На похоронную службу Карни отправился один, да и там, несмотря на присутствие Брендана, Рэда и Аннелизы, оставался в одиночестве. Ему не хотелось разговаривать ни с кем из скорбящих. Какими бы словами он ни пытался описать произошедшее, со временем придумывать их становилось все труднее. Карни поспешил уйти из крематория, пока никто не успел подойти и поговорить с ним.

Пыльный ветер, который весь день то нагонял облака, то очищал залитые солнечным светом небеса, заставлял пригибать голову. Не сбавляя шага, парень полез в карман за сигаретами. Лежавший там же шнурок, как и всегда, приветственно коснулся его пальцев. Карни выпутался из него и достал сигареты, но резкие порывы ветра не давали спичкам загораться, а руки, казалось, не могли справиться с такой простой задачей и заслонить огонек. Пройдя чуть дальше, Карни свернул в проулок, чтобы прикурить. Там его и поджидал Поуп.

– Ты прислал цветы на похороны? – спросил бродяга.

Инстинкты велели Карни развернуться и бежать. Но залитая солнцем улица была всего в нескольких ярдах. Здесь он был в безопасности, а разговор со стариком мог оказаться познавательным.

– Не прислал? – снова спросил Поуп.

– Нет, – ответил Карни. – Что ты здесь делаешь?

– То же, что и ты, – пришел посмотреть, как пацан горит.

Поуп ухмыльнулся, выражение его жалкого, грязного лица сделалось отвратительным до невозможности. Он был все тем же мешком с костями, что и две недели назад в туннеле, но теперь его фигура источала угрозу. Карни обрадовался, что за спиной светит солнце.

– А еще – увидеть тебя.

Карни предпочел промолчать. Он чиркнул спичкой и закурил.

– У тебя есть кое-что, принадлежащее мне, – сказал старик, но его собеседник не выказал ни малейшего чувства вины. – Верни мои узлы, парень, пока не натворил чего-нибудь по-настоящему страшного.

– Не понимаю, о чем ты, – ответил Карни.

Его взгляд неохотно сосредоточился на Поупе: замысловатое лицо старика невольно притягивало к себе. Заваленный мусором проулок дрогнул. Наверное, облако закрыло солнце. Фигура старика слегка потемнела.

– Глупо было пытаться меня обокрасть, парень. Конечно, я показался легкой добычей. Сам виноват, больше такое не повторится. Видишь ли, иногда мне бывает одиноко. Уверен, ты это понимаешь. А когда мне одиноко, я начинаю пить.

Хотя Карни прикурил сигарету всего несколько секунд назад, она успела догореть до фильтра, а ведь он и затяжки не сделал. Парень уронил окурок, смутно сознавая, что из реальности этого крошечного переулка вынимали и время, и пространство.

– Это был не я, – пробормотал он. Детская манера защищаться от любых обвинений.

– Нет, ты, – властно ответил Поуп. – Давай не будем тратить силы на выдумки. Ты обокрал меня, а заплатил за это твой товарищ. Ты не можешь исправить вред, что вы причинили. Но способен предотвратить грядущее зло, если вернешь то, что принадлежит мне. Немедленно.

Карни сам не заметил, как его рука потянулась к карману. Ему хотелось выбраться из ловушки, пока та не захлопнулась. А самый простой способ – отдать Поупу его собственность. Однако пальцы мешкали. Почему? Из-за безжалостного взгляда этого Мафусаила? Или потому, что, вернув себе узелки, старик полностью контролировал бы оружие, которое, в сущности, убило Кэтсо? Но скорее всего – из-за того, что даже сейчас, рискуя собственным рассудком, Карни не хотел расставаться с единственным фрагментом тайны. Ведь он едва успел с ней повстречаться. Почувствовав это его нежелание, Поуп принялся напирать сильнее.

– Не бойся меня, – сказал он. – Я не причиню тебе вреда, если ты меня не вынудишь. Лучше бы уладить дело мирно. Еще одна смерть только привлечет ненужное внимание.

«Я, что же, на убийцу смотрю? – подумал Карни. – Он ведь такой грязный, такой до смешного жалкий». И все же слух спорил со зрением. Зернышко властности, которое Карни ощутил когда-то в голосе Поупа, проклюнулось и зацвело.

– Денег хочешь? – спросил старик. – Так, что ли? Успокоится твоя гордость, если я предложу тебе что-нибудь за хлопоты?

