– Серёжа, что происходит? Мы тут тебя ждём, не завтракаем, а Лёша говорит, ты с какой-то девицей укатил. Где ты опять успел подцепить кого-то? – сразу же обрушила она на меня шквал вопросов и негодования.
– Не кипишуй, нормально всё. В офис подъезжай через полтора часа. И узнай, в какую больницу надо ехать, если змея укусила.
– Господи! Я надеюсь, не тебя?
– Нет, девчонку тут одну… Кстати, у тебя там в заборе где-то дырка, отправь кого-нибудь, пусть отремонтируют.
– Мда… дырка в заборе – это, конечно, прямо соблазн, – едко протянула сестра, сообразив, что к чему. – Ну, и поделом змея укусила – не будет лазить где попало.
– Злая ты, – усмехнулся я и снова взглянул в зеркало. Настенька делала вид, что не слышит наш разговор, но яркий румянец на щечках свидетельствовал об обратном, поэтому я убавил громкость динамика. Ни к чему девчонку смущать ещё больше, она и так сидит ни жива, ни мертва.
– А ты у нас, вижу, добреньким стал – сам повёз, – насмешливо заметила меж тем Зойка.
– Да я чёт не сообразил, – включил я дурачка, но сестра, конечно же, меня в момент раскусила.
– Ой, Серёжа, не заливай, пожалуйста. Знаю я, чем ты там «не сообразил».
– Ладно, не ворчи.
– Я и не ворчу, но хочу напомнить, что сейчас вот вообще не до девчонок.
– Ага. Всё, давай, увидимся в офисе, – отмахнулся я, не хватало ещё выслушивать нотации, тем более, что особого повода для них нет. Настёну – Сластёну я трогать не собирался, слишком уж зелёная она, а сейчас действительно не время, чтобы играть в мечту юной девы. На разок же её тоже как-то совсем не хочется. Жалко. Хорошая вроде девчонка, в чём мне пришлось убедиться уже в следующее мгновение.
– Сергей, ты… вы, – поправила она себя, видимо, вспомнив, что негоже «тыкать» дядьке на двадцать лет старше. -Передайте, пожалуйста, мои извинения вашим друзьям. Я, правда, не подумала…
– Да ладно тебе, я бы тоже залез, – подмигнув, успокоил я её, а то уж очень она загрузилась. И чтобы окончательно разрядить обстановку, насмешливо уточнил, возвращаясь к вопросу моей «сытости». – Ты лучше скажи мне, Анастасия Андреевна, кормить меня собираешься или нет? Я по твоей милости, между прочим, без завтрака остался, а ты мне тут всё какие-то «спасибо» да «извините» втираешь.
Естественно, она опять залилась краской смущения, я же едва сдержал смешок.
Умиляло меня это чудо. Я уже и забыл, что от женщины может пахнуть не только сексом, пресыщенностью и корыстью, но и стыдливостью, нежностью и искренним, не прикрытым никакими масками интересом.
– У меня яблоки есть, сойдёт? – выкрутилась она. Я не стал смущать её ещё больше и согласно кивнул.
– Сойдёт. Яблоки я люблю.
– Только они не мытые, я их по дороге на озеро нарвала, – предупредила она, зашуршав рюкзаком.
– Ну, оботри их там чем-нибудь.
– Да в том и дело, что нечем.
– Об топик свой оботри, – бросил я без задней мысли и только после вспомнил, что он у неё коротенький, и ей придется обтирать яблоки об свою прелестную «двоечку». Меня это повеселило. Однако фортуна ко мне благоволит. Опробовал Настьку со всех сторон: и ножки облизал, и кровушки хлебнул, осталось только яблоки со вкусом её сисичек пожевать и счастье есть.
– Может, водой полить? – предложила она, с сомнением взглянув на меня через зеркало.
– Так сойдёт, – усмехнулся я, и не оборачиваясь, протянул руку.
– Я себя прямо Евой ощущаю: со змеёй пообщалась, теперь вот яблоки раздаю, – весело заметила Настёна, вложив «запретный плод» в мою ладонь. Я хохотнул, поражаясь символизму ситуации.
