- Прости,- прохрипела я, уставившись в тарелку, потому не заметила заговорщических взглядов, которыми обменялись мужчины.
- Прощу, если ты согласишься пойти со мной в кино,- белозубо улыбнулся Женька. И за этой его открытой улыбкой я не рассмотрела начла конца.
А потом все быстро завертелось. Арсеньев был моим первым мужчиной, что его несказанно удивило и порадовало. Свадьба через полгода знакомства – такая глупость. Фарс, на который были приглашены очень серьезные люди. Я была так ослеплена, что не заметила даже отсутствия на бракосочетании, приглашенных мною подруг, моих немногочисленных друзей.
- Ну зачем они тут? – дернул плечом Женька, когда я спросила где моя свидетельница.- Забудь о них, Ежик. Они не нашего круга. Ты больше не должна общаться с плебсом.
И я послушалась, лишилась последней связи с миром, в котором мне больше не было места.
Он ударил меня в первую брачную ночь. Дышал на меня ароматом алкоголя, наматывая на руку мои волосы. Я не кричала - ошалела от неожиданности. Мой нежный предупредительный Женька не мог быть тем сумасшедшим. Просто спросила «За что?»
- За глупые вопросы,- оскалился Женька, до крови кусая меня за губу.- Мне нравятся послушные бабы.
Он бил меня, а потом набрасывался как дикий зверь. Трахал, как животное – безмолвное и безответное.
А отец не поверил мне. Не стал слушать. Даже ссадины, которые ничем нельзя было скрыть, не стали для него доказательством. Мама просто промолчала, испуганно посмотрев на своего идола, перед которым научилась преклоняться. И я поняла, что помощи ждать мне неоткуда.
- О чем задумалась, девочка? – теплый голос Зои возвращает меня на бренную землю.
- Уже нет,- улыбаюсь я, наблюдая за руками моей новой знакомой, которыми она выкладывает на блюдо, приготовленную ею говядину. По кухне плывет сногсшибательный аромат мясной подливки. – Я разучилась испытывать страх.
- Ты очень красивая, Эмма. Наверняка похожа на свою маму,- улыбается Зоя, - скучаешь по ней?
Я чувствую, как мои глаза наполняются слезами. Нет, нельзя. Я больше не стану плакать. Когда нибудь я увижу мать, когда буду к этому готова. И прощу отца, я точно знаю. Но сейчас...
- Зоя, ты замечательная,- шепчу я, обнимая раскрасневшуюся кухарку.
- А ты нахальная лиса,- смеется она, глядя, как я хватаю с блюда кусочек мяса и запихиваю в рот,- но я готова тебе простить даже воровство моей стряпни, да все что угодна за то, что ты сделала с моим мальчиком. Я могу его так называть, столько лет с ним рядом. Алекс замечательный, Эмма. Сломанный, измученный, но чудесный. Я не имею права рассказывать его историю. Если хозяин захочет, сам расскажет. Но она страшная, поверь. Ты его вылечиваешь. Я вижу. Он еще ни к кому не привязывался так сильно. Ты другая, не такая как его прежние зверушки. И ты нам всем очень нравишься. Мы так надеемся, что ты останешься.
- У меня остался всего месяц,- горько ухмыляюсь я. Всего месяц. Липкий страх запускает свои мерзкие щупальца в мое сердце. Что я буду делать? Как смогу жить без моего сладкого зверя, моего Алекса? Мы не говорим с ним об этом, но оба чувствуем приближение срока. Низ живота скручивает болью. Я вырываюсь из рук Зои и бегу в ближайший туалет. Боли меня мучают уже несколько дней – легкие, похожие на схватки. Я старалась не обращать внимания на дискмфорт, списывая симптомы на приближение месячных. Осознание обрушивается как лавина. Я пропустила цикл, месячные должны были начаться еще неделю назад. Еще один спазм, сгибаюсь от боли и наконец вижу причину своих мучений. Организм отторг спираль установленную доктором. Он предупреждал, кстати, что это возможно в течении трех месяцев, но я не обратила внимания, как всегда.
- Все хорошо, Зоя,- говорю я спокойно. Ну и глупая же я, напридумывала себе. Скорее всего моя задержка – просто какой то сбой из – за дурацкого средства предохранения.
