Беспокойство Грезы являлось небезосновательным. Она все четче ощущала внутри себя нечто постороннее, чего раньше не было, и как знать… Они впервые спарились с Сумраком уже в конце брачного периода, и это сильно снижало вероятность зачатия, но, учитывая, что у самой Грезы желание пробудилось достаточно поздно, а самец не терял активности до самых крайних сроков, день за днем добросовестно накачивая юную супругу своим генетическим материалом, зарекаться не следовало. Короче говоря, сомнений оставалось все меньше: дочь Желанной тоже была беременна.
Две недели Греза молча вынашивала эту мысль, не решаясь подойти за советом к Главе гарема и даже Солнышку ни слова не говоря (хотя, подруга все чаще косо поглядывала на увеличивающийся живот младшенькой). Но как-то утром ей все-таки пришлось обратиться к Прорве за помощью, ибо лужа, в которой неожиданно для себя пробудилась молодая самка, ни на шутку ее напугала.
Сонная Прорва, к которой Греза вломилась ни свет ни заря, с минуту переваривала услышанное, а затем, вникнув в суть проблемы, тяжело вздохнула и, сгребя Маленькую в охапку, потащила ее к купальням.
— Что со мной такое, Старшая? — голосок Грезы предательски задрожал, когда самка на ходу почувствовала, как в животе что-то натянулось. Вслед за тем очередная порция слизи неконтролируемо вытолкнулась из ее лона, и между ног тотчас противно намокло, а на каменные плиты упало несколько прозрачных капель.
— Ничего страшного, — стиснув ее за плечи, спокойно проговорила Глава, — просто ты сейчас снесешься.
— Как-так? — взвизгнула Греза и быстро обхватила свой живот. — Я ведь… Еще ведь…
Прорва грустно усмехнулась. Успокаивало, что усмехнулась, настораживало, что грустно…
— Не переживай, девочка, все в порядке будет.
Проводив дочь Желанной в купальни, старшая самка пустила в малый резервуар теплую воду, велев младшей раздеться и залезать.
— Но так ведь яйца погибнут! — начала было возражать та, по-прежнему не понимая, в чем дело.
— Спускайся, Маленькая, и ни о чем не беспокойся, — по-матерински мягко проговорила Прорва и подтолкнула Грезу к уходящим в стремительно пребывающую воду ступеням.
Тогда молодая самка повиновалась и, скинув с себя легкое домашнее платье, вошла в купель. Приятный жар тут же окутал ее тело, и Греза почувствовала, как мышцы начинают послушно расслабляться, а неведомый узел, свившийся в подбрюшье, расплетается сам собой. Но только она собралась сказать Прорве, что действительно чувствует себя лучше, как изнутри что-то пришло в движение, и нечто студенисто-аморфное заскользило через самовольно раскрывшийся семяприемник. В панике Греза попыталась сжать свой вход, но тот отказался подчиняться. Прорва наклонилась и, погрузив руки в воду, ласково обняла испуганную самочку, принимаясь утешительно поглаживать ее по голове.
В течение следующих нескольких минут они вдвоем наблюдали, как полупрозрачные, бесформенные, покрытые пленчатой сероватой оболочкой мешочки друг за другом покидают Грезино тело и, колыхаясь, медленно опадают на дно резервуара…
— Жировики? — всхлипнула дочь Великой Матери, не желая верить в случившееся. — Почему?
— Не переживай ты так, — Прорва крепче прижала к себе расстроенную подопечную. — В первый раз со всеми случается… Да и мне показалось, ты еще слегка не готова к материнству, так что, может, оно и к лучшему.
— Не готова, — со вздохом призналась Греза, вынимая руку из воды и проводя ею по векам. — Но я ведь была должна…
— Никому ты ничего не должна, Маленькая, — Прорва приблизила к ней свое лицо и доверительно заглянула в расстроенные глаза.
— Можно… Можно никому не говорить?
— Конечно. Никому не скажем.
— И даже ему?
— Захочешь — расскажешь сама.
— Я ведь не оправдаю его ожиданий… — Греза снова приготовилась разреветься, так что Прорве пришлось как следует ее встряхнуть, вытянув из воды.
