Слуги Моргота удивились, а Эльфы Внешних земель с радостью смотрели вверх. И когда Луна поднялась над мраком запада, Фингольфин приказал трубить в серебряные трубы и начал свой поход в Среднеземелье. И тени его воинов, длинные и черные, шли перед ними.

Семь раз пересекал Тилион небеса, двигаясь к востоку, пока не был готов сосуд Ариен. И тогда величественно поднялся Анар, и первый солнечный рассвет был подобен огромному костру на вершине Пелори. Облака Среднеземелья вспыхнули, послышался шум многочисленных водопадов.

И Моргот испугался и спустился в самые глубокие подземелья Ангбанда. Он созвал своих слуг и сотворил огромные клубы дыма и темные облака, дабы укрыть свою страну от света Дневной звезды.

Варда намеривалась сделать так, чтобы те два сосуда всегда двигались в Ильмене, над Землей, но не одновременно. Каждый должен был уходить из Валинора на восток и возвращаться, и одному следовало выходить с запада, когда другой поворачивал в обратный путь с востока. Так начался отсчет новых дней – подобно календарю деревьев, от мига смешания двух сияний, когда Ариен и Тирион встретились на своем пути над серединой Земли.

Но Тилион был своенравным и непослушным, непостоянным в скорости и не придерживался указанного ему пути. Он искал возможности приблизится к Ариен, чье великолепие влекло его, хотя пламя Анара опаляло его, и лунный остров начал темнеть.

Из-за этого своенравия Тилиона – а еще больше по просьбе Лориена и Эсте, которые говорили, что сон и покой изгнаны с земли, а звезды скрылись – Варда изменила свой замысел и установила время, когда в мире существовали тени и полусвет.

Поэтому Анар некоторое время отдыхал в Валиноре, на прохладной груди Внешнего Моря, и вечер, когда Солнце опускалось на отдых, стал часом величайшего веселья и радости в Амане.

Но вскоре слуги Ульмо погружали Солнце в море и поспешно несли его под землей, и так оно, невидимое, оказывалось на востоке и снова поднималось в небеса, чтобы ночь не длилась слишком долго и зло не плодилось под Луной.

Но от соприкосновения с Анаром воды Внешнего Моря нагревались и светились цветным огнем, так что и после ухода Ариен Валинор некоторое время имел свет. А пока она двигалась под землей, приближаясь к востоку, свечение убывало, и Валинор погружался во тьму.

И тогда Валар еще больше печалились о смерти Лаурелина. А во время рассвета тени гор Защиты еще тяжелее ложились на Благословенное Королевство.

Варда приказала Луне совершать свой путь таким же образом и, пройдя под землей, подниматься на востоке, но только после того, как Солнце спустится с небес. Но Тилион двигался с неравномерной скоростью, как он ходит обычно, и по-прежнему стремился к Ариен, как он будет поступать всегда, и потому их часто можно увидеть над землей одновременно, а иногда случается так, что он подойдет к ней слишком близко и его тень закроет сияние ее, и тогда среди дня наступает тьма.

С тех пор Валар отсчитывают дни по приходу и уходу Анара, и так будет до изменения мира. Потому что Тилион редко задерживается в Валиноре, но чаще быстро пробегает над западными землями, над Аватором или Араманом, или Валинором и погружается в пучину за Внешним Морем, в одиночестве прокладывая свой путь сквозь гроты и пещеры у корней Арда. И там он часто блуждает и возвращается слишком поздно.

Все же после долгой ночи свет в Валиноре был сильнее и прекраснее, чем над Среднеземельем, потому что там отдыхало Солнце, и свет небес был ближе всего к Земле в той местности. Но ни Солнце, ни Луна не могли сравниться со светом древних дней, который исходил от деревьев до того, как их коснулся яд Унголиант. Тот свет живет ныне в одних лишь Сильмарилях.

Но Моргот возненавидел новые светочи и на время растерялся от этого неожиданного удара Валар.

Затем он атаковал Тилиона, послав против него духов тьмы, и в Ильмене, под звездными путями, завязалась битва, но Тилион одержал победу.

Ариен же Моргот боялся великим страхом и не отваживался подойти к ней ближе, не имея большого для этого могущества. Потому что по мере того, как в нем росла злоба и зло исходило из него, творение его лживых помыслов, рождая злые существа – его могущество переходило к ним и дробилось, а сам он становился все более связанным с землей и не желал покидать свою мрачную крепость. Тьмою он оградил себя и своих слуг от Ариен – они не могли выносить блеска ее глаз. И местность вблизи его жилища была скрыта испарениями и огромными облаками.

Но увидев нападение на Тилиона, Валар встревожились, опасаясь, что злоба и хитрость Моргота могут измыслить еще чтонибудь против них. Не желая идти на него войной в Среднеземелье, они, тем не менее, помнили разрушение Альмарена и решили, что подобное не должно случится с Валинором.

Тогда они заново укрепили свою страну и превратили горные склоны Пелори в отвесные и ужасные высоты – на севере и на юге.

Внешние склоны этих гор были черные, гладкие и твердые, как стекло, без единной точки опоры или выступа, и обрывались в огромную пропасть. Над ними возносились вершины, коронованные льдом.

Не знающая сна стража была поставлена на них, и не имели те горы ни одного прохода, кроме ущелья Калакирна, которое Валар не закрыли ради Эльдарцев, оставшихся верными.

В том глубоком ущелье, в городе Тирион на зеленом холме, Финарфин все еще правил остатками Нольдора. И вся эта раса Эльфов, даже Ваньяр и их повелитель Ингве, должны были иногда дышать внешним воздухом и ветром, что приходит из-за моря, с их родины. К тому же Валар не захотели окончательно разлучать Телери с их родичами.

И они возвели на Калакирна мощные башни и поставили на них много часовых, а там, где ущелье выходит на равнины Вальмара, разместили войско, так что ни птица, ни зверь, ни Эльф, ни человек – никто из живущих в Среднеземелье не мог бы пройти тем путем.

А еще в то время, которое песни называют Нуртале Валинорева, Исчезновение Валинора, были созданы зачарованные острова, и все моря вокруг наполнились тенями и чарами. И к этим островам, как сетью покрывавшим Море Теней от севера до юга, перед Тол Эрессе, Одиноким Островом, можно было попасть, плывя только на запад.