Она побежала в холм, чтобы встретить посланника отца, который повезет ее домой. Она приветствовала Арнайю Тэриньяльта, человека отца и брата королевы Асиль. Она посмотрела на него, потом еще раз посмотрела, а потом жар прилил к щекам и в голове зазвенело. Потому, что она по-новому увидела слепого Тэриньяльта и поняла, что пропала, окончательно пропала.

И ни единая душа этого не знала. Потому, что маг должен уметь владеть собой. Майвэ сказала все слова, которые должны были быть сказаны. Сделала все, что должно было быть сделано. А когда после пира все разошлись по своим покоям, она вышла на галерею и стала спускаться к озеру, за которым стоял Лебединый холм.

И где еще виднелись последние камни дома Ткачихи.

"А вдруг она сама хотела умереть? Вдруг она полюбила обоих?"

Ей представилось, что один из женихов — Тэриньяльт.

"Если он не полюбит меня, пусть лучше под стрелу…"

Майвэ в Королевском холме не раз слышала шепотки — вот, сумасшедшие оба брата-близнеца, один женился на Дневной, второй на Тэриньяльтихе, ну ведь чуть не на твари из Провала, право слово! Не будет от этого добра!

А что будут говорить о них с Тэриньяльтом?

Сборы и проводы как всегда затянулись. Сначала госпожа Диальде расспрашивала Тэриньяльта о делах при большом дворе, и тот, почтительно стоя на колене перед матерью своего государя, отвечал. Потом за него принялся Дед. Потом был пир для прибывших. Потом были сборы, а в это время — охоты и развлечения для гостей. Потом был прощальный пир и вручение даров. А потом отъезд.

Свита Медвежьего холма сопровождала их до самых границ земель Медведей, до королевской дороги и первого дорожного поста. Ринтэ приказал на самых оживленных путях ставить посты и охранять путников. Здесь дорогу охраняли Медведи. Дальше будут люди Закатного холма. На границе Дедовых земель они распрощались, и выехали в холодную и светло-багряную осеннюю ночь на юг, в Королевский холм.

Майвэ немного поплакала — ей всегда печально было уезжать из тех мест, где ей было хорошо, и где ее любили, будь то Королевский холм или Медвежий. Но отъезд всегда означал возвращение, и потому печаль вскоре сменилась предвкушением встреч.

Красная луна освещала тихую ночь поздней осени. Розовые туманы выползали из черно-багровых теней и, медленно, поворочавшись, укладывались в ложбинах. Из туманов выступали зубчатые драконьи хребты поросших елями холмов. В воздухе стояла влажная дымка. Тэриньяльт всегда ждал, что при первом же вздохе рот наполнится вкусом крови, но в ноздри входил только сырой запах стылой осенней ночи, притихшей в ожидании прихода ветров из-за Стены.

Он перестал видеть человеческим зрением еще до того, как луна стала красной. Зрение Тэриньяльтов осталось при нем. Зрение ли это было вообще или какое-то иное ощущение, которое лишь притворялось зрением? Он не знал. Но он все же видел живое и неживое, и кое-что сверх этого. И вот это самое "сверх" наполняло его душу постоянной тревогой, это было как какой-то звук, образ на грани сознания.

Рожденные под кровавой луной не знали иного света.

Рожденные под белой луной могли привыкнуть к нему.

Тэриньяльт — не мог. И объяснить ничего никому не мог. Да и кто поверит белому червю подземелий?

Разве что Науринья. Но Науринья безумец. Что он увидел там, во мраке, когда умирал и тени кружили вокруг него? О, Арнайя Тэриньяльт запомнил эти тени, они шептали почти так, как сейчас шептало нечто, вечно прячущееся за спиной.

"Волчий час. Волчий час близится".

Тошно было на душе. Он был уверен, что не один он ощущает это близящееся нечто, но все молчат. Как будто если выскажешь слово о страшном, оно и случится. А молчишь — будто и нет ничего, и все хорошо. И дети волчьего часа и не знают, в какой час рождены. Дети-волки. И одну из них он сопровождает сейчас к ее отцу.

Скоро ночь повернет к рассвету. Пора остановиться и дать отдых коням.

