Действительно, почти через пятнадцать минут после съезда с дороги Анна увидела в тумане белую колокольню. Вскоре после этого показались несколько домов и дорожный щит, извещавший, во-первых, что Анна въехала в Мёркабю, а во-вторых, что перед ней самая высоко расположенная церковь Сконе.

Сам поселок оказался собранием домов, сгрудившихся вокруг Т-образного перекрестка. Перед одним лежал неровный асфальт, стояли две доски объявлений, а на витрине виднелась наклейка с изображением мороженщика. Совсем не похоже на сельмаг, который Анна себе вообразила. А ты чего ждала? – усмехнулся Хокан. – Бюллербю?

Дверь магазина была закрыта; написанное от руки объявление предлагало в случае необходимости позвонить в звонок. Через несколько минут появилась немолодая женщина в кофте с катышками, на которой красовался логотип предприятия.

– День добрый! – Впуская Анну, женщина широко улыбнулась.

Магазинчик оказался немногим больше гостиной в Таборе. Старая витрина-холодильник, пара полок с бакалеей, сигареты, газетная стойка. Пахло виниловым покрытием.

– Ищете что-то конкретное? – спросила женщина. Очки она сдвинула на лоб, они запутались в волосах, отчего прическа слегка съехала вправо. Женщина потянула акрилово-блестящие локоны в противоположную сторону, чтобы выровнять парик.

– Так, что-нибудь к обеду.

– Есть свежие яйца. Только что из курятника. – Женщина снова поправила парик и на этот раз осталась довольна.

– У меня дочь веганка, – пробормотала Анна. Объяснить, что это такое? Какими ограничениями обставлен каждый прием пищи, не говоря уже о вечных спорах?

– Свежая свекла подойдет? – спросила женщина. – Если запечь в духовке и подать с голубым сыром, будет вкусно. Ой нет, сказала тоже. Веганы ведь не едят сыр? Вообще никаких продуктов животного происхождения.

– Верно. – Анна удивленно покачала головой.

– У меня внук веган, – поделилась носительница парика и подмигнула Анне. – Подыщем что-нибудь, вот увидите.

Минут через десять они набрали гору корнеплодов и овощей, в основном выращенных неподалеку. А еще – свежие яйца и кусок соблазнительно пахнущего бекона.

– Меня зовут Гуннель, – представилась женщина в парике. – Это же вы снимаете дом у Энглаберги. Табор?

Анна кивнула:

– Откуда вы знаете?

– Мы тут редко видим новые лица. И почти никогда не слышим стокгольмского говора. – Гуннель с любопытством взглянула на Анну. – Вы служите в полиции, да?

Анна снова кивнула, поражаясь, как далеко залетает сорока, разносящая на хвосте разные сведения. Вопрос со службой и переездом в Неданос решился всего какой-нибудь месяц назад.

– Да, мы тут слегка удивились, когда услышали, что Элисабет Видье надумала сдавать Табор. Да еще человеку из полиции, – продолжала женщина, складывая покупки Анны в пакет. – Табор для нее – это святое, а полицейских она, скажем так, не особо жалует.

– Почему?

Старушка выпрямилась, улыбка ее застыла.

– Хм, а я думала, вы знаете. Никто не рассказывал?

– Нет. – Анна нахмурилась. – Что именно не рассказывал?

– Про Симона. Мальчишку Элисабет и Карла-Юхана. Который убился тут, в старой каменоломне. – Гуннель махнула куда-то в сторону дороги. – Уже лет тридцать тому. Кошмарная история.

– Вот как. – Анне стало любопытно. – Нет, я ничего такого не знаю.

Женщина грустно покачала головой.

– Бедняга Симон. Такой был чудесный парень, такой талантливый. Пел и играл, как ангел. Девятнадцать лет, вот-вот должен был выйти в мир.

– Какая трагедия. – Анна тоже сделала скорбное лицо. – А что с ним произошло?

– Их компания там, в каменоломне, лагерь устраивала. В самом начале осени девяностого это случилось. До сих пор все помню, будто вчера.

Женщина понизила голос.

– Мы с Оке проснулись оттого, что кто-то колотил в дверь. Времени было почти пять утра. Прибежал Бруно, сын хозяина здешнего ресторана. Весь белый как простыня. Спросил, можно ли позвонить. Сказал, что произошел несчастный случай.

