Но самая любимая ее сказка была про маленького грустного принца с далекой чужой планеты. Экзюпери на всю жизнь подарил ей друга, с которым она мечтала в одиночестве, любила небо и звезды, рассматривая их долгими летними ночами из открытого окна. Ведь где-то там, далеко-далеко, жил ее друг – маленький принц, такой искренний и близкий ей по духу. Ночами ей снилось, что она летает с чудесной птицей, указывающей путь в волшебные царства. Как это было прекрасно – парить над землей, чувствуя себя тоже легкой и воздушной.
Повзрослев, она интересовалась многими не совсем обычными вещами, и ее находили девушкой продвинутой. Лера увлекалась духовными практиками Древнего Востока, ходила на йогу, читала литературу по эзотерике. О ней также говорили, что она с изюминкой. А была она скорее с чудинкой. И шло это чудачество из того самого глубокого детства, где в этой уютной небольшой комнатке и формировался ее мир мечтательницы и фантазерки. Особенно она любила здесь медитировать. Одной из ее практик был «небесный ковш» с миллионом лепестков белых роз, который она часто опрокидывала на себя. И этот пушистый ароматный веселый хоровод, спускаясь с небес и становясь бело-розовым, окутывал комнатку, улицу, город, весь мир, и он, как ей казалось, становился лучше и добрее. Это работало! Стоило ей только направить вверх взгляд, приказывая ковшу опрокинуться, как душистый бело-розовый «листопад» делал свое дело, улучшая любую ситуацию. Она верила, и это помогало выживать сейчас, в лихие, порой очень жесткие времена.
Уютная квартира в результате считалась пятикомнатной, хотя у нее после всех перестроек имелось еще много подсобных помещений и даже ванная с окном. А в большой комнате, которую бабушка называла залой, действительно просторной, свыше сорока метров, находились колонны, и убрать их было нельзя, так как они считались несущими.
Жили здесь весело. Множество родительских друзей с удовольствием приходили в гости в такие хоромы, пели, устраивали на Новый год разные игры и розыгрыши. Компания была сплошь из людей творческих, активных и очень интересных. Так что Лера с детства привыкла и к большому количеству людей в их доме, и к богемному образу жизни. Продолжала эти традиции она и сейчас, когда семья разъехалась, а квартира опустела. Родители с бабушкой и дедушкой безвылазно жили на даче в Тарасовке, где был хороший, с удобствами дом. Евгений, старший брат, продолжив семейную традицию, тоже стал архитектором и уехал работать в Канаду.
Лера выскочила замуж еще на втором курсе университета, но Яков, художник-абстракционист, как его прозвал дедушка, явно не одобрявший его манеру писать, к пятому курсу куда-то испарился. Наверное, в Израиль подался – осуществил-таки свою давнюю мечту. Правда, в их семье этому факту никто не удивился, да и не расстроился, потому что пропадал Лерин муж часто. И родители нередко спрашивали ее, дескать, может, он и совсем тебя бросил? Но Яков каждый раз неожиданно объявлялся, загромождая их комнату новыми эскизами и картинами, объясняя свое отсутствие внезапным вдохновением, позвавшим его в дорогу, к примеру на Сахалин. Человек он был неорганизованный, отовсюду, где бы ни учился, его выгоняли за прогулы, в последний раз из Строгановки. Так что, когда он совсем пропал, бабушка даже перекрестилась. Дескать, слава Тебе Господи, от «антихриста» избавились, настолько все считали его фигурой неподходящей. Но перечить Лере при выборе не стали, так как она заявила тогда, что в противном случае уйдет из дома совсем, в восемнадцать-то лет. К тому же в семье всегда царил дух демократии и духовной вольности.
На ее свободу в плане замужества пока больше никто серьезно не покушался, не считая нескольких пройдох, с которыми встречи-расставания были недолгими. И хотя ей шло уже к тридцати, комплексов по этому поводу Лера не имела. В юности она покорила своего Якова нестандартной, яркой и в то же время нежной красотой, которую он и запечатлел на одном из ее многочисленных портретов. Он висел теперь в гостиной и вызывал большой интерес у гостей. Один богач даже предлагал за него неплохие деньги.