- Алекс сегодня возвращается. Звонил, сказал будет к вечеру,- говорит моя добрая Зоя, радостно улыбаясь. Она ведь и вправду любит этого несносного, злого, такого притягательного Беркута. Я чувствую, как бьется сердце, при одной только мысли о моем господине. Кажется оно проломит ребра. Я жду, я предвкушаю. Я принадлежу ему, и это чистейшая истина. Нет, это не просто сделка. Он забрал мою возрожденную душу.
ОН
- Это здесь,- говорит Лис, останавливая машину возле уродливого барака в самой заднице огромного города. Чувствую поднимающуюся к горлу тошноту. Здесь все воняет нищетой, и я возвращаюсь назад, в свое детство. Оно пахло так же: грязью, мочой, немытым телом. Лис смотрит на меня с тревогой, но сегодя я не провалюсь в воспоминания. Мне не позволит этого бурлящий в крови адреналин.
- Его зовут Герыч,- тихо говорит здоровяк, выбирась из машины,- хозяин, может я сам?
- Нет,- говорю односложно, глядя, как мой верный друг достает из багажника тяжелую монтировку, выглядящую в его руках словно игрушка.
Мы поднимаемся по шатким ступеням, которые скрипят как какой – то адский механизм. Лис ненадолго задерживается возле облезлой двери, на которой даже нет номера, только выцветшие пятна в виде цифр. Квартира 66. Подходящий номер для норы адского ублюдка. Он спит. Тварь, изуродовавшая мою зверушку даже не дергается, не слышит нашего присутствия. Рядом валяется шприц.
- Он не один,- шепчет Лис, я вижу женщину. Она тут не по собственной воле, об этом говорят следы от веревок на ее руке. Молодая, почти девочка, лет восемнадцать – девятнадцать. Сгибы локтей исколоты, и судя по тому насколько небрежно это сделано, кололи без ее на то разрешения. Подчиняли, делали безвольной игрушкой. Она похожа на мою мать, те же белокурые, давно не мытые локоны, облепившие маленькое, заострившееся личико. На девке нет ничего, кроме вымазанных чужими выделениями тусиков. Я слепну, представляя на ее месте мою Эмму. С трудом держу себя в руках
- Увези ее,- приказываю Лису, перехватывая у него монтировку,- туда, где ей помогут. Любой медцентр, цена не имеет никакого значения.
Мне тошно. Воспоминания терзают душу. Моя мать умерла, так и не дождавшись помощи. Может быть эту несчастную минует ее участь. Своей смертью мама освободила меня. Но все равно, я помню каждую минуту, каждую секунду проведенную с ней. Я так ее любил, мечтал, что и она наконец выздоровеет.
- Я не могу оставить вас,- упрямо говорит Лис.
- Я хочу закончить тут сам, ты мне не нужен. Бери девку и проваливай. Я вернусь в пентхаус сам.
-Но...
- Уволю на хер,- рычу я. Нет, Лис не боится моих угроз, просто понимает, что сейчас не сможет повлиять на мое решение. Девка в его руках тихо стонет, когда он с легкостью поднимает ее с пола.
Я провожаю взглядом своего охранника, и подхожу к грязному матрасу, на котором всхрапывает Герыч. Вонь исходящая от заваленного немытой посудой и объедками стола нестерпима. Воспоминания роятся в голове. Ребенком я бы не раздумывая поживился в этих отбросах. Ухмыляюсь. Я богат. Сейчас я чертовски, охеренно богат. Могу позволить себе все. Абсолютно все, включая право карать ублюдков, таких как этот, развалившийся на отвратительном топчане. Комната похожа на нору в моем доме, где я играю с моими зверушками. Черт, надо ее уничтожить. И никогда, ни за что на свете, не отпускать от себя Эмму. Потому что я не могу уже без нее.
- Ты кто? - хриплый голос выводит меня из оцепенения.
- Смерть твоя, мудмла,- ухмыляюсь, перехватываю монтировку поудобнее. Удивление в глазах подонка меня еще больше раздражает. Первый удар приходится по его скуле. Нет, я не убью его. Эта сука не заслуживает смерти, его удел жить овощем, что в его случае равносильно медленному, мучительному умиранию. Второй удар я наношу по позвоночнику. Герыч хрипит, все еще находясть под воздействием наркоты. Он не чувствует боли, и меня это злит.
- Ты, тварь,- спокойно говорю я, опуская монтировку на голову наркомана,- помнишь Эмму?
Нет, он ее не помнит. Он даже не помнит, скольким несчастным сломал и без того не самую сладкую жизнь.