Гуннель покачала головой, скривив губы, словно последние два слова причиняли ей неудобство. Она уже перегнулась было через прилавок, желая сказать что-то еще, но дверь магазина открылась, и вошел мужчина во флисовой кофте и рабочих штанах.

– Привет, Гуннель. – Мужчина привычным шагом направился к витринке со снюсом, притаившейся в углу. По дороге он с любопытством глянул на Анну.

Гуннель выпрямилась и провела руками по кофте в катышках, словно пытаясь стереть что-то неприятное.

– Еще что-нибудь, Анна? – спросила она чуть громче, чем нужно.

Вернувшись в Табор, Анна занялась приготовлением обеда. Агнес с угрюмым видом накрывала на стол. Когда молчание стало совсем уж невыносимым, Анна решила рассказать о встрече в магазине. В красках расписала, как удивилась, что Гуннель в курсе веганского питания, однако ожидаемой реакции не получила. Не успев подумать как следует, Анна пустилась пересказывать весь разговор, от перекосившегося парика до нелепой гибели Симона Видье.

– Как думаешь, может, фреска в зале изображает каменоломню? – Агнес взглянула на мать, в голосе неожиданно прозвучал интерес.

– Не знаю. – Анна постаралась не показать, как ее обрадовало, что они о чем-то говорят. О чем угодно, лишь бы не о Хокане и не о переезде. Твердая почва, без мин-ловушек. – Но если хочешь, можем узнать. Гуннель говорила, это близко.

– Я посмотрю гугл-карту. Но лучше, наверное, подождать до завтра, будет не так туманно. Я пофотографирую, и мы сможем сравнить с картиной.

– Конечно!

Агнес поднялась, помогла Анне убрать со стола, помыла форму для выпечки – даже просить не пришлось.

Мило с озадаченным видом вертелся у Агнес под ногами и явно не знал, как себя вести, словно перемена атмосферы сбила его с толку. Он запрыгнул на кухонный диванчик, поставил лапы на подоконник. Тихо заворчал, будто заметил что-то в саду. Анна выглянула в окно, но увидела только обширный сад с двориком, подъездную дорожку и туман, который слоями стелился среди деревьев.

– Дурень, – буркнула она. В ответ Мило обиженно взглянул на нее.

Когда с посудой было покончено, Агнес скрылась в зале для проповедей – Анна слышала, что дочь потащила с собой оборудование. Тренога для фотоаппарата, вывернутый зонтик, вспышка, экраны, чехлы с линзами. Все это влетело черт знает в какую сумму, Анна помнила, как они с Хоканом ругались из-за этого.

Ты покупаешь ее любовь, понимаешь ты или нет? Ставишь меня в дурацкое положение. И вообще, с каких пор ты можешь позволить себе такие траты?

Теперь все это казалось такой ерундой.

Анна тоже стала подниматься по лестнице. На миг остановилась, словно ожидая, что Агнес потребует оставить ее в покое. Этого не произошло, и Анна медленно подошла к огромному церковному окну. От вида все еще было трудно оторваться, хотя по сравнению с вчерашним он сильно изменился. Туман пеленой лежал над деревьями, макушки проступали серыми силуэтами. Вдали неясно светилась полоска красных огней, и Анна не сразу поняла, что это габаритные огни ветряных мельниц на равнине. Доисторические звери из железа, они ритмично подмигивали друг другу.

Агнес с фотоаппаратом пристроилась перед росписью.

– Мама, принеси, пожалуйста, другой штатив для лампы.

Анна постаралась не показать, как обрадовалась, что Агнес подключила ее к работе.

По шажочку, подумала она. Попыталась расслышать, что скажет Хокан, но сейчас он молчал. Хороший знак. И все же ей будет не хватать его голоса.

Анна протянула Агнес штатив и стала смотреть, как дочь сноровисто управляется с оборудованием. Перевела взгляд на фреску. Темное небо, скалы, задумчивый лес. Осенний дождь нарушает гладь воды, искажает отражения.

– Красиво, да? – сказала Агнес. – Краски, настроение, дождь. Мне все кажется, что вода скрывает какую-то тайну. И там, в глубине, что-то есть. Интересно, существует ли еще каменоломня. И как она выглядит на самом деле.