Для полного комплекта не хватало лишь Прорвы… Но вскоре явилась и она, удивленная тем, как внезапно опустел дом. Тратить время на выяснение ситуации она не стала и, подобно другим самкам, просто присоединилась, перешагнув через Полночь и разместившись над ней, лицом к Осени. Дочь Тихой Бездны покорно опустилась ниже, потянув за собой соединенную с ней общим любовным снарядом Жрицу.
— Давай-ка язычком, милая, — проурчала Глава гарема, откидываясь назад и упираясь одной рукой в край ложа, а другой требовательно хватая Осень за загривок и пригибая ее голову к своей промежности…
…Поглощенные взаимными ласками, самки даже не услышали, как дверь вновь приоткрылась. Не услышали они и раздавшихся вслед за тем торопливых шагов в коридоре, а также грохота, произведенного в панике скатившимся по лестнице Джетом. Всегда-то ему везло оказываться не в том месте не в то время…
Комментарий к Глава 21. Охота и страсть
Навеяло: «Adiemus» - «In Caelum Fero» - послушайте до конца, не пожалеете))))
…Боже, чет я так сама ржала с этого бабского паровозика))))
Надеюсь, я никому не испортила нервную систему)))))
========== Глава 22. Конец тревогам ==========
Хвалите, бабы, мужиков,
Мужик за похвалу
Достанет месяц с облаков
И пыль сметет в углу!
(Игорь Губерман)
Жизнь в гареме плавно протекала своим чередом. Холодильник ломился от мяса, детеныши быстро подрастали и вели себя примерно, домашние дела спорились. Пока Прорва и Осень оставались на территории, холостяки не решались нападать — по периметру похаживали, но с прежней настырностью уже не совались, так что для самок наступила относительно спокойная пора. Впрочем, ношение легких доспехов уже настолько вошло в привычку у мнимых воительниц, что они теперь даже на рынок и в Храм в таком виде выбирались. А пусть теперь боятся!
По времени уже близилась Короткая Ночь, знаменующая средину Сезона — самая малая по протяженности и самая светлая ночь в году, одно из важнейших женских празднеств, посвященное грядущему материнству и вступлению вчерашних девочек во взрослую жизнь. Именно на пороге прошлой Короткой Ночи в долине источников появился Сумрак…
А вестей от сына Грозы не было до сих пор — ни о здравии, ни о гибели, но самки постепенно смирились с неведением и перестали денно и нощно думать о своем воине. Нет, конечно, они его не забыли, но оплакивать не оплакивали, и ждать уже давно не ждали…
В то утро Греза развешивала на улице покрывала и простыни: на прокаленном солнцем и как следует проветренном белье засыпать под вечер было особенно здорово. Со стороны, конечно, складывалось абсолютно дикое зрелище: облаченная в броню дамочка вешает на жердях тряпки, любовно их разглаживая, встряхивая и бормоча себе под нос, а вторая, громыхая латной юбочкой и нагрудником, то и дело пробегает мимо то с тазиком, то с орущим мальком подмышкой… А тут еще и третья выйдет в костюме из Жесткачей, и на крыльце медитировать примется, пока солнечный удар не схватит… Смех да и только. Ну и ладно.
День вновь обещал быть спокойным и даже немного ленивым. В саду суетливо переговаривались пернатые, листва нежно шелестела от прикосновений теплого ветерка, из вольера доносились деловитое поквакивание детенышей, выслеживающих какую-то мелкую добычу, и смешливый стрекот Луны. Прорва читала у окна новостную сводку и громко издевательски комментировала ее, то и дело высовывая голову на улицу и восклицая: «Нет, вы слышали, девоньки? Это ж надо быть такими идиотами!», а затем снова скрываясь в доме. Полночь неподалеку выполняла какую-то странную растяжку с копьем…
Внезапно тишину и безмятежность летнего утра нарушил отдаленный гул. Сперва этому никто не придал значения — челноки и раньше мимо летали, что такого… Однако, вместо того, чтобы прогудеть за облаками и стихнуть, звук начал быстро усиливаться, явно приближаясь.
— Совсем уже оборзели в край! — крикнула Прорва, вновь высунувшись из окна и недобро сощурившись на небо.
— Не кипятись, что тебе до них? — отозвалась Осень с террасы.
