0Т АВТОРА

Каждый сегодня понимает, насколько забавно будет выглядеть эксперимент, если хотя бы нынешнего студента переместить в какой-нибудь XVII век в зал какой-либо Академии наук. Пусть он расскажет тамошним учёным некоторые стороны нашего бытия и продемонстрирует что-либо на коммуникаторе. Вот смеха-то будет! Для нас. А каково придётся средневековым учёным? Им будет не до смеха. Выдержал бы мозг, не лишились бы ума.

Мы привыкли считать себя последней стадией развития интеллектуального процесса. И это происходит только потому, что до общения с нами пока не снисходят те, кто гораздо умнее нас: вы же не рассказываете стихи курам на птицефабрике.

Тем не менее, те, кто стоят выше нас по всем показателям и доминируют в «нашем» мире, имеют те же проблемы с субординацией. Для того, кто ещё выше, они тоже являются курами на птицефабрике.

Но кто-то всю эту цепочку выстроил, и кто-то идёт по ней, поигрывая надменной улыбкой. Даже если это бог, то и у него возникает вопрос - с заглавной ли буквы писать своё определение или обойтись строчной, оставив заглавную для настоящего Бога?

* * *

В этой книге представлена реальная история «планеты» Земля. Её начало вовсе не насчитывает тысячи и

даже сотни лет. Аналитические отделы ведущих спецслужб мира давно пришли к выводу, что заселение Земли состоялось не так давно. А всё, что было до этого, не более чем ретроспективная инсталляция, призванная успокоить человеческое эго.

На нашей «планете» проживает несколько параллельных цивилизаций, между которыми существуют весьма сложные взаимоотношения. Даже самые мощные и доминирующие народы способны пропустить революцию, подготовленную исподтишка.

Работа над книгой продлилась ровно пять лет - с 20 марта 2012-го года по 20 марта 2017-го года. В процессе подготовки материала для этой книги приняло участие множество аналитиков самых разных направлений. Автор благодарит за помощь в исследовании информации для книги: экстрасенсов - И. Т.; ясновидящих - Е., В. М., Т. К.; руководителя отдела КГБ - Р.Р.; масона, иллюмината - А. Р.; операторов - И. Ф., Н. Т., А. Р.; инкарнацию Мары - Е.; сотрудника ГРУ - С. Ж. Отдельная благодарность богине Маре.

В произведении все события реальны. Совпадения с несуществующим случайны.

Посвящается жене Елене.

ПРОЛОГ

Я родился подозрительным скептиком. И всякий раз почти до конвульсий клялся себе и настойчиво вбивал окружающим, что не поверю в существование инопланетян ни при каких условиях. Даже если одно из этих существ ненавязчиво похлопает меня по плечу или предельно настойчиво предложит мне чашечку кофе. Но...

Всегда остаётся это самое «но». Оно, как распаренный лист, навязчиво прилипает даже к самому ясному убеждению и уже не позволяет полностью довериться «очевидному» недоверию, столь прелестно дурманящему своей устоявшейся привычностью.

Заодно с этим недоверием выступала и моя же собственная память. Она густо наматывала суконную нить вельветовых воспоминаний на точёное древко веретена жизни, и эта нить уже не прерывалась больше ни на мгновение. Возможно, поэтому с самого первого дня существования на этой Земле я помню его - своё странное рождение.

Словно кто-то очень властный включает невидимой рукой сильно подстывший тумблер. И вот, окисленные вечностью контакты бесцеремонно пинают друг друга, и очнувшиеся от этого пинка искры посылают небесам ожесточённые электрические проклятия. Ещё миг, и память начинает растекаться по ячейкам возбуждённых нейронных сетей, заполняя их замёрзшими битами вчерашних событий.

Сознание, вспыхнувшее, словно трут от падения одного из раскалённых осколков потревоженного кремня, включается в тот момент, когда меня только что извлекли из живота матери. Я инстинктивно глотнул ещё неведомого мне воздуха. Первый раз обжёг им распра

вившиеся от напора лёгкие. И какие-то цепкие руки аккуратно положили меня на жёсткую медицинскую кровать.

