Молох сжал волосы в кулаках.

Он в ловушке. В ловушке.

Снова Росс обвёл его вокруг пальца. Брат приблизился и навис над ним тенью неприемлемого  морального выбора.

— Вы с Алой созданы друг для друга. Она, хоть и сильная ведьма, но из той редкой породы женщин, которым жизненно необходим покровитель. Давай, соглашайся! Будешь её опекать, как когда-то пытался опекать меня, с той лишь разницей, что ей это, скорее всего, понравится. 

— Это…

— Верно — сделка с собственной совестью. Что тебе дороже: благополучие мира или одной-единственной женщины? Помнится, ты говорил, что каждый должен оставаться на своём месте. Место Алой в бараках Ордена. Не с тобой. Но почему бы не наплевать на глупые правила?

— Нет, — тихо сказал он, и лицо Росса вытянулось почти комично,  вот только Молоху было не до смеха. И он продолжил: — это выбор между благополучием мира и моим собственным. Интересы Эстер здесь ни при чём.

— Так насколько же ты эгоист, братец?

Молох потянулся и накрыл ладонями светящиеся татуировки на щиколотках Росса — сделал свой выбор.

Глава 34

Пожалуй, с самого начала я знала, во всяком случае догадывалась, что задание, подобное этому, не закончится хорошо. Но то, что дело примет оборот настолько скверный, предположить не могла. Не берусь судить, о чём думал Танатос, отправляя едва оперившегося птенца в гущу событий, но то, что руководствовался он не здравым смыслом, — неоспоримый факт.

Ник, разлучённый со мной, сейчас, вероятно, блаженствовал в оружейной — было его дежурство, — и я ему искренне завидовала. 

Застыв на вершине горы, я в полуобмороке смотрела, как вода встаёт тёмной стеной и несётся на город. Слышался звук, похожий на отдалённый гром. С каждой секундой гул нарастал, делался страшнее, объёмнее. Теперь он напоминал грохот железнодорожного состава, идущего на полной скорости. В нём чудились стекольный звон и треск крошащегося бетона. 

Океан ревел, поднимался на дыбы. Сорокаметровая волна сложила небоскрёбы вдоль берега, словно костяшки домино, поставленные на рёбра. Люди бежали, кричали. Жадные языки цунами растекались по руинам улиц потоками мусора. Несли, сталкивая друг с другом, доски, обломки заборов, лодки, машины, деревянные хибарки, снятые с фундаментов. Я смотрела на плывущую внизу между остовами домов свалку и понимала, насколько не готова покинуть безопасное место на возвышении. О том, чтобы приступить к своим непосредственным обязанностям, не шло и речи. Но назойливые часы на руке тикали, подгоняли.

Я богиня смерти. Я должна.

Мои более опытные коллеги восхищали бесстрашием. Мужчины в чёрных костюмах и с косами наперевес храбро перепрыгивали с машины на машину, с лодки на лодку в стремительной реке развалин человеческих жизней. 

Собравшись с духом, я достала из воздушного кармана дневник — сегодня у меня был только один клиент — и с ужасом вчиталась в рукописные строчки. Танатос вне всяких сомнений задумал меня угробить. Иного объяснения его поступку не находилось. Моё задание было невыполнимым. Возможно, Молох или те суровые мужчины, что решительно размахивали косами в затопленном городе, и справились бы, но не я. Точно не я!

У меня тряслись руки и подгибались колени. Я была на грани того, чтобы наплевать на задание и вернуться в Крепость, так и не испытав свои силы. В конце концов, стихийное бедствие — не то, что по зубам новичку. Отправить меня сюда со стороны Танатоса было некомпетентно. 

До События оставалось пять минут три секунды. Я сверилась с часами. С горизонта надвигались две белые полосы — новые волны, призванные уничтожить то немногое, что сохранили предыдущие. По океану словно мчался табун снежных лошадей, поднимавших исполинские брызги. А на пути стоял чудом уцелевший дом. Уцелевший пока. 

Люди высыпали на плоскую крышу в надежде на крепкие стены своего жилища и милость богов. Покинуть убежище-ловушку они не могли хотя бы потому, что за пределами их замкнутого бетонного мирка царил хаос. Дороги исчезли под водой. Их заменили реки мусора и деревянных обломков. Несчастным на крыше оставалось только молиться, но я-то знала: время пришло. Списки погибших давно составлены, заверены и отправлены в канцелярию Пустоши. На каждом документе подпись главы Совета. В каждом дневнике — чёрным по белому конкретная дата смерти.

