Всё –таки бабы забавные существа: то, что я с ней двадцать лет прожил – это как бы не считается, а вот цвет глаз – это да, это показатель! Интересно, то, что я этот цвет у Настьки заприметил означает что-нибудь? По Ларкиной логике я уже должен быть по уши, но поскольку женская логика – вещь крайне сомнительная, то…
– Спасибо, – словно что-то почувствовав, прервала Настенька ход моих мыслей.
– За правду не благодарят. Ты очень талантлива.
– Правда? – робко уточнила она, словно никогда раньше не слышала ничего подобного.
– Правда, Сластён, – улыбнувшись, шепнул я и не удержавшись, заправил ей прядь волос за ушко, ласково коснувшись порозовевшей щёчки, отчего пальцы, будто током прошило.
Настя тяжело сглотнула, наши взгляды встретились, и у меня кровь вскипела. Смотрел в эти наивные, горящие глаза, ещё не умеющие скрывать свои чувства и желания, и голову терял. Все благие намерения летели к такой –то матери.
Я её хотел. Хотел зверски, нестерпимо, до ломоты во всем теле. И не просто отыметь, а себе. Надолго. Вот такую чистую, сладкую, нетронутую, нежную. Утонуть в ней, захлебнуться, жадно вылизать всю, сожрать…
Словно в ответ на мои больные фантазии у Насти заурчало в животе. Меня это, конечно, ничуть не отрезвило, а вот Сластёнка смутилась: нервно усмехнулась и отстранившись, нарушила звенящую от зашкаливающего напряжения тишину.
– Кушать хочу, – покраснев, призналась она. – Всегда, когда понервничаю, аппетит просыпается.
Я хмыкнул и попытался усмирить своих демонов, но они оказались шустрее…
– Ну, тогда поехали кушать, – предложил прежде, чем понял, куда меня понесло.
– Поехали, – без раздумий согласилась она, сводя на «нет» мои попытки обрести хоть какую-то порядочность. – Только мне нужно сначала позвонить, предупредить, что задержусь.
– Конечно, бабушку нельзя заставлять волноваться, – усмехнувшись, кивнул я.
Настька поспешила отвести взгляд, убеждая, что чего-то она привирает насчёт своей бабки.
Выяснять это сейчас я, конечно, не собирался, но на будущее пометку сделал.
На какое будущее, Серёжа? – тут же уличили меня остатки совести. – Покорми ласточку и отпусти, пусть летает дальше, не ломай крылышки.
Поскольку мне не хотелось трахать себе мозг, то я решил, что именно так и поступлю. В конце концов, всё равно бы заехал пообедать, а с Настькой хоть не скучно.
Пока она договаривалась с бабкой, я отблагодарил медперсонал, позвонил в ресторан, чтобы к нашему приезду уже всё было готово, а после скинул Лёхе сообщение, чтобы перекантовался где-то час с Розелайдой.
У Сластёны, видимо, возникли какие-то проблемы, потому что из динамика орали во всю глотку, и хоть слов было не разобрать, голос явно принадлежал не бабке, а матери.
– Ты меня уже достала с этими волосами! Я их отрежу к чертям! – психанув, заявила меж тем Настька.
– Только попробуй, я тебя потом убью, дрянь такая! – было ей ответом. Тон сего послания мне, конечно, не понравился, но в принципе, я поддерживал: отрезать такие волосы – кощунство.
Сластёнка же раздражённо сбросила вызов и отключив телефон, подошла ко мне.
– Что, «бабуля» не одобрила наши планы? – с усмешкой поинтересовался я.
– Да ну её, – отмахнулась она. – Совсем уже сдурела.
– Ей-то простительно, а вот ты… Не вздумай обрезать волосы!
– Ещё один, – закатила Настя глаза. – Не волнуйся, обрезать я их не намерена, они мне самой нравятся.
– Тогда поехали, кормить тебя будем.
– А тебя нет? Ты у нас вроде тоже голодным был.
– Ну, я-то вечно голодный, – ухмыльнулся я.
Настька, прищурив глазки, недвусмысленно взглянула на меня, я же подтолкнул её к выходу от греха подальше, но, как оказалось, всё только начинается.
В машину она села на переднее сидение, и мне открылся шикарный вид на её длиннющие ножищи.
– Какой у тебя рост? – не удержавшись, полюбопытствовал я. Настя удивленно покосилась, но помедлив, всё же ответила:
– Метр семьдесят семь.
