— Ты как сюда попал? — не успел Сумрак толком сориентироваться, как в центре зала с удобного кресла медленно поднялась угрожающая тень. Гигантская темношкурая самка, облаченная в золотистые одежды — очевидно, какая-то из самых знатных Великих Матерей, — выпрямилась во весь рост и сложила унизанные браслетами руки на мощной груди. Ее вид был устрашающ, но голос прозвучал больше насмешливо, чем сердито.
— Великая, — низко склоняясь перед Матриархом, проговорил самец, — воинственные девы, охранявшие вход, были так любезны, что разрешили мне пройти.
— Для чего же ты явился? — максиллы самки разошлись в снисходительной улыбке.
— Я пришел за своей женой, — честно ответил Сумрак. А дальше чуть приврал: — Минуты, проведенные без нее, стали для меня такой невыносимой мукой, что я не смог спокойно ждать ее возвращения. Кроме того, на станции сейчас довольно неспокойно, и я переживал, что она отправилась сюда одна.
— Да неужели? — великанша тихо застрекотала. Похоже, раскусила… Отвернувшись от Сумрака, она обратилась к остальным: — Почтенные Производительницы, чье же это милое создание, это чудо? Признайтесь, или, клянусь богами, я заберу его себе.
Отовсюду раздалось растерянное пощелкивание. Самки помладше запестрели от смущения, старшие посмеивались.
— Мое, — внезапно раздался недовольный голос Прорвы. В момент появления сына Грозы она находилась на другом конце зала, где увлеченно дискутировала о чем-то с несколькими самками весьма почтенного вида, потому Сумрак ее сразу и не приметил. Дочь Свободы встала и направилась к супругу, поджав жвала и угрюмо сверля самца глазами. Тот же с самым непринужденным видом распялил ротовые придатки в улыбке и заурчал, изображая крайнюю степень обожания. Хотя утверждать, что он совсем не рад лицезреть Госпожу, было бы неправильно. Откровенно говоря, сейчас он невольно на нее залюбовался, напрочь позабыв о недавнем негодовании. Даже в этой глупой ситуации Прорва держалась с поразительным достоинством. Ее степенно приближающийся тяжеловесный стан, словно бы грубо вытесанный из куска скалы и обернутый, пожалуй, слишком воздушным для таких габаритов бледно-лиловым одеянием, вдруг показался Сумраку настолько притягательным, что под паховой броней началась незапланированная активность. Отпираться было бесполезно: он скучал по этой старой чертовке, по ее несносным выкрутасам, по ее нескончаемым попыткам доказать свое главенство, что раз за разом лишь сильнее обнажали ее самую слабую сторону…
Дочь Свободы приблизилась и покровительственно возложила руку на голову воина, тотчас же опустившегося, чтобы обнять ее колени.
— Я приношу свои извинения, самец совсем потерял голову от страсти, его нельзя винить. Я заберу его домой, — изрекла Прорва.
— Да, заберем друг друга домой, любовь моя, — лукаво щуря уцелевший глаз, сын Грозы поднял на нее взгляд.
До стартовой площадки они шли молча. Сумрак двигался впереди, то и дело вступая в короткие, но ожесточенные стычки со встречными самцами, посмевшими пялиться на его самку, либо просто предупреждающе рыкая на поспешно ретирующийся молодняк. Прорва всякий раз лишь беззвучно сквернословила и закатывала глаза, ожидая, когда мужики разберутся, затем они все так же молча шли дальше…
Только после того, как супруги заняли свои места в челноке, и транспорт благополучно покинул доки, выйдя в космическое пространство, самец заговорил.
— Я был крайне огорчен и взволнован, когда вернулся и не застал тебя дома, моя Госпожа, — сказал он со всей возможной учтивостью.
— Я находилась здесь по делам Совета, ты должен был это понимать, — отрезала Прорва, устремляя взгляд на окутанные светящимся туманом Серые Чертоги, широко простирающиеся перед лобовым стеклом. За ними, создавая волшебный золотой ореол, дремало солнце, а выше сгущался непроглядный мрак.
— Разве есть такие дела, что превыше Сезона Любви?
Дочь Свободы ответила не сразу. С минуту она сидела, продолжая напряженно смотреть перед собой. Затем словно бы нехотя повернулась к супругу.
— Ты мог просто подождать.
— Не мог, — добродушно скалясь, Сумрак поглядел на нее в упор и слегка качнул головой. После чего решительно отключил тягу и заблокировал панель управления.
Застигнутая врасплох самка не сразу поняла, почему челнок вдруг прекратил свое движение к планете и лег на орбиту. И еще сильнее она удивилась, когда рука самца потянулась к ее креслу и отсоединила удерживающее устройство.
— Ты что творишь?! — осознавая, что отрывается от кресла и судорожно впиваясь когтями в подлокотники, рявкнула Прорва.