Я бы хотела сказать этим людям, что бояться нечего: то, что им кажется концом, на самом деле начало. Но давайте на-чистоту: как я могла кого-то утешить, если от страха сама едва держалась на ногах?

Надо было наступить на горло собственной гордости и отправиться за помощью к Молоху: он  бы не позволил включить в группу профессионалов неопытного новичка. Но неприязнь оказалась сильнее, и вот я здесь, жалкая, слабая, в шаге от позорной истерики.

А ведь начальник всегда стремился меня защитить, уберечь. Если бы наши отношения развивались иначе... Теперь же, когда я смотрела на Молоха, меня как цунами захлёстывали болезненные воспоминания. Я снова переживала гадливость, страх, тошнотворную беспомощность. Каким бы честным, добрым, благородным ни был Молох на самом деле, я подсознательно продолжала видеть в нём насильника. 

Но сейчас, в эту секунду, мне отчаянно захотелось, чтобы он оказался рядом.

Среди далёких, мельтешащих на крыше фигурок я отыскала взглядом своего клиента и приготовилась телепортироваться. Когда волна ударит, я должна быть поблизости. Кахья — так зовут мужчину — умрёт, захлебнувшись под плитами рухнувшего здания. Чтобы освободить душу, мне придётся за ней нырнуть.

Я крепко вцепилась в рукоятку косы. Кожаный ремешок часов плотно обхватывал запястье, металлический корпус холодил кожу. Я готовилась ощутить вибрацию. 

«Не получится. У меня не получится. Ничего не выйдет».

И вот океанская пучина смела, поглотила последний  дом. Ныряя за клиентом в омут брызг и камней, я инстинктивно задержала дыхание — привычка из прошлой, человеческой жизни. До последнего меня не покидала надежда, что каким-то чудесным образом дело окажется проще, чем я себе представляю, но стоило погрузиться под воду — под ледяную, кишащую балками и кирпичами воду, и пришло понимание: всё в сотни, в тысячи раз тяжелее.

Клиента я потеряла в первую же секунду: его, вероятно, подхватило волной и утащило на глубину. Металлический корпус часов вибрировал, требовал освободить душу из оков тела, но Кахья исчез, искать его было бесполезно. Самой бы выбраться из загребущих лап океана! 

Проклятье!

Волосы облепили лицо. Вода залила нос и уши. Коса и мокрый, отяжелевший костюм мешали сопротивляться течению. Из богини смерти я вдруг превратилась в щепку, подхваченную быстриной. В бока и плечи острыми краями впивался проплывающий мимо хлам. Ежесекундно меня что-то кололо, болезненно задевало, царапало. А один раз приложило по голове так сильно, что, будь я человеком, лишилась бы чувств.

Надо признать: дело провалено — и выбираться.

Но телепортироваться на сушу не получилось: паника сдавила горло и мешала сосредоточиться. Я скинула туфли, тянувшие меня на дно, и вцепилась в ствол дерева, поваленного волной.

Сложно представить, что жнец способен захлебнуться. Тем не менее я вспомнила все леденящие кровь истории о богах, погребённых под руинами зданий, истерзанных торнадо, оглушённых взрывами и ожидающих помощи часами. В моменты, когда магия отказывала, мы понимали, что не так неуязвимы, как привыкли считать.

И разумеется, такой момент наступил и для меня.

Вцепившись в бревно, я повернула голову: жнецы — мужчины в чёрных костюмах — мелькали тенями. Ни одному не было до меня дела. Ещё бы — у всех поминутный график, у каждого по двадцать клиентов, не то, что у некоторых.

«Соберись! Возьми себя в руки. Ну давай же! Вон гора. Представь её хорошенько и телепортируйся».

Я напрягла все чувства. Сосредоточилась до боли в висках. Представила гору во всех подробностях… и взвыла от очередной неудачи.

Что же делать?

Зубы стучали от холода, ноги не слушались, пальцы соскальзывали с влажной коры. Я не могла плыть, не могла позвать на помощь. И только думала о Молохе как о единственном возможном источнике спасения.