По мере развития пьесы, когда персонажи попадали под чары фей и волшебный мир приближался к ним, их костюмы становились все более и более дикими и странными. Я сидела в зале и наблюдала за нашей первой генеральной репетицией, затаив дыхание, каждый раз, когда появлялся очередной костюм.

Джоанна сидела рядом со мной, молчаливая и непроницаемая, а Лиз — на другой стороне, делала заметки. Я слышала, как Элли в будке шепчет указания оператору по освещению и звукозаписи.

Я приказала себе расслабиться и погрузиться в постановку. Смотреть на нее так, как будто я видела ее впервые. И это заняло некоторое время, но когда Боттом надел свои огромные розовые ослиные уши и прокричал о своей любви, а Титания с обожанием смотрела на него, я уже затерялась в мире, который сама же создала. Это было правильно. Это было приятно. Безопасно.

А потом шоу закончилось, и зажегся свет. Возвращение к реальности. Я проверила свой телефон.

Джош так и не позвонил.

Я занимала себя всю следующую неделю, готовилась к началу предварительных показов и к официальной премьере. Тем не менее, я не оставляла попыток найти во всем произошедшем положительную сторону. Так я всегда справлялась с трудностями. Но на этот раз мне это не удалось. Философия, на которой я основывала большую часть своей жизни, потерпела крах. Была не в состоянии принести мне утешение.

Я с головой ушла в работу, вспоминая то, что говорила себе в начале всего этого — театр постоянен. Театр никогда меня не подводил. Я всегда верила в это — потому что это было правдой. Теперь я верила в это, потому что должна была. Потому что, если и это неверно, тогда я буду полностью, совершенно потеряна. Я буду сломлена.

ДЖОШ

Я выпил. Много. Весь свет, который когда-либо проникал в мою жизнь, погас в момент, когда я захлопнул за собой дверь квартиры Риган. Потому что в тот момент, когда я ушел, я знал, что не должен был этого делать. Я знал, что должен был остаться. Знал, что должен был сделать все это по-другому. Но я даже не обернулся. Я не вернулся.

И только сидя в такси, направляясь обратно в свою квартиру, я понял, почему та блондинка в ресторане показалась мне знакомой. Это было потому, что она была одета точно так же, как Риган в наше первое свидание. Стильная прическа, облегающее платье, каблуки, макияж. Когда я забирал Риган, мне казалось, что это похоже на наряд — совсем не в ее духе. Теперь я уже не был уверен. И какой же наряд был настоящим? Одежда высшего класса, или черный комбинезон и очки?

Потребовалось некоторое время, чтобы мой гнев угас. Потому что, хотя я и понимал, что был неправ, все еще продолжал злиться. И в течение нескольких дней было трудно смотреть дальше этого. Особенно с учетом того, что я так много пил. Потому что я купался в этой горечи. В чувстве, что меня предали.

Я думал, что Риган позвонит. Позвонит и все объяснит. Извинится. А когда она этого не сделала, когда туман гнева наконец рассеялся, протрезвев, я понял, каким мерзавцев был.

Она не собиралась звонить.

И я совсем не виню ее за это. Ей было лучше без меня. Без какого-то озлобленного, злого идиота, который даже не мог отстраниться от своих задетых чувств, чтобы защитить ее от невероятно дерьмового поведения так называемого бывшего парня. Я был эгоистичным и незрелым, а она заслуживала лучшего. Намного лучшего.

Это подтвердилось, когда Элли ворвалась в мою квартиру, заставив меня пожалеть о том, что я дал ей ключ, и разбудила меня, ударив по лицу одной из подушек, которые она помогла мне купить, чтобы украсить мое чуть менее пустынное пространство. Это было в час пополудни.

— Вставай, — она снова меня ударила.

Я на ощупь потянулся к подушке, но получил еще два удара, прежде чем вырвать ее из рук Элли. Когда я наконец отбросил ее в сторону, то смог полностью рассмотреть Элли, стоящую в изножье дивана, ее лицо было красным, руки на бедрах.

— Ты что, издеваешься надо мной? — спросила она.

— Какого хрена? — крикнул я, тут же пожалев об этом.

