— Нила, — слышится на сей раз его мягкий и обеспокоенный голос, но я его сразу же перебиваю.

— Я сейчас. Дай мне пару минут, — утирая, кажись, нескончаемые слёзы с раскрасневшихся щёк, я прошу его и сбегаю в другую комнату, дабы скрыть от него свои рыдания. Оказавшись на кухне, я подхожу к раковине и умываюсь холодной водой, дабы унять истерику. Но вода мне не помогает. Я просто склоняюсь над столешницей и беззвучно плачу. Так и знала, что заглушать боль алкоголем не лучшая идея. Ведь вот она я — пьяная до невозможности реву на кухне, вместо того чтобы разрешить наши с Кином недомолвки и обиды.

— Вот поэтому я тебе всегда говорил давать волю чувствам и не держать всё в себе. Вечно ты избегаешь эту боль, а потом у тебя истерики и слёзы, из-за которых ты чудом ещё не повесилась, — нравоучительным тоном говорит мне Александр, после чего крепко прижимает меня к себе в попытке успокоить. Он ласково гладит меня по спине и голове до тех пор, пока я не нахожу в себе силы унять рыданья и прекратить думать лишь о плохом. — Кто тебя надоумил, что мы разного с тобой уровня люди? С чего ты это взяла? Откуда у тебя эти мысли? — он, беря моё лицо в ладони, поднимает на себя мой взгляд и заставляем меня ответить на вопрос.

— Потому что я ужасный и недостойный тебя человек, — я честно ему отвечаю, при этому будучи больше не в состоянии сдержать очередную истерику. — Всё это время я вела себя, как дерьмо. И мне очень, очень жаль, что я была такой. Прости меня. Пожалуйста. Я не хочу расставаться.

— Нила, — он с тяжёлым вздохом произносит моё имя, потому я понимаю, что сегодняшний день станет последним для нас. Он меня не простит… Из-за неудержимого рыдания моя голова начинает раскалываться, а слёзы застилают глаза так, что я не в состоянии увидеть что-либо перед собой. Я лишь сильнее к нему прижимаюсь, ибо это может стать последним днём, когда он ко мне прикасается.

— Пожалуйста, не бросай меня, — рыдая, я жалостливо прошу его. Что угодно, но только не это. Пусть наорёт на меня, пусть ударит. Что угодно, но только не это. — Умоляю, не бросай.

— Да не собираюсь я тебя бросить, мелкая, — он с лёгкой улыбкой говорит, когда берёт меня за подбородок и приподнимает моё лицо, заглядывая при этом мне в глаза. — Пожалуйста, прекращай плакать и… — он пытается унять мои рыданья, как вдруг странно морщит нос, будто принюхиваясь. — Ты что, пьяная? — по всей видимости, запах алкоголя уже стал перегаром, иначе он так быстро его не уловил и не округлил бы глаза.

— Это всё Дженнифер виновата. Она напоила меня. Я не виновата, — я по-детски начинаю перед ним оправдываться, шмыгая при этом носом и утирая рукой слезы с лица.

— Какая Дженнифер? — он с читаемым замешательством в глазах у меня спрашивает.

— Сука Дженнифер со школы.

— Чего?

Трудно объяснить Кингу, что же, чёрт возьми, произошло с самого начала, когда ты пьяна и эмоционально истощена. Но его настаивающий на точных разъяснениях взгляд не оставляет мне иного выбора, кроме как рассказать ему, как вечером этого дня на пороге моего дома объявились три девушки, одна из которых оказалась беременной. После долгого неверия и шока Александра я продолжаю объяснять то, как так получилось, что я оказалась в ночном клубе, в котором вместе с Дженнифер напилась до беспамятства. И за время нашей долгой беседы мне с каждым словом становится легче. На время мне кажется, будто мы, как и раньше, просто что-то несущественное обсуждаем прогуливаясь по городу, или же валяясь на кровати у кого-то из нас дома. Будто не было никаких недомолвок, никакой обиды, никакого разрыва. И когда мой рассказ подходит к концу, мы находимся уже не на кухне, а в гостиной на диване. Кинг осмысляет только что услышанное, а именно известие о беременности Бонни, которое его так изумляет, а я вглядываюсь в его изменившиеся за это время не в лучшую сторону черты лица. Укор совести больно бьёт меня по груди, ибо одного взгляда на парня достаточно, дабы понять, что что-то серьёзное произошло с ним. И я наконец задаю ему вопрос, который должна была задать ему ещё в конце апреля, когда впервые заметила перемены в его поведении.