Карни недоверчиво оглядел его убогий наряд.

– О, – произнес Поуп, – может, я и не похож на богатея, но внешность бывает обманчива. И это, на самом деле, скорее правило, чем исключение. Возьмем, к примеру, тебя. На покойника ты не похож, но поверь мне, пацан, ты все равно что мертвец. И если продолжишь сопротивляться – точно помрешь, это я тебе обещаю.

Эти слова – такие сдержанные, такие четкие – именно тем и ошарашили Карни, что сорвались с губ Поупа. Две недели назад приятели поймали пьяного старика, растерянного и уязвимого, но теперь, протрезвев, он говорил как властелин. Точно обезумевший король, который нищим брел среди простолюдинов. Король? Нет, скорее священник. Что-то в природе его власти (и даже в имени) наводило на мысль о человеке, чьим источником силы было нечто посерьезнее простой политики.

– Еще раз, – произнес старик, – прошу отдать то, что принадлежит мне.

Он шагнул к Карни. Переулок превратился в узкий туннель, нависающий и давящий. Если бы не небо над головой, Поуп затмил бы все вокруг.

– Отдай мне узлы, – мягко убеждал голос. Тьма подступала. Карни видел перед собой лишь рот старика, его неровные зубы, серый язык. – Отдай их мне, вор, иначе пожалеешь.

– Карни?

Голос Рэда донесся словно из другого мира. Мира, что был всего в паре шагов, – а там звуки, солнечный свет, ветер, – но Карни пришлось долго напрягать все силы, чтобы отыскать его.

– Карни?

Он вырвал свое угасающее сознание из пасти Поупа и с трудом обернулся к улице. Там стоял освещенный солнечными лучами Рэд, а рядом с ним Аннелиза. Ее светлые волосы сияли.

– Что происходит?

– Оставьте нас одних, – велел Поуп. – У меня с парнишкой свои дела.

– У тебя к нему какое-то дело? – обратился к Карни Рэд.

Старик вмешался, прежде чем тот успел ответить:

– Скажи ему, Карни, что хочешь поговорить со мной наедине.

Рэд взглянул на старика поверх плеча Карни и снова спросил приятеля:

– Не хочешь рассказать, что происходит?

Язык старался отыскать ответ, но безуспешно. Солнечный свет был так далеко. Каждый раз, когда тень от облака накрывала улицу, парень пугался, что свет погас навсегда. Губы беззвучно шевелились, пытаясь выразить этот страх.

– Ты в порядке? – спросил Рэд. – Карни? Ты меня слышишь?

Тот кивнул. Темнота, завладевшая им, начала рассеиваться.

– Да… – ответил он.

Поуп внезапно бросился к Карни и принялся отчаянно шарить по его карманам. Толчок отбросил оцепеневшего парня к стене проулка. Карни свалился на груду ящиков и опрокинулся вместе с ней. Излишне крепко цеплявшийся за него Поуп упал следом. Все его прежнее спокойствие – с мрачным юмором и продуманными угрозами – испарилось. Он снова сделался бездомным идиотом, фонтанировавшим безумием. Карни чувствовал, как руки бродяги рвут одежду и царапают кожу, пытаясь завладеть узлами. Слов, которые тот выкрикивал, было уже не разобрать.

Рэд влетел в проулок и попытался за пальто, за волосы, за бороду – за все, что оказывалось под рукой, оттащить старика от его жертвы. Легче сказать, чем сделать – в этом нападении сосредоточилась вся ярость припадка. Но победил Рэд, у которого было больше сил. Он поднял изрыгавшего ахинею Поупа на ноги и удерживал его будто бешеного пса.

– Вставай… – велел он Карни. – Отойди от него подальше.

Тот, пошатываясь, поднялся из разломанных ящиков. Поупу удалось за считаные секунды причинить ему серьезный вред: с полдюжины мест кровоточило; одежда изодрана, рубашка и вовсе восстановлению не подлежала. Карни неуверенно поднес руку к расцарапанному лицу. Ссадины походили на ритуальные шрамы.

Рэд толкнул Поупа к стене. Бродяга побагровел, взгляд у него сделался диким. Поток брани – смесь английского и тарабарщины – хлынул в лицо вмешавшемуся в заваруху парню. Не прерывая своей тирады, Поуп снова попытался наброситься на Карни, но на этот раз его когтям помешала хватка Рэда. Тот поволок старика из переулка на улицу.