На картине в большом красивом окне, подобрав под себя ноги, сидела юная девушка, похожая на рыжую кошечку, такая же гибкая и воздушная, готовая в любую минуту разогнуть спинку и спрыгнуть. Зеленые глаза с поволокой были задумчивы и мечтательны. Настроение художник поймал, и этот теплый летний вечерок надолго оставался в памяти благодаря распахнутому окну. Лера не хотела предавать память юности, наверное, ей все-таки было тогда хорошо с непутевым Яшкой. И портрет оставался на своем месте, куда пропавший муженек сам его когда-то и повесил.
Сейчас она находилась в самом расцвете своей женской красоты. Густые и непослушные медные кудри по-прежнему красиво оттеняли бело-розовую кожу. Зеленые кошачьи глаза озаряли лицо мощнейшим потоком энергии, настолько сильной, что одна из подруг называла Леру электрической станцией. В ней все было хорошо и интересно, и поклонники не переводились. А еще и работа постоянно сводила ее с неординарными людьми. Вроде скучать было некогда, но все же иногда ей казалось, что жизнь пуста, потому что нет в ней главного – любви.
В Яшку некогда она влюбилась с первого взгляда. Черноокий художник с золотыми кудрями до плеч, он был олицетворением чего-то богемного, неземного. Во всем искал прекрасное, что находило отражение в его картинах. Вдобавок любил философствовать, читать стихи Блока. Всегда был чем-то увлечен, но, к сожалению, не ею. Так говорили все, а она никого не слушала, веря только своему сердцу.
«Ведь я так люблю, разве моя любовь может остаться без ответа?» – твердила она себе. И, конечно, не осталась, художник увлекся, но, наверное, не очень серьезно, хоть они и поженились. Лера была счастлива тем, что любила. А он скорее позволял себя любить. Но она этого не хотела замечать. «Пока я люблю, я живу, – снова твердила она себе, – ведь без любви жить нельзя». И ей было хорошо, что он рядом, хотя частенько приходилось вытаскивать муженька из веселых компаний, где он вечно пристраивался к какой-нибудь девице. Он по натуре был самовлюбленный нарцисс, но Лера этого не замечала. И счастье ее кончилось только тогда, когда она разлюбила сама. Собственно, эта детская влюбленность, не осознанная до конца, может, и не была настоящим чувством, но уходила болезненно. Сначала Лера все надеялась и ждала, потом перестала ждать, но все еще любила. Потом ушло чувство и осталась тоска, которая умела прижать так, что белый свет был не мил.
В такие моменты не радовали и роскошные наряды: кучи кофточек, туфелек, шляпок и шуб. Все это было приобретено уже давно и в больших количествах, благо заработок теперь позволял, да и времена дефицита прошли. Одеться хорошо Лера любила и была завсегдатаем распродаж и презентаций новых коллекций, многие модные дизайнеры считали за честь заманить теледиву в свои бутики и пристроить в качестве рекламы на красавице свои шедевры. Но заглушить наваливавшуюся тоску этим разноцветным тряпьем все равно не удавалось, а порой оно сильно раздражало, вываливаясь из всех шкафов. Такому количеству одежды уже не хватало места, и надо было сооружать новые антресоли, но руки все не доходили.
Жила она сейчас одна и часто устраивала в своем элитном жилище различные светские тусовки, которые помогали быть в курсе всего модного и интересного в Москве, что давало пищу для ее интервью на канале, да и статеек в глянцевых журналах, где она в последнее время старалась подрабатывать. Прийти к ней на вечеринку желали многие публичные люди, и она их тщательно сортировала, чтобы не свести случайно непримиримых врагов, которые этого ей потом никогда бы не простили.
Сегодня у нее собиралась довольно интересная компания, правда, несколько разношерстная. Должны были прийти коллеги-журналисты, киношники, актрисы, представители дворянского собрания, один ловкач с интересной идеей лотереи, кое-кто из чиновников и депутатов, мечтающих попасть в эфир, – скоро опять выборы. Подумав о фуршете, она заказала по телефону в близлежащем ресторане суши и бутерброды на дом. «Надо бы вызвать Наталью, пусть поможет накрыть стол для чая и кофе да уберет потом», – решила Лера и, позвонив домработнице, попросила ее прийти.
