– Ваш дядя был один или в комнате еще кто-то был?

– Он был один. Доктор Шеппард к тому времени уже ушел.

– А вы не заметили, окно было закрыто или нет?

Флора покачала головой.

– Не могу сказать. Шторы были задернуты.

– Вот именно… Ваш дядя вел себя как обычно?

– По-моему, да.

– А вы не можете рассказать поточнее, что произошло в кабинете?

Флора замолчала на минуту, как будто собиралась с мыслями.

– Я вошла и сказала: «Спокойной ночи, дядя. Я иду спать. Что-то я сегодня устала». Он вроде бы как что-то проворчал, а я наклонилась и поцеловала его, а он еще что-то сказал о том, что мне идет платье, которое было на мне надето. А потом сказал, чтобы я ему не мешала и что он занят. Ну вот я и пошла.

– Он подчеркивал, что не хочет, чтобы ему мешали?

– Ах да, конечно! Совсем забыла. Он произнес: «Скажи Паркеру, что сегодня мне больше ничего не нужно, и пусть он меня больше не беспокоит». С Паркером я столкнулась прямо перед дверью и передала ему распоряжение дяди.

– Вот как, – сказал инспектор.

– А вы не скажете мне, что же все-таки было украдено?

– Мы в этом пока не уверены, – ответил инспектор, поколебавшись.

Неожиданно в глазах девушки появился страх – она посмотрела на полицейского.

– Что случилось? Вы что-то скрываете от меня?

Двигаясь в своей обычной незаметной манере, майор Блант встал между нею и инспектором. Девушка вытянула руку, он взял ее в две свои и стал поглаживать, как будто Флора была маленьким ребенком. Та повернулась к нему – казалось, что его флегматичные, непоколебимые, как скала, манеры обещали ей покой и безопасность.

– У меня плохие новости, Флора, – негромко проговорил майор. – Плохие для всех нас. Ваш дядя Роджер…

– Я слушаю вас…

– Это наверняка окажется для вас шоком. Бедный Роджер мертв.

Флора, с глазами полными ужаса, отпрянула от него.

– Когда? – прошептала она. – Когда?

– Боюсь, что вскоре после того, как вы от него вышли, – мрачно ответил Блант.

Флора поднесла руку к горлу, вскрикнула, и я с трудом успел подхватить ее падающее тело. Она потеряла сознание, и мы с Блантом отнесли ее наверх и уложили в постель. После этого я заставил его разбудить миссис Экройд и рассказать ей все новости. Флора вскоре пришла в себя, и я привел к ней ее мать, предварительно рассказав миссис Экройд, что она должна делать. После этого я поспешил вниз.

С инспектором я столкнулся как раз в тот момент, когда он выходил с той половины дома, где находилась кухня.

– Как наша молодая леди, доктор?

– Она уже пришла в себя. С нею ее мать.

– Вот и хорошо. Я опрашивал слуг. Все они утверждают, что сегодня никто не входил в дом через черный вход. Ваше описание того незнакомца довольно туманное – может быть, вспомните что-то более определенное, чтобы было от чего отталкиваться?

– Боюсь, что не смогу, – с сожалением ответил я. – Понимаете, ночь была темная, а у этого парня воротник был поднят, а шляпа натянута до самых бровей.

– Гм‑м, – сказал инспектор. – Создается впечатление, что он хотел скрыть свое лицо. Вы уверены, что не знаете его?

Ответил я отрицательно, но не так уверенно, как мне хотелось бы. Я помнил, что в тот момент голос того типа показался мне знакомым. Именно это я и попытался объяснить инспектору – правда, вышло у меня это довольно сумбурно.

– Вы говорите, что это был грубый голос необразованного человека?

Я согласно кивнул, но тут мне пришло в голову, что грубость его была преувеличена, как будто наиграна. Если мужчина, как думает инспектор, старался скрыть свое лицо, то он вполне мог попытаться изменить голос.

– Не пройдете ли вы еще раз в кабинет, доктор? Я хочу задать вам пару вопросов.

Я согласился, инспектор Дэвис отпер дверь холла, мы прошли внутрь, и он запер дверь за собой.

– Мы же не хотим, чтобы нам мешали, – мрачно заметил он. – И не хотим, чтобы нас подслушивали. Что это за история с шантажом?

