можно и нужно. Лучше в разных скупках. Общей базы данных не существует. И, разумеется, без камней. Оценка производится только по металлу. Работа тоже не учитывается.
– Грабёж среди бела дня.
– Налицо. А ещё других обвиняют. Двойные стандарты, как у нас любят вещать об Америке.
Подумала и продолжила:
– Дальше постепенно заделаться посетительницей выставок прикладного искусства с рекламой на собственных пальцах. Как говорится, браслетами и кольцами звеня.
– Этакое антикварное дефиле.
– Да, потолкаться среди членов секции ювелирного дела Союза художников. Народ ушлый.
– Даму нужно прилично одеть.
Вера щелкнула пальцами.
– Костюм джерси с лиловой полоской. Не броско, но богато. Оставьте это дело мне.
Я пошутил:
– Но вы одеваетесь куда скромнее. Без лиловых полосок.
– Я не богачка и не Мурка.
– И то верно.
И продолжил рекламную идею:
– Моно-дефиле на прикладной выставке это гениально. Ни к кому обращаться не надо.
– Члены секции сами потянутся на блеск, как гончие на запах. Подойдут, извинятся, попросят взглянуть на работу. Отчего не дать взглянуть?
– А Екатерина Никитична может покуражиться – покуражиться, а потом попросить совета, куда стоит обратиться за реставрацией.
– А коли есть что реставрировать, то станет ясно, что на пальцах ещё далеко не все экспонаты.
Тут мы перешли к конкретным планам. Я предложил:
– На первые деньги снимете ей квартиру.
– Да, в хорошем доме с охраной в подъезде. Где-нибудь на Кутузовском проспекте. Двухкомнатную квартиру в высотке. Там весь московский свет. Ни один бандит не полезет. У меня хорошая информация.
– Кто бы сомневался.
– И наймём домработницу. Хорошо бы с мужем-амбалом, чтобы отвадить гада-правнучка. Потом потихоньку продавать, как бы выдавая самой себе зарплату. Скромные покупатели найдутся.
– На камешек, на другой…
– Да, так вернее. Кстати, об уникальных вещах. Музейную вещь не продашь. Её везде выследят. Никто не захочет связываться с заведомой обузой.
– То есть для лучших вещей нет выхода?
– Есть. Такой, например, вариант. Хорошо бы, если кто-нибудь из её новых знакомых по секции ювелиров случайно обронил в разговоре с музейщиками, что есть, мол, известная дарительница, которая с чем не расстанется, так это с композицией курочки с цыплятами эпохи рококо и с табакерками. Датированные вещи с хорошим провенансом. Музейщики, как рыбаки, – расставляют сети среди вдов и старых дев.
– Потрясающе! Вы, кажется, всё продумали.
– Почти. И пусть музею удастся уговорить упрямую старушку продать будущий выигрышный экспонат. У больших музеев есть госфонды для закупок. Нужно настоять на том, чтобы договор купли-продажи был обязательно оформлен в известной нотариальной конторе. Оплату нужно провести через сберкассу. Сделка с высоковольтным учреждением гарантирует от всяких поползновений правнука оспорить купчую. Это если ему посоветуют объявить себя наследником по представительству. Хотя маловероятно.
– Он просто дворовый дурак. Не с вами тягаться.
– Да уж. Какое там представительство с грязной шеей.
– Всё понял. Если за спиной будет стоять большой музей, наследство становится прозрачным для всяких там органов.
– Деньги станут чистенькими и никаких придирок.
– Вера, ваша компетентность неисчерпаема.
– Спасибо за комплимент. Нотариат – моё хобби. Стараемся. Следуем правилу Ломоносова, «если где что убавится, то в другом месте прибавится».
– Я так понимаю, что вас больше интересует, откуда прибавится.
– Каждому по вкусу. И надобности разумеется.
– Да, важный вопрос – где до этого хранить запасник. Чтобы не убавилось, как вы выражаетесь.
Вера встрепенулась:
– Вот этого я и знать не хочу. Иначе чуть-что, беды не оберёшься. Всё на тебя свалят. Повар пеночку слизал, да на кисоньку сказал. Киску били-колотили… Но по нашей схеме запасник быстро закроется. Всё окажется в сберкассах и в облигациях «золотого» займа, кроме двух-трёх серьёзных вещей на руках. На случай денежной реформы. Знаем, плавали.
– Вы правы. Спасибо. Кстати, у меня нашлась бывшая медсестра, которая согласилась присматривать за Екатериной Никитичной.
– А у меня член коллектива, который присмотрит за правнуком, чтобы эта сопля морская на пятьдесят метров не приближалась к богатой родственнице.
– Как вы это сделаете?
– Если полезет, то получит ногой в пах, полежит, чтобы было время подумать, и успокоится. Таким ухарям только старух обирать.
Эти соображения я изложил Екатерине Никитичне. Подумала и спросила только:
– А вам не кажется, что мы романтизируем преступное сообщество?
– Мой жизненный опыт показывает, что если поклянутся, то с ними иметь дело надёжнее, чем вязаться с наглыми следователями и так называемыми народными судьями.