— Что случилось с твоим отцом тогда? Он сильно отличался от образа, который мне все описывали.

— Героин, — он признаётся мне, после недолгого колебания. — Он по уши влюбился в какую-то шлюху, которая сперва подсадила его на иглу, а потом развела на большие деньги. Если бы не моя мать, я бы жил сейчас на улицу, потому что он продал эту квартиру за долги. Сейчас его поместили в реабилитационную клинику, но слишком поздно, потому что он и пара уродов, которые воспользовались его состоянием, почти что обанкротили компанию. Я вот уже как третий месяц пытаюсь хоть что-то с этим сделать, но ни опыта, ни знаний у меня нет. В следующий четверг будет крупная сделка, от которой всё зависит. Если сорвётся, то компании больше не будет, — он тяжело вздыхает, а я поджимаю губы из-за злости на саму себя. Будь у меня какие-то сложности, Кинг немедля бы сделал всё возможное, дабы мне помочь, а я даже спрашивать о его проблемах не стала.

— У Ричарда сейчас отпуск. Он может тебе помочь, — я предлагаю, но он тут же отказывается от подобного предложения, говоря, что проблема слишком большая, чтобы отнимать почти всё время Ричарда, который сейчас отдыхает. Но я делаю лишь вид, что соглашаюсь с ним. Как только он пойдёт спать, сразу же позвоню Ричарду и попрошу его помочь Александру. Надеюсь, он сможет оказать ему хотя бы финансовую поддержку.

— Всё будет нормально. В крайнем случае, попрошу помощи у матери, — он мне улыбается, но натянуто, что значит лишь одно — он пытается убедить меня в отсутствии реальной и серьёзной проблемы. Значит, от спасения компании слишком многое зависит…

— Когда ты последний раз спал? — я спрашиваю у него, поскольку не могу не заметить появившиеся у него от сильного недосыпа синяки под глазами, а также нездоровый цвет лица.

— Я сплю каждый день. Немного, но каждый, — он уверяет меня, но подобный ответ меня не устраивает, потому я требую конкретики. — Пару часов в сутки. Но у меня слишком мало времени на подготовку перед сделкой, поэтому приходится терпеть, ведь иначе никак, — он объясняется передо мной, ведь замечает моё недовольство, которое я не в силах скрыть.

— Идём спать, — я со вздохом предлагаю ему, но он, увы, не соглашается.

Как бы я не пыталась его уговорить, он отказывается ложиться в постель, ведь ему надо разобрать какие-то документы к утру, а после с ними поехать в офис. Тяжело вздохнув, я, несмотря на уже донимающее меня похмелье, из солидарности также отказываюсь ото сна и до шести утра составляю ему компанию, время от времени принося ему крепкий кофе. Лишь когда срабатывает его будильник, он выключает ноутбук и начинает в суматохе собираться на работу. И пока он в душе, я решаю блеснуть своими умениями и благородно приготовить ему завтрак. Но от запаха приготовленной яичницы с беконом меня начинает сильно мутить, потому я доготавливаю её с прикрытым рукой носом. Но, в конце концов, мне становиться настолько плохо, что я, не придумав ничего лучшего, включаю кран и засовываю голову в раковину под струю холодный воды. Мне становится значительно легче, но, к моему стыду, за этим занятием меня застаёт Александр.

— Я сейчас, конечно, не так богат, как раньше, но помыться можешь всё же в душе, а не в раковине. Я двери в ванную не заколачивал, — несмотря на то что ночь эту он провёл без сна, он всё же находит в себе силы на то, чтобы посмеяться над мучающейся мной.

— Дай мне, пожалуйста, таз, и я пойду спать, — я прошу его, продолжая прикрывать нос рукой, ибо от запаха еды меня может вывернуть на изнанку в любую минуту. — Спасибо, и прости, если яичница будет отвратной. Я сама готовила, — стоит мне получить от Кинга нужного объёма ёмкость, как я его благодарю и преждевременно извиняюсь, а после вяло плетусь к постели под его всё такой же смешливый взгляд. Оказавшись под холодным одеялом, я в миг засыпаю, ибо алкоголь меня, в конце концов, добил.