– С шантажом? – воскликнул я, совершенно потрясенный.

– Это что, плод фантазии Паркера или за этим действительно что-то стоит?

– Если Паркер что-то слышал о шантаже, то он должен был подслушивать под дверью, буквально прилипнув ухом к дверной скважине.

Дэвис согласно кивнул.

– Скорее всего, вы правы. Понимаете, я задал несколько вопросов о том, что Паркер делал в течение вечера. Сказать по правде, мне его манеры не очень нравятся. Этот человек что-то знает. Когда я стал задавать ему вопросы с пристрастием, он заволновался и выдал какую-то маловразумительную историю про какой-то шантаж.

Я мгновенно принял решение.

– Рад, что вы об этом сами заговорили, – сказал я. – Я никак не мог решить, рассказывать ли все как на духу или нет. Я почти уже решил все вам рассказать, но ждал подходящего случая. Так что слушайте…

И я рассказал ему обо всем, что случилось вечером, так же, как я записал все это здесь. Инспектор с интересом слушал, время от времени задавая вопросы.

– Самая невероятная история из тех, которые мне доводилось слышать, – сказал он, когда я закончил. – И вы говорите, что это письмо бесследно исчезло? Дела действительно плохи – очень плохи. Это дает то, чего нам не хватало с самого начала, – мотив.

– Понимаю, – кивнул я.

– Вы говорите, что мистер Экройд намекнул на то, что подозревает кого-то из своих домашних? Это, знаете ли, довольно широкое определение…

– А вы не думаете, что сам Паркер может быть тем человеком, который нам нужен? – предположил я.

– Здорово похоже на то. Очевидно, что, когда вы вышли, он подслушивал под дверью. А когда мисс Экройд позже столкнулась с ним, он как раз собирался войти в кабинет. А что, если предположить, что он таки вошел в него, когда она скрылась из вида? Ударил Экройда кинжалом, запер дверь изнутри, открыл окно, выбрался через него из кабинета и вошел в дом через черный ход, который заранее оставил открытым… Как вам такой вариант?

– В нем есть только один недостаток, – медленно заметил я. – Если Экройд продолжил чтение письма сразу после того, как я ушел – а именно это он и собирался сделать, – то ему не было смысла сидеть и размышлять целый час. Он бы сразу же вызвал Паркера, предъявил бы ему обвинения, и тогда разразился бы полноценный скандал. Не забывайте, что Экройд был человеком холерического темперамента.

– А может быть, он не сразу взялся за письмо? – предположил инспектор. – Мы же знаем, что у него кто-то был в половине десятого. Если этот посетитель появился так быстро после вашего ухода, а после того, как он ушел, появилась мисс Экройд со своим «спокойным ночи», то он не мог бы заняться письмом раньше десяти часов.

– А как же телефонный звонок?

– Звонил Паркер – тут никакого сомнения. Он сделал это, вероятно, еще до того, как запер дверь и открыл окно. А потом психанул или запаниковал и решил полностью отрицать, что ему что-то известно. Так все и произошло, можете мне поверить.

– Н‑у‑у‑у, могло быть и так, – сказал я с сомнением.

– В любом случае правду о телефонном звонке мы сможем узнать на коммутаторе. Если звонили отсюда, то вряд ли это мог сделать кто-то, кроме Паркера. И если это так, то он наш человек. Но никому ни слова – мы не должны пугать его до того, как у нас на руках будут все улики. Я позабочусь о том, чтобы он ничего не заподозрил. Для всех же – мы разрабатываем вашего таинственного незнакомца.

Инспектор встал со стула возле письменного стола, на котором сидел верхом, и подошел к неподвижному телу в кресле у камина.

– Оружие тоже должно нам что-то дать, – сказал он, подняв глаза, – оно какое-то совсем неизвестное, настоящий раритет – сразу видно.

Полицейский наклонился, внимательно рассматривая ручку кинжала, и я услышал, как он что-то удовлетворенно промычал. Потом очень осторожно взялся за лезвие чуть ниже самой рукоятки, аккуратно вынул его из раны и, все еще стараясь не дотрагиваться до рукоятки, положил кинжал в широкую китайскую вазу, украшавшую камин.