– Охренеть – не встать! – вырвалось у меня.
– Все охреневают, -усмехнулась Сластёна невесело.
До меня же только дошло, что я выдал.
– Насть, ты обиделась что ли? Я же наоборот…
– Я поняла, – прервала она меня с мягкой улыбкой. – В любом случае, у меня уже давно нет комплексов на этот счёт.
– А что раньше были? –удивился я. Комплексовать с такими данными – это надо быть замороченной на всю голову.
– Конечно, – протянула Настька со смешком. – Все девчонки такие миниатюрные, аккуратненькие и я… шпала.
– Шпала?! – хохотнул я, но не успел охренеть с её загонов, как она пояснила:
– Пацаны так звали класса до восьмого.
– А-а… вон оно чё, а то я уж хотел тебя лечить в срочном порядке. Ну, до восьмого класса мы все соплечьё бестолковое, – заверил я её, вспоминая себя мелкого. Я тогда, помнится, тоже Натку Гриднёву шваброй звал. А потом подрос и успокоиться не мог, пока трусы с этой «швабры» не стянул.
– Вот и тётя мне говорила: «Подожди, Настя, сейчас подрастут эти идиоты малолетние, и начнут о длинноногих шпалах мечтать, да только пока сопли прожуют, умник какой-нибудь подсуетиться.»
– И как? Подсуетился? – насмешливо уточнил я, искоса взглянув на неё и даже напрягся слегка в ожидании ответа.
– Прям. Кругом одни идиоты, – смущенно улыбнувшись, отшутилась она.
Мне стало смешно, ибо я, как раз, собирался пополнить бесславные ряды, но выбор нынче невелик: либо идиотом, либо – мудаком. Мне, конечно, мудаком привычней, но ни к чему это сейчас. Лишние хлопоты, да и Настенька – натура творческая, эмоциональная: страдать начнёт, мучиться, а мне потом на рисунках её красуйся с оторванной башкой или ещё чем похуже… Так что нет, побаловались и хватит.
– Настька, а ты мясо–то ешь? – хватился я, когда подъехали к ресторану. – А то ты, может, веган, а я тебя в мясной ресторан притащил.
– О, нет, это не моя история! – открестилась она, выходя из машины. – Я ем всё и много, так что со мной лучше по ресторанам не ходить.
– А кто сказал, что я собираюсь за вас платить, Анастасия Андреевна? – подколол я её.
– Я, – просто отозвалась она, и подмигнув, насмешливо добавила. – Вот прямо сейчас говорю: позвали меня в ресторан – значит будьте любезны платить.
– А как же женская эмансипация, феминизм?
– Исключительно в разумных пределах.
– «Разумные» – это случайно не те, которые выгодны?
– Случайно? – невинно уточнила она, и лукаво ухмыльнувшись, покачала головой. – Ни в коем случае, Сергей Эльдарович.
– Я так и понял, Настён, – рассмеялся я. Обожаю женщин с их очаровательнейшими ужимками.
Так, шутя и посмеиваясь, мы вошли в ресторан. Настька пришла в восторг от вида на реку, я же был удивлён, что она ни разу здесь не была. В городе не так уж много мест для людей с достатком выше среднего, а Настенька определенно из мажоров – один рюкзачок от Луи Витон чего стоил, – поэтому мне это показалось странным, но я не стал заострять внимание.
Нас проводили за стол на террасе, где всё уже было накрыто, разговор зашёл о высокой кухне, и экзотических блюдах, которые мы пробовали. Настьке, конечно, удивить меня не удалось, но повеселить – определенно. Рассказ о том, как она пыталась съесть скорпиона был великолепен. Я давно так не смеялся, да и вообще уже забыл, что с женщинами можно по-настоящему хорошо проводить время. С женой сплошная бытовуха, с любовницей только секс, с сестрой в последнее время одна работа да деньги, даже с дочерью и то только «папа, можно», «папа, дай», про остальных и говорить нечего, а чтобы вот так: душевно, тепло, уютно… так давно не было, поэтому я смотрел на Сластёнку, с аппетитом уплетающую стейк, и прямо кайфовал.
– Ну, расскажите о себе что ли, Анастасия Андреевна. Сколько лет, где учитесь? – предложил я, пока мы ждали десерт.
– Учусь? – поперхнувшись, переспросила она.
– Ну, да. В каком университете?
– Э… ну… В Сельском, на пятом курсе, – выдало это чудо.