Прорва хотела было что-то ей возразить, но шум двигателей стал настолько громким, что ее голос просто потерялся в нем, и ответа сестра не услышала. Самки невольно задрали головы. Солнышко, уже автоматически схватившись за копье, выскочила из дома…
С востока, утопая в ярких золотых бликах, рассыпаемых высоко стоящим над горизонтом жарким светилом, шел на небольшой высоте легкий и изящный воздушный катер суборбитального назначения. Машина и впрямь была красивая, Греза бы с удовольствием взглянула на нее поближе, будь такая возможность, но… В том-то и заключалась проблема, что такая возможность, похоже, вот-вот должна была представиться! Челнок планомерно снижался и, судя по всему, метил не куда-нибудь, а прямо во двор гарема, где имелась небольшая посадочная площадка. Многие годы ее занимал космолет Утеса, а прошлым летом уже Сумрак разместил там свой транспорт. И вот теперь некий наглец вознамерился сходу занять это место! Самки просто дара речи лишились от возмущения. Многих нахалов они повидали за этот Сезон, но вот чтобы так, взять и прилететь, а потом по-хозяйски здесь приземлиться!..
А нынешний претендент, как ни странно, еще по всем признакам являлся весьма знатной особой — простые вояки на таких машинах не летали, не могли себе позволить. Ну и черт с ним! Кем бы ты ни был, хоть Вожак, хоть Старейшина — не ведут так себя достойные самцы в чужих гаремах!
Когда крепкие упоры коснулись твердой поверхности, и реактивный рев сменился на усталый свист затихающих моторов, вооруженный гарем под предводительством своей внушительной Главы уже был готов встречать незваного гостя. И, судя по решительному виду самок, наглецу сейчас могло очень и очень не поздоровиться… Право слово, уж лучше бы ему было, не выходя, вновь завести свою посудину и взмыть на ней под облака, да никогда больше тут не появляться. Впрочем, у владельца челнока, явно имелись совершенно иные планы.
Вот зашипел, открываясь, широкий шлюз, и зеркальная чуть вогнутая створка элегантно сдвинулась в сторону. В тот же момент от образовавшегося в корпусе машины проема плавно поехал вниз пологий трап. А на пороге…
Осень чуть слышно ахнула и попятилась, опустив копье. На пороге стоял увенчанный почетным золотом воин в строгих, до блеска начищенных доспехах и глухой маске с раскосыми линзами и удлиненной лицевой частью, все металлические черты которой были выполнены столь тонкими и стремительными, что напоминали по форме клюв пернатой твари. У ног самца жутко скалились краниальные остовы Жесткачей — четыре черных Стража и коронованная тяжелым резным щитом Королева улья. И руки охотника небрежно покоились на вершине этой короны, почти что достигающей по высоте его плеча, а голова была опущена в приветственном поклоне.
Он лишь убрал оружие, снимать новые доспехи и маску не стал — пусть поглядят на него, увидят, кем он стал ради них. А потом… Потом он откроет лицо, и они увидят, каким он стал…
Сумрак спешил, торопился сюда, как мог… Год назад он обещал прибыть вовремя, но так и не сдержал этого обещания. Не по собственной вине, но из-за собственного решения.
Что же теперь могло ожидать его в гареме, лишившемся хозяйской руки на добрую половину Сезона? Верные и преданные самки? Или давно воцарившийся в чужих владениях конкурент? Этого Сумрак не знал. Но, откровенно говоря, ему сейчас было почти все равно. Даже, если бы его самки сдались на милость другого охотника, он немедля вызвал бы его на бой и разворовал голыми руками прямо на их глазах. А потом бы долго и самозабвенно отыгрывался на каждой за измену… Хотя, верить в то, что его по-прежнему любят и ждут, хотелось несравнимо больше. Впрочем, он не привык надеяться на чудо и потому готовился принять ситуацию такой, какова она была.
И желательно поскорее… Ибо организм уже не просто деликатно напоминал, что пора размножаться — он об этом орал, и терпеть еще хотя бы лишние сутки казалось невыносимым. Откровенно говоря, Сумрак из медблока попросту сбежал. Ни много ни мало, на целых две недели раньше положенного. Тучка в компании прочих медиков настойчиво убеждала его посидеть под транквилизаторами, пугая всякого рода последствиями, но… Не-ет, не для того сын Грозы все это вытерпел, чтобы так просто отказываться от вожделенной награды! И он был готов взять ее любой ценой — потраченных нервов, пролитой крови, потерянной жизни…
