В тот же вечер я рассказала Денису о разговоре.

— Она права, — коротко ответил любимый и снова замолчал.

И я увидела проблему, Ден соглашался со всем, не спорил, проживал день, сдерживал эмоции. Не знаю, насколько хватит моей выдержки, прежде чем я начну трясти его за плечи и кричать о том, чтобы он боролся вместе со мной. Но выдержка у меня ещё была. Поэтому я молчала.

Каждый день благодарила бога, что он жив. А через месяц после выписки увезла его в Америку. Где собралась поставить его на ноги и провести рекламу для Мишель.

Иногда, конечно, на меня накатывает усталость и хандра. Я изматываюсь, мне хочется плакать. И я плачу, только этого никто не видит, тихонечко в ванной комнате выплёскиваю эмоции, чтобы выйти и снова бороться за Дениса, за наше будущее, за нашу любовь.

6 месяцев спустя.

С тех пор, как мы переехали в Америку, прошло шесть месяцев. Денис продолжал все держать в себе, чаще просил оставить его одного. Было тяжело. Иногда мне казалось, что он меня разлюбил, поэтому ведёт себя так отстраненно.

Он запретил себя целовать, обнимать, всегда старался прервать как можно раньше любой тактильный контакт. Злился на меня, когда я помогала ему ходить в туалет, мыла его.

Я всё понимаю, он чувствовал своего рода унижение. Но у меня и в мыслях не было унизить своего мужчину. Только помочь. Слезы и обиду было все сложнее держать в себе. Иногда приходилось убегать, чтобы не накричать на него.

Его настроение негативно отражалось на лечении. Он упрямился, не соблюдал рекомендации врача, слишком сильно нагружал себя занятиями, что потом приходилось отходить неделями.

— Денис, зачем ты так себя доводишь?

— Ты меня не поймёшь!

— Любимый

— Уходи, я хочу побыть один.

И так каждый раз. Уходи. Уходи. Уходи.

Врач ругался, объяснял ему, что он так не делает лучше, а только хуже. Но разве упёртого Велинского можно переубедить?!

Поэтому сегодня я была вся на нервах, пришлось уехать на совещание, которое прошло быстро, но вот когда возвращалась домой, попала в пробку, а Ирина Викторовна опаздывала на семинар. Денис, конечно, убедил её, что с ним ничего не случится, но у меня сердце не на месте. А если он снова себя доведёт и попадёт в больницу?

Приехав домой, не стала ставить машину в гараж, а помчалась сразу в дом, и когда увидела любимого на полу в комнате, мне поплохело.

— Денис! — закричала я, пытаясь поднять его и посадить в коляску.

— Катя, всё хорошо, — шептал донельзя довольный Велинский.

Посадив его в кресло, я замерла напротив. Его рука нежно очертила черты моего лица, я закрыла глаза и позволила себе окунуться в давно забытое чувство нежности со стороны Дениса. Как давно он ко мне не прикасался.

— Денис, — хрипло прошептала я и снова заплакала.

За что нам это? Почему мы должны через это проходить?

Больше не могла сдерживаться и первый раз после того, как мы приехали в Америку, позволила себе плакать навзрыд рядом с Денисом.

— Тише-тише, все хорошо, слышишь?

— Как хорошо, если ты лежал на полу?

— Я встал на ноги и упал, — поделился Денис, его глаза ярко блестели от эмоции.

Первый раз после аварии он выглядит таким живым. Стоп! Встал?

— Встал? — повторила вслух.

— Да, я смог. Ты понимаешь, что это значит? — Денис взял мое лицо в ладошки и притянул к себе.

— Что?

— Я теперь точно знаю, что смогу ходить! Я смогу! — улыбнулся Денис.

Из его глаз побежали слезы.

Не знаю, кто из нас первый потянулся друг к другу, я или он. Да это и не важно.

Важно снова почувствовать мягкость его губ, ощутить сладость нашего поцелуя. Почувствовать нежность и любовь, трепет в груди.

— Прости, родная, что заставил тебя страдать, — разорвав поцелуй, Денис прижался ко мне лбом.

— Я думала, что ты меня разлюбил, — мой голос звучал так глухо.

— Глупая, как тебя можно разлюбить?

— Тогда

— Потому что я не был уверен, что смогу встать. Я не смог бы сделать тебя счастливой.

— Не говори так.