И вот уже я, едва рождённый и чуть появившийся, взираю на эту непонятную мне ситуацию своими собственными глазами. Но не с неудобной кушетки. А с какого-то места, находящегося где-то под потолком: метрах в трёх от растопыренного стола и на метр выше, чем все врачи, собравшиеся в этой просторной и не совсем просматриваемой комнате.

Это может показаться невероятным, но я вижу. Вижу себя. На той самой кушетке. Я - маленький и молчащий. Вокруг - те самые врачи. И я понимаю всё, о чём они говорят.

- Будем усыплять? - спрашивает один из них, перед этим долго разминая лицо гримасами вселенского нежелания.

Коллеги дёргаются от неожиданно прозвучавшего голоса, через мгновение приходят в себя и испуганно начинают кивать. Крайне неохотно, демонстрируя друг другу одинаковую мимику нависающего горя, они всё- таки соглашаются с приговором поставленного вопроса.

Не знаю, каким по счёту чувством, но вместе с ними и я понимаю, что моей едва начавшейся и столь короткой жизни пришёл неожиданный конец. Я принимаюсь отчаянно кричать. Прошу: «Опомнитесь! Меня нельзя вот так сразу, только что родившегося, убивать!»

Но в плотной тишине неуклюже театрального помещения мой вопиющий голос почему-то предательски не звучит, и никто из невольных палачей вовсе не слышит неудержимого детского отчаяния.

Густой и тягучей карамелью мгновения зависают над ножницами Судьбы. В полной тишине их затупив

шаяся тысячелетиями сталь медленно возвращает утраченную остроту. С каждым атомом железа, вернувшимся на режущую кромку, моя настойчивость угасает. И под почти уже состоявшийся лязг восстановленного металла я почти принимаю неотвратимое.

Но тут у главного врача останавливаются руки. Словно чья-то могучая воля лишает их возможности привести приговор в исполнение. Импульсы необходимого управления уже не проходят привычными путями, и врач даже ценой неимоверных усилий не может заставить себя убить беспомощного ребёнка.

На фоне этой неразрешённости спокойным потоком неотвратимой мощи в дальней части операционной материализуется медсестра. Пожилая женщина с тщательно убранными белыми волосами, проработавшая в этой самой больнице много своих бесконечных лет, она безапелляционно заявляет свои неоспоримые права на ещё не растерзанного младенца.

- Не надо! Я выхожу его, - тихо произносит она, и врачи, только этого и ожидавшие, с облегчением и шумом выдыхают застоявшийся от долго томления воздух.

Обернувшись на прозвучавшее требование, старший из них не без напряжения отвечает:

- Ну, если вы, Марь¹ Дмитриевна², обещаете, то забирайте, конечно, - выхаживайте.

И в это же мгновение ножницы Судьбы покрылись толстым слоем спасительной ржи. Сколько они ни чавкали, перекусить соскальзывающую нить жизни у них уже не получилось. Последний судорожный лязг щер-

оатого металла, навсегда оказался скованным кровавыми окислами, и я получил бесценный и неожиданный приз - своё собственное детство.

Вот так и мне удалось приобщиться к этой странноватой симфонии, выписываемой в монументальном концертном зале незыблемой Вселенной тонкими голосами непрочных человеческих жизней. По мере лет эти нити закалялись и прочнели, а детские голоса постепенно снижали свой тон.

Затем обобществлённая юность закономерно превратилась в увлекательную борьбу за уникальное существование. И когда мне исполнилось двадцать лет, я уже знал, как надо задавать вопросы, которые могут заставить людей засомневаться в устойчивости твоей психики.

Долго подбирая слова и многократно репетируя, я всё равно сделал всё предельно неожиданно. На мой вопрос, было ли такое со мной, мать тихонько изумилась и присела на краешек стула. Совершенно не веря в происходящее, она на полном автоматизме ответила: «Да. Но ты этого помнить не можешь».