– Считаешь, что ты достойна большего, чем быстрый перепих на заднем сиденье? – рычит он. – Так вот, нет. Тобой просто воспользуются, пока киска, которую им так хочется, занята. Ты не их цель.

Мэддок с пренебрежением оглядывает меня с головы до ног. Этого и того, с каким отвращением он только что говорил, почти хватает, чтобы разбудить слабую девочку, которая похоронена глубоко внутри меня.

Почти.

Он продолжает смотреть на меня, с каждой секундой его злость лишь растет. Ноздри раздуваются, брови сведены в одну линию. Парень наклоняется, чтобы наши глаза были на одном уровне.

Переливающиеся яростью изумруды.

Он злится. И из-за этого злится еще и на себя.

Да ну его к черту!

– Убирайся с глаз моих! – сердито шепчу ему я.

– А ты убирайся из моей головы!

Ошеломленная, я вопросительно поднимаю брови, и Мэддок резко отстраняется.

Облизав губы, он, как всегда хмурый, уходит прочь.

– Посмотри-ка, как быстро все закончилось.

Я закатываю глаза, закрывая свой шкафчик со спортивной формой, и поворачиваюсь к этой занозе в заднице.

Хлоя насмешливо улыбается.

– Для девчонки, которая не хотела их, ты слишком быстро вошла в игру, но так же быстро и вылетела из нее.

– Всегда пожалуйста. – Я обхожу ее и направляюсь в спортзал.

– За что это?

– За то, что освободила твоего мужика, Хло. Ты же об этом так волновалась, да? – Я разворачиваюсь и спиной открываю дверь. – Что он привяжется к кому-то до того, как ты получишь шанс.

– Мэддок никогда ни к кому не привязывается.

– Тогда зачем ты так стараешься? – Я выгибаю бровь. – Какой в этом смысл, если ты, маленькая стерва, так и не сможешь его заполучить?

– Тебе никогда этого не понять, потаскушка. – Она окидывает меня недружелюбным взглядом. – Не вставай у меня на пути. Сейчас пришло мое время.

– Ну да, точно, – насмешливо соглашаюсь я.

Хлоя закатывает глаза и протискивается мимо меня. Тут я замечаю засос у нее на шее и хмурюсь.

Потом напоминаю себе, что мне плевать, придаю лицу невозмутимое выражение и иду к свободным матам. Но тут меня окликает какой-то парень:

– Эй, Рэй, раз теперь ты свободна по ночам, то, может, покажешь мне какие-нибудь фокусы, которым тебя научила твоя мама?

Я застываю на месте, но лишь на мгновение, потом поворачиваюсь к нему и фальшиво улыбаюсь.

– Хочешь узнать, чему меня научила моя мама?

Парень (понятия не имею, кто он), прислонившись к стене качалки, облизывается и кивает, его непристойный взгляд скользит по мне, пока я иду к нему.

Криво усмехаясь, я подхожу ближе, провожу рукой по его груди и чувствую, как сжимаются мышцы под хлопком, когда моя ладонь скользит по его животу. Я останавливаюсь у пояса его спортивных штанов, и его бедра непроизвольно дергаются вперед, а плечи прижимаются к стене. Мои пальцы спускаются все ниже, и я уже хочу схватить его через треники, как чья-то рука крепко обхватывает мое запястье и отдергивает в сторону.

Я бросаю свирепый взгляд на вдруг оказавшегося слева от меня Мэддока. Он тоже пристально смотрит на меня.

Я поднимаю бровь, и он хмурится еще сильнее. Тогда я поднимаю колено и со всей силы бью по промежности мудака передо мной.

– Мать твою! – кричит он. – Тупая сука!

Я наклоняюсь к нему, но Мэддок оттаскивает меня назад.

– Вот чему научила меня моя мама, ты, кусок дерьма! Ну как, я хорошая ученица?

В ту же самую секунду меня поднимают в воздух и несут к двери, которая ведет в коридор к раздевалкам.

Мэддок бросает меня на кучу грязных полотенец.

Я подскакиваю, отряхиваясь, и впиваюсь яростным взглядом на придурка напротив.

– Какого хрена?

– Вот именно, какого хрена? Что это сейчас была за херня? – рычит он.

– Это называется умением постоять за себя.

– Твоя рука была на его промежности!

