Сильмарили исчезли, и могло показаться безразлично, сказал бы Феанор Яванне «да» или «нет». И все же, сказал бы «да» до того, как пришли вести из Форменоса, может быть его последующие действия стали бы иными. Но теперь судьба Нольдора была решена.

Тем временем Моргот, избегая преследования Валар, пришел в бесплодные земли Арамана. Эта страна лежала на севере, между горами Пелори и Великим Морем, подобно Аватару на юге. Но Араман был обширнее: там, между побережьем и горами, находились обширные равнины, более холодные, потому что льды здесь подходили ближе.

Моргот и Унголиант поспешно пересекли эту местность и, пройдя через густые туманы Ойомуре, добрались до Хелкараксе, где узкий пролив между Араманом и Среднеземельем был заполнен битым льдом.

И Моргот переправился через него и вернулся, наконец, на север Внешних земель.

Они пришли вместе, потому что Моргот не мог ускользнуть от Унголиант, и ее облако все еще окружало его, а все ее глаза следили за ним.

Так они оказались в той местности, которая лежала к северу от залива Дренгист. Теперь Моргот приблизился к руинам Ангбанда, где находилась эта огромная западная крепость. И Унголиант понимала, на что он надеется, и знала, что здесь он попытается ускользнуть от нее.

И она остановила Мелькора, требуя, чтобы он исполнил свое обещание.

– Черное сердце! – сказала она. – Я сделала то, что ты потребовал. Но я все же голодна!

– Чего же тебе еще? – ответил Моргот. – Или ты хочешь упрятать весь мир в свое брюхо? Этого я тебе не обещал! Я его повелитель!

– Столько мне не нужно, – сказала Унголиант. – Но ты унес из Форменоса огромное сокровище, и я желаю получить его. Да, и ты отдашь его из своих рук!

Тогда Мелькор был вынужден уступить ей драгоценные камни, захваченные им, один за другим, неохотно. И она сожрала их, и их красота погибла для мира. Еще огромнее и чернее стала Унголиант, но голод ее был ненасытен.

– Только из одной руки давал ты, – сказала она. – Только из левой. Разожми свою правую руку!

Но в правой руке Моргот крепко сжимал Сильмарили, и хотя они были заключены в хрустальной шкатулке, огонь их начал жечь руку Моргота, и она скрючилась от боли. Но Моргот не разжал ее.

– Ты получила, что тебе причиталось. Потому что лишь моим могуществом, что я вложил в тебя, твоя работа была завершена. Ты не нужна мне больше. Эти вещи ты не получишь и не увидишь. Я объявляю их своими навсегда!

Но Унголиант стала еще больше, а он – меньше, ибо его сила ушла от него. И Унголиант нависла над Морготом, и ее облако сомкнулось вокруг него. И она опутала Моргота сетью из крепчайших нитей и стала душить его.

Тогда Моргот издал ужасный крик, эхом отозвавшийся в горах, и потому та местность была названа Ламмот, так как эхо его голоса оставалось там и впоследствии. И если кто-нибудь, крикнув там громко, пробуждал его, вся местность между холмами и морем наполнялась звуками воплей мучительной боли.

Никто в северном мире не слыхал крика более громкого и ужасного, чем крик Моргота в тот час. Горы содрогнулись и земля затряслась, утесы раскалывались на части. Глубоко в закрытых пещерах был слышен этот крик, и далеко отсюда, под разрушенными залами Ангбанда, в подземельях, куда, разгоряченные атакой, не спускались Валар, все еще таились Бальроги, ожидая возвращения их повелителя. И теперь они тут же сорвались с мест и перебрались через Хитлум, как огненная буря ринулись к Ламмоту.

Своими пламенными бичами они взорвали в клочья паутину Унголиант, и она испугалась и обратилась в бегство, извергая черный туман, скрывавший ее. Покинув север, Унголиант спустилась в Белерианд и поселилась под Эреди Горгоротом, в темной долине, что впоследствии получила название Нан Дургонтеб – Долина Ужасной Смерти – из-за ужаса, которым наполнила ее Унголиант.

Там во время Ангбанда жили другие мерзкие твари, имевшие образ пауков, и Унголиант сочеталась браком с ними и пожирала их. И даже после того, как она покинула те места и ушла, когда ей захотелось, на забытый юг мира, ее потомки жили в долине и ткали свою отвратительную паутину. О дальнейшей же судьбе Унголиант не рассказывает ни одна история. Все же некоторые утверждают, что ей давным-давно пришел конец, когда от ненасытного голода она сожрала, наконец, самое себя.

Итак, страх Яванны, что Сильмарили будут поглощены и уйдут в ничто, не оправдался, но они остались во власти Моргота. И он, теперь свободный, снова собрал всех своих слуг, кого смог найти, и привел к руинам Ангбанда. Там он вырыл заново огромные залы и темницы и над входом в них возвел трехглавую гору Тангородрим, над которым всегда густо клубился зловонный черный дым. И в Ангбанде собралось бесчисленное войско зверей и демонов Моргота, и раса выведеных им Орков росла и умножалась в недрах земли.

Черная тень пала на Белерианд, и в Ангбанде Моргот выковал огромную железную корону и провозгласил себя королем мира. И в знак этого он вправил Сильмарили в свою корону. Его руки были сожжены дочерна прикосновением к этим священным камням, и черными они оставались впоследствии. Никогда уже не удалось Морготу избавится от боли ожога, державшей его в непроходящей ярости.

Эту корону он никогда не снимал, хотя тяжесть ее стала для него невыносимой. Всего лишь один раз покинул он, тайно и ненадолго, свои владения на севере, и редко выходил из подземной крепости, управляя оттуда своими армиями. И только раз за все время существования его королевства Моргот сам брал в свои руки оружие.

Сейчас больше, чем в дни Утумис, до того, как гордость его была унижена, ненависть Моргота сжигала его, и лишь в господстве над своими слугами, в совращении их ко злу он успокаивал свой дух. И власть Моргота, как одного из Валар, сохранялась долго, хотя и обернулась жестокостью. И перед его лицом все, кроме самых сильных, погружались в черную бездну страха.

И вот, когда стало известно, что Моргот покинул Валинор, и погоня за ним оказалась тщетной – тогда Валар надолго задержались во тьме в Круге Судьбы, и Майяр, и Ваньяр стояли рядом и плакали. Нольдорцы же большей частью вернулись в Тирион и оплакивали там омрачение их прекрасного города. Через сумрачный проход Калакирна в город медленно втекали туманы с темных морей, окутывая башни, и светильник Миндона едва был виден во тьме.