— Буду говорить, потому что это правда. Я не смог бы носить тебя на руках, играть с сыном в футбол, носить на плечах нашу дочь. Множество вещей, которых я бы не смог сделать. Не мог позволить тебе до конца жизни садить меня на унитаз.

— Денис

— Не спорь, я прав! Поэтому отталкивал тебя. Видел твои глаза в этот момент, и мое сердце сжималось от боли. Слышал, как ты плакала по ночам в ванной.

— Денис

— Не нужно ничего говорить, Заразочка. Просто с сегодняшнего дня всё будет по-другому. Теперь я знаю, что смогу встать на ноги. Что смогу сделать тебя по-настоящему счастливой. Только скажи, у меня есть шанс? После всего, что было за эти полтора года, ты ещё любишь меня? Хочешь быть со мной?

— Теперь глупый ты, Велинский.

— Ты не ответила.

— Я люблю тебя, дурачок!

Денис

— И я тебя, Заразочка моя, — шепчу, прижимая к себе Катю.

Черт, как же хочется взять её на руки, унести в постель и зацеловать каждый участок кожи, подарить наслаждение. Но приходится довольствоваться малым: обнимать, гладить её тонкую шею, вдыхать любимый запах.

Моя сильная девочка. Она терпела мою отчуждённость, безразличие. Не плакала, не устраивала истерик, всегда собранная, нежная. Она намного сильнее меня. Переносила всё с высоко поднятой головой, в то время, как я умирал, горел в личном аду.

Никто не знает, что это такое: быть привязанным к кровати, лежать, словно бревно, без возможности перевернуться. Никто не знает, что ты чувствуешь, когда ходишь под себя, а потом собственная женщина или мать убирают и моют тебя.

И нет, это не унижение, это намного хуже. Мне хотелось орать в голос, рвать на себе волосы. Плакать. Да, удивительно, но эти солёные капельки могут облегчить в душе боль, не навсегда, но на некоторое время.

Должен был, наверное, сразу взять себя в руки, сражаться и бла-бла-бла. Но потом понял, что н**уя я никому не должен. Единственное, что я мог делать, это держать все в себе, чтобы мои женщины не страдали ещё больше.

Отчаяние затопило меня. Хотелось остаться одному и сдохнуть. Не тянуть за собой на это дно свою Заразочку. Любимая не для этого рождена, чтобы из-под меня убирать. Её на руках носить нужно, а вместо этого она меня практически носила. Даже вспоминать не хочу своё состояние.

Всё изменилось не после громких речей доктора, его аргументов и веских доводов о том, что я встану на ноги. На меня это не действовало, всё-таки это платный специалист и он будет тебе в уши капать все, что угодно, лишь бы ты платил.

Всё изменилось, когда в ногах появилась чувствительность. Я загорелся. У меня появилась надежда. С этого момента моё утро начиналось с тренировки. Было больно, адски больно. Но эта боль было самым прекрасным чувством на свете. Лучше больно, чем ничего не чувствовать.

Я отказывался от обезболивающих, потому что снова боялся не почувствовать ног. Врач хватался за голову и читал мне нотации, что нельзя так, что нужно все делать постепенно. Да с хер ли, если после каждого упражнения я чувствовал себя лучше, сильнее. Я видел, что мои тренировки приносят плоды, конечно, и лекарства, и массажи действовали положительно, нельзя этого отрицать.

В то время думал, что самое страшное позади, но как я ошибался. Почувствовать ноги — это прекрасно. А вот набраться смелости и встать после шести месяцев, это нужно набраться храбрости. Тем более, я хотел быть в этот момент один.

Сегодня как раз сложились все обстоятельства, и я остался один. Знал, что мне нужно торопиться, потому что, скорее всего, Катя мчится со всех ног домой. Но тянул до последнего. Прокручивал в голове всё, что я хочу сделать для Заразочки, разгонял в душе огонь и, наконец, встал.

Это шок. Ноги словно сделаны из ваты, они не удержали меня, и я упал. Но самое прекрасное, я успел почувствовать, каково это, снова стоять на своих двоих. Насколько это сладкое чувство. Я был счастлив. И теперь, смотря в любимые глаза, я был уверен, что встану, костьми лягу, но встану. И первое, что я сделаю, это женюсь на своей Заразе. Потому что таких женщин, как она, нельзя упускать.