У меня болела голова. Я перестал пить, но, видимо, этого было недостаточно. Я закрыл глаза рукой, как будто мог контролировать слепящую боль, идущую сзади.

— Ты расстался с ней в день ее рождения? — голос Элли был полон гнева.

— Нет, — пробормотал я, откидываясь на спинку дивана. — Не совсем так.

— Не совсем так? — Элли схватила еще одну подушку и замахнулась ею.

Я поднял руку в знак капитуляции.

— Перестань меня лупасить, и я расскажу тебе, что случилось.

Что-то в моем голосе или лице, должно быть, изменило ситуацию, потому что она остановилась. Она замолчала, и выражение ее лица тут же изменилось, сменившись от ярости к сочувствию. Она села рядом со мной.

— Что произошло? — спросила она.

Я закрыл глаза и запрокинул лицо к потолку. Если я и собирался ей рассказать, то не хотел видеть выражение ее лица. Потому что сочувственный взгляд, скорее всего, очень быстро исчезнет.

— В ресторане мы столкнулись с ее бывшим парнем, — сказал я Элли. — Какой-то придурок по имени Патрик.

Элли втянула воздух сквозь зубы, показывая, что точно знает, о ком я говорю, но ничего не сказала, позволяя мне продолжить.

— Он сказал мне, что Риган зовут Кэролайн Ричмонд. Что она из какой-то богатой семьи в Нью-Йорке. Что ее родители богаты.

Я крепко зажмурился, как будто мог избавиться от воспоминаний о той ночи. Но по сравнению со всем остальным, что произошло за последние несколько дней, этот момент видел кристально ясно. Слезы Риган, ее попытки объяснить, боль на ее лице, когда я сказал то, что сказал. От этого меня затошнило. И я знал, что независимо от того, как я рассказывал эту историю, я в ней плохой парень.

Все это Элли слушала молча. А когда я закончил, то закрыл глаза, приготовившись к тому, что еще одна подушка упадет мне на лицо. Вместо этого она нежно положила свою руку на мою.

— Вы поругались, — сказала она, как будто это было так просто.

Я открыл глаза и уставился на нее.

— Я подвел ее, — сказал я. — Я позволил этому мудаку разговаривать с ней в таком тоне, но ничего не сделал, только накричал на нее и ушел, — я покачал головой. — Какой я милый.

— Почему ты ей не позвонил? — спросила Элли. — Почему же ты ей все это не сказал? Почему не извинился?

Я провел рукой по лицу.

— Потому что не заслуживаю ее, — сказал я Элли. — Когда я только начал встречаться с ней, ты беспокоилась, что я использую ее. Ну, ты была права. Я действительно использовал ее. Я использовал ее, чтобы поддержать свое собственное эго, и использовал ее счастье, чтобы заставить меня чувствовать себя лучше. И я ничего не дал ей взамен.

Элли ударила меня подушкой, но не так сильно, как до того.

— Ты идиот, — сказала она мне.

— Я знаю, — сказал я. — Это не обсуждается.

Она вздохнула.

— А ты знаешь, почему Риган сменила имя?

Я покачал головой.

— Она хотела рассказать мне, но я не захотел слушать. Потому что, опять-таки, я идиот, — я указала на себя.

Элли прищурилась, глядя на меня.

— Прекрати, — сказала она. — Я могу назвать тебя идиотом. Больше никто, — она сделала глубокий вдох. — Я не знаю всей истории, но я знаю, что родители Риган богаты. А Риган — нет. Она сменила имя, потому что они лишили её денег, когда она решила, что хочет работать в театре и не будет адвокатом.

Я не думал, что такое возможно, но почувствовал себя еще хуже.

— Очевидно, у нее с ними сложные отношения, — продолжила Элли. — Но у нее были тетушки, которые ее содержали. Думаю, что именно от них она получила свою нынешнюю фамилию.

Я выдохнул, проводя рукой по глазам. Это логично.

— Она заслуживает лучшего, чем я, — сказал я Элли.

— Чушь собачья, — возразила она, удивив меня. — Ты серьезно хочешь сказать, что ничего не дал ей взамен?

Когда я ничего не сказал, она покачала головой.

— Мужчины. Это так раздражает, когда вы пытаетесь строить из себя жертвенного агнца.