— Собираюсь воспользоваться твоим правом первого слияния, — мурлыкнул сын Грозы и быстро отстегнулся сам.
Не давая супруге времени сориентироваться, воин резко оттолкнулся ногами и, обхватив ее за плечи, рванулся вверх и назад, увлекая партнершу в просторную кормовую часть челнока. От неожиданности Прорва разжала пальцы и тут же схватилась за самца в поисках хоть какой-нибудь опоры.
— Прекрати немедленно! — начиная бессильно дергаться, зарычала дочь Свободы.
— Ни за что, — еще слаще промурлыкал сын Грозы, и крепко обнял старшую жену, приблизив жвала к ее ушной впадине: — Потому что здесь — в космосе — моя территория. И правила тоже мои.
Прорва с негодованием затрещала и попыталась освободиться. В первый момент Сумрак стиснул ее изо всех сил, но тут же передумал и отпустил, позволив отправиться в свободный полет. Самка нелепо замахала конечностями, но сделала только хуже: ее начало неумолимо переворачивать вниз головой. А самец, тихо посмеиваясь, обогнул кувыркающуюся и отчаянно путающуюся в разлетевшейся юбке партнершу и плавно поднырнул под нее. Да, сейчас воин был полностью в своей стихии — он адаптировался к невесомости годами, сталкиваясь с данным явлением во время ближних перелетов и на малоразвитых станциях без искусственной гравитации, Прорва же, по всей вероятности, оказалась в подобных условиях впервые в жизни.
Перевернувшись в пространстве, самка злобно взвыла и попыталась ухватиться за поручень возле шлюза, но коварный партнер опередил ее руку и перенаправил движение мощного тела в противоположную сторону. Вслед за тем он оттолкнулся от стены и, догнав супругу, вновь вцепился в нее, в результате чего они уже вместе долетели до другой стены и, дружно стукнувшись о нее головами, начали обратное движение.
Не обращая внимания на вызванные отсутствием гравитации неудобства, сын Грозы уткнулся в грудь жены жвалами и потерся о грубую шкуру, покрывая ее обильно сочащимися выделениями шейных желез. Пахучий секрет выскальзывал из-под брони маленькими прозрачными каплями, превращаясь из-за невесомости в подобие аэрозоля. Возбуждение стремительно нарастало…
Вдруг горло самца судорожно дрогнуло — неожиданно для него самого, и первый звук любовной песни врезался в до сих пор нарушаемую лишь хриплым дыханием перепуганной самки тишину. От возмущения Прорва на миг остолбенела, но затем сердито взревела и начала сопротивляться с новой силой. Впрочем, сейчас это не имело смысла.
— Мои правила, — шепотом повторил самец и беззастенчиво издал новую трель, гораздо громче предыдущей.
Однако Прорва не собиралась сдаваться. Она принялась извиваться, и Сумраку ничего другого не оставалось, кроме как обхватить ее всеми конечностями и ждать, пока она вымотается. За это время пара еще несколько раз приложилась о пол, стены и потолок различными частями тела. Наконец самка затихла, и самец, не прекращая своей нахальной рулады, перешел к следующему этапу задуманного.
Сперва он нащупал край одеяния партнерши и бесцеремонно рванул его, раздирая мешающуюся ткань когтями. Затем изловчился и отстегнул паховую броню, расцепил пояс и стянул с себя набедренную повязку. Снимать доспехи и сеть целиком он не стал для экономии времени. Хотя самке и той ничтожной минуты, на которую он отвлекся, хватило, чтобы вонзить когти в его спину. Одновременно жвала Госпожи попытались сомкнуться на шее партнера, но со скрежетом наткнулись на горжет. Сумрак зашипел от боли и на миг прервал трель, но в долгу не остался, позволив себе от души вгрызться в плечо супруги. Кровь не брызнула, а медленно покатилась по ротовым перепонкам чередой округлых капель. Они скользили вдоль напряженных челюстей самца и разлетались в пространстве, формируя зыбкий раздробленный след. Прорва хрипло взвизгнула и начала мотать головой, активно перебирая ротовыми придатками в поисках промежутка между пластинами брони. Из-за ее движений тянущийся от раны строй желтоватых бисерин всколыхнулся и разбежался в разные стороны. После нескольких попыток самка все-таки нашла зазор в доспехах и с наслаждением воткнула в него клыки. Крупные люминесцирующие горошины беспорядочно посыпались наружу, застревая, деформируясь и лопаясь между отростками перепутавшихся грив. Ответом самца стал новый взрыв вожделеющего дребезжания. Это взбесило самку еще больше, но ни на что серьезнее глубокого укуса дочь Свободы оказалась не способна, потому она вынужденно «пропустила ход», а воин невозмутимо продолжил наступление.