– Ты не видел, как я пнула его по яйцам? – выкрикиваю я. – Вряд ли бы я стала так делать, если бы хотела полапать его и устроить маленькую вечеринку на глазах у всего класса, не считаешь? Он повел себя как мудак и поплатился за это. Ему еще долго будет больно, кстати. А вообще, каким хреном тебя это касается?!

– Да мне плевать!

Я скрещиваю руки на груди.

– Правда?

– Хочешь сказать, что я лжец? – Мэддок двигается вперед, и волоски на моем затылке встают дыбом.

– А что, нет?

Он приближается ко мне, его глаза на мгновение задерживаются на моих губах и тут же ловят мой взгляд.

– Почему от тебя столько проблем?

– Ничего подобного, – отвечаю я ему, следя за кончиком его языка, высунувшегося, чтобы облизать уголок рта. – Если ко мне не лезут, я тише воды и ниже травы.

– Тогда почему мне все время хочется задеть тебя?

Я поднимаю на него глаза. Он уже совсем близко.

– Потому что я отвечу.

– И на поцелуй тоже ответишь?

– А ты попробуй и узнаешь.

Мэддок подходит ближе, хватает меня и ставит спиной к шкафчикам. Его темные глаза изучают меня, пытаясь проникнуть в самую душу. Не знаю, что он надеется найти, но внутри почти ничего нет.

Я уже устала от рутины, я рвань из трейлерного парка, и мне нечего терять. Моя жизнь, за вычетом пары незначительных деталей, записана на десяти страницах личного дела, которое лежит в приюте неподалеку и которое он читал.

– Ты спишь с Бишопом?

– Нет.

– А собираешься?

– Я никогда ничего не планирую. Для этого я слишком часто переезжаю.

– Это не ответ.

Я пожимаю плечами.

– Ты выводишь меня из себя.

– Да ты сам себя изводишь! Давно бы уже перестал совать нос в мои дела, и все было бы прекрасно.

Мэддок рычит, опустив голову. Он сжимает меня еще крепче, и кончики его пальцев впиваются в мою спину.

В животе появляется жар, моя грудь тяжело поднимается.

Он издает легкий смешок, и от этого звука, низкого и непристойного, у меня начинает гореть кожа. Но вдруг в его взгляде что-то меняется. Страсть и шутливость сменяются тем, что мучает его изнутри, и он переключает передачи, его глаза теперь пустые и жесткие.

– Ты так предсказуема, Рэйвен.

– Ну да. – Я запрокидываю голову. – С чего ты взял?

– Ты даже не сопротивлялась, пока я тащил тебя сюда, не отталкивала меня, когда я коснулся тебя – как делала со всеми теми ублюдками из этой школы, когда они дотрагивались до тебя. – Его губы опускаются к моему уху. – Но я знал, что ты мне позволишь. Точно так же, как я знаю, что под этой шелковистой кожей, которую ты носишь как броню, ты притворяешься, что тебе плевать, что думают другие, но это же притворство, правда? Только одно задевает тебя за живое. Только с этим ты никак не можешь примириться.

– Да, здоровяк? И что это? – Меня бросает в жар от злости – что за сеанс психоанализа?

– То, что все вокруг считают тебя дочерью твоей матери. – Я не успеваю ответить, как Мэддок разворачивает нас. Я почти лежу на нем, а он прижимается спиной к шкафчикам. Его взгляд становится еще более жестоким, голос – еще более резким. – Сколько раз мне еще придется повторять тебе, Рэйвен? Я не плачу за секс, тем более ты уже так легко отдалась. Если снова попросишь меня об этом, я позабочусь о том, чтобы твою задницу вернули туда, откуда ты приехала. В нашей школе нет места всякой швали.

Я непонимающе хмурюсь, но не успеваю ничего сказать, как в ушах начинает звенеть смех.

Я медленно смотрю по сторонам.

В коридоре толпятся ученики.

Их хохот эхом отскакивает от стен, волнами перекатываясь по длинному коридору.

В висках начинает яростно стучать кровь, злость ослепляет, но, несколько раз моргнув, я беру себя в руки.

Мэддок отталкивает меня, и я, запнувшись, падаю на кучу дерьма на полу. Он глядит на меня с неприязнью.

– Дай мне шанс поймать тебя на том, что ты ищешь клиентов в школе, Белоснежка.

Он с особым выражением смотрит на мои ноги, словно давая понять, что я стою меньше, чем грязный пол под ними, и, нахмурившись, качает головой.