— Не сметь перед мужиком пресмыкаться, слышишь? — рыкнула Глава гарема, и ее взгляд на мгновение посуровел. — Кто он такой, чтобы от тебя чего-то требовать? И что он сделал, чтобы тебя завоевать? Вот именно! Так что будет помалкивать, даже, если и подумает своей дурьей башкой что-то такое… А через год ты его приятно удивишь, и все это забудется, как сон, поняла?
— А вдруг… И через год так будет? — слабым от надвигающегося отчаяния голосом прошептала Греза.
— Не выдумывай мне тут. Ты просто слишком худая, тебе надо поправиться, вот и все, — принялась напутствовать Прорва. — Тем более… Если бы мы все тут начали скулить о том, что не оправдываем ожиданий, на что бы это было похоже?
— Все? — не поняла Греза.
— Ну, да. Осень, как ты знаешь, связана обетом, и Сумрак отлично про то в курсе. Я… Я свои жировики еще месяц назад скинула. То, что от меня не будет детенышей, наш самец тоже знает, причем, уже давно. Каким чудом Рыжая залетела — до сих пор не понимаю, но и тут радоваться пока рано, потому как мы еще не знаем, жизнеспособна ли кладка… Так что ты тут в своих переживаниях отнюдь не одинока. Но поддаваться им не следует. Наш Фокусник — не такой самец, чтобы судить самок по их способности к воспроизводству. Ну, по крайней мере, пока не такой — мужской цинизм лишь с возрастом и статусом приходит. Пока же ему гораздо важнее всякого потомства возможность регулярно спариваться, так что будем этим пользоваться. А там, глядишь, ты в форму придешь и будешь исправно за нас всех отдуваться, — на последних словах Прорва коварно усмехнулась и потрепала Грезу за мандибулу. Маленькая слегка улыбнулась в ответ.
— Я все поняла, Старшая.
— И давай, жри теперь как следует, чтоб к следующему году, как я в обхвате была! А будешь ныть, — тут Прорва указала головой на утонувшие жировые яйца, — достану их и тоже съесть заставлю, так сказать, в дань традициям!
Греза долго не могла заснуть в тот вечер. Она все думала о своем охотнике, который сейчас был так далеко. В одну из последних ночей они, предаваясь взаимным ласкам, шутили, что Греза в первый же год подарит Сумраку сорок сыновей, так что тот разорится, дабы их всех прокормить, и придется ему податься в разбойники… На деле же ей оказалось не суждено подарить и одного.
Да, Прорва поняла верно: Греза прежде не была готова к детенышам. Но сейчас, по какой-то неведомой иронии, первая потерянная кладка внезапно заставила ее возжелать материнства с большей силой, чем та, с которой она прежде его страшилась.
Что ж… Придет весна, и возлюбленный воин вернется в свой гарем. И Греза скажет, обнимая его: «Мы слишком мало были вместе, мне не хватило тебя…» А он улыбнется и ответит: «В этот раз все будет иначе». Только бы вернулся…
По срокам наступала Малая Охота, и Сумрак, скорее всего, уже готовился покинуть клан ради очередного промысла. А, может, уже и отбыл на какую-нибудь из дальних планет…
Интересно, вспоминал ли сын Грозы об оставшихся в Чертогах Серой Провидицы женах? Может быть, он точно так же каждый вечер думал о них, думал о своей драгоценной Грезе? Или видел во снах? Либо, наоборот, вовсю гонялся за дичью, напрочь забыв о самках…
А, вдруг, он попал там в неприятности? И, может, с трудом врачует свои раны, забившись в пещеру или уйдя в дремучую чащу… Но его самкам невдомек, ибо они озабочены своими проблемами…
А, вдруг, он… Убит? Или будет убит завтра? И его самки не ведают о том…
Греза закрыла глаза и отвернулась к стене. Она пыталась не думать о нем каждую минуту, но никак не могла. Особенно в последнее время…
А он не мог ей не сниться.
Комментарий к Глава 3. Зачем самцу гарем?
Навеяло:
«Adiemus» - « Adiemus»
========== Глава 4. Неприятный визит ==========
Добро со злом природой смешаны,
Как тьма ночей со светом дней;
Чем больше ангельского в женщине,
Тем гуще дьявольского в ней.
(Игорь Губерман)