Они остановились в путевом укрытии у озера, красивого озера, нанизанного на нитку разговорчивого ручья. Мертвый лиственный лес темнел по ту сторону озера. А за вон тем каменным гребнем — Долина костей. Майвэ рассказывал об этом отец. Но она там никогда не бывала. Отец тоже был там всего один раз и сказал, что там нет ничего — только кости непонятных существ. И тоска, страшная тоска. Майвэ незачем было туда ходить. Даже из любопытства.

Слуги разбивали лагерь, готовили еду. Тэриньяльт сидел на раскладном стуле у костра молчаливо и неподвижно, слушал шум лагеря.

Для Майвэ расстелили у костра ковер, набросали мехов, поставили тяжелый шелковый навес. Она зарылась в теплые одеяла и подушки, улеглась на живот и подперла подбородок руками.

— Почему отец прислал за мной тебя, господин?

Арнайя Тэриньяльт повернулся к ней, словно мог ее видеть. Может, и видел.

— Не мне спрашивать государя о его намерениях, госпожа.

— Ты глава рода и хозяин великого холма, а не какой-нибудь десятник.

Тэриньяльт помолчал, выпрямил ногу.

— Потому меня и послали сопровождать дочь государя, а не младшую наследницу малого холма.

Майвэ поджала губы.

— Мне госпожа Асиль рассказывала о зрении Тэриньяльтов. Как это?

Арнайя отпил из чаши, потом, держа ее обеими руками, поставил на колено. Майвэ вдруг стало стыдно-стыдно.

— Прости, господин. Я задала плохой вопрос.

Тэриньяльт слегка улыбнулся.

— Ты очень молода, госпожа.

Майвэ опять поджала губы.

"Это надо понимать — ты еще дитя малое. Потому тебя, дуру, прощаю".

Тэриньяльт же, как ни странно, продолжил.

— Если сравнивать с обычным зрением, а я еще помню, что это такое, — спокойно и терпеливо начал он, — я бы мог сказать, что я вижу словно бы тени предметов и существ. Хотя не совсем так. У людей эти тени как бы светятся — согласись, госпожа, это не то чтобы тень. Но у меня язык плохо подвешен, иначе сказать не умею.

— А лица людей? Они сильно отличаются от своих теней? Если бы ты увидел тень лица, ты узнал бы потом лицо?

— Не всегда. Иногда тени людей совсем не похожи на самих людей. Я не знаю, почему. Я не маг, не бард, я просто воин.

Он помолчал.

— А иногда я вижу тени отдельно от людей, — голос его стал каким-то хищным. — А иногда у людей несколько теней… Об этом мы сейчас лучше не будем говорить, госпожа.

Майвэ сглотнула.

— А мою тень ты видишь?

— Да.

— Скажи мне… ну, какая она?

Арнайя Тэриньяльт ответил не сразу. Чаша на его колене дрогнула, и он быстро взял ее в руки.

— Твоя тень очень яркая, но неровная, колышется, как пламя на ветру.

— Это хорошо или плохо?

— Я не знаю. Просто ты такая, госпожа. Это красивое пламя.

Майвэ покраснела. Хорошо, что он слепой.

— Арнайя Тэриньяльт, почему ты до сих пор не взял себе жены?

Тэриньяльт пожал плечами.

— Я же увечен. Я не могу быть хозяином холма, чтобы не навлечь беды на род. Мой холм перейдет сыну сестры. За увечного не пойдет девушка, которая может выбирать. А ту, у которой выбора нет, я сам не возьму.

Майвэ тихо вздохнула.

— Я понимаю, почему отец так ценит тебя. — Помолчала, прикусив губу. — Прости меня, Арнайя Тэриньяльт из рода Ущербной Луны. Я задавала плохие вопросы.

— Твой отец тоже умеет задавать не очень приятные вопросы, потому, что хочет знать многое. И говорит иногда тоже не слишком приятные вещи, потому, что не хочет врать. За то и зовут его — Злой Язык.

— Но я же попросила прощения, Арнайя Тэриньяльт!

Воин спокойно ответил.

— Я не держу на тебя обиды, госпожа.

— Ты не сказал, что прощаешь меня!

— Теперь уж ты прости меня госпожа, я невежлив. Давай простим друг друга, и между нами будет мир. — Он протянул ей чашу, и она словно ощутила его темный незрячий взгляд сквозь черную повязку. — Мир?

— Мир, — почти прошептала Майвэ и отпила, пытаясь ощутить в вине вкус его губ. А потом смотрела, как он пьет свой глоток мира. Тэриньяльт был спокоен. И это было больно.