– Ну, будем надеяться, что из Рая нас не выпрут, – сыронизировал я и надкусил яблоко.
Настя хмыкнула, а потом как-то тяжело вздохнула.
– Чего вздыхаешь? Нога болит?
– Нет, с ногой, кстати, всё нормально. Похоже, действительно медянка. Я за Розамунду переживаю.
– А чего за неё переживать? Найдут, никуда она не денется.
– Хорошо бы, а то мне лучше тогда от змеиного яда помереть, – призналась она со смешком, в очередной раз повеселив.
– Что, всё так печально? – сочувственно уточнил я, хотя можно было и не спрашивать. Назвать собаку на полном серьёзе тройным именем – это действительно печальный случай. Настька, видимо, собиралась сказать то же самое, но запуталась в обращении.
– А ты… ой, то есть вы…
– Да ладно уж церемониться. Мы теперь, можно сказать, одной крови, – ухмыльнувшись, дал я добро на фамильярность.
– А вот это совсем не смешно. Вдруг я каким-нибудь СПИДом болею, – вполне резонно заметила она.
– А ты болеешь? – насмешливо отозвался я.
– СПИДом – нет, но ещё кучей всяких заболеваний вполне могу, – не растерявшись, продолжила она гнуть свою линию, но малость просчиталась.
– Так и я могу, Настенька, а слюна на открытую рану – не есть хорошо.
– Ну –у… будем надеяться, что пронесёт.
– Понятное дело. Что тебе ещё остается, если ты сразу не сообразила?!
– Мне простительно, я растерялась.
– А в том и смысл, чтобы не теряться. Так что не далеко ты от меня уехала: тоже сначала делаешь, а потом думаешь, – подвел я итог.
Настёна собиралась что-то ответить, но позвонила Зойка, чтобы сообщить, что она обо всём договорилась, и в больнице нас уже ждут, а также, что парни нашли собачонку. Наказав, чтобы Леха подъехал с ней к больнице, я поспешил закончить разговор.
– Ну всё, нашли твою Розелайду. Скоро подвезут, – отложив телефон, сообщил я.
– Ой, как хорошо, – выдохнула Настя с облегчением. – Спасибо большое! Даже не представляю, что бы я делала…
– Лучше расскажи, каким ветром тебя в наши края занесло, – прервав её причитания, задал я главный вопрос.
– Э… ну, я… к бабушке приехала – погостить, – как-то не очень убедительно сообщила она. Я взглянул в зеркало, но Настя что-то с сосредоточенным видом стала искать в рюкзаке, поэтому лицо разглядеть не удалось, и я решил, не заострять внимание. В конце концов, какая вообще разница?!
– Значит, бабуля у тебя восьмидесятитрехлетняя любительница бразильских сериалов, – резюмировал со смешком.
– Не-ет. «Любительница» – это… бабушкина приятельница. Она тоже гостит.
– Весёлое у тебя лето.
– Есть такое дело.
– Ну, а в лесу ты что забыла? Бабушка разве не говорила, что это частная территория?
– Нет, конечно, иначе я бы не полезла.
– Вот так уж прям и не полезла? – подразнил я её.
– Естественно! Чужая территория – это табу, – лукаво улыбнувшись, высокопарно отрапортовала она.
– Серьёзно, однако, – протянул я. – И чего тебе в такую рань не спится? Это ведь не первое твоё нарушение границ частной собственности?
Настя, смущенно засмеявшись, нехотя призналась:
– Не первое. Уже неделю каждое утро нарушаю, чтобы запечатлеть рассвет.
– В смысле? – удивился я. Мне казалось, всё гораздо прозаичней, и девчонка просто ходит купаться.
– Я рисую. Правда, обычно не пейзажи, но здешние места очень вдохновляют, – воодушевлённо поделилась она. Я же не знал, что сказать. От искусства я был крайне далёк, как и от творческих личностей, певички и актрисы не в счёт, поэтому был заинтригован.
– Значит, ты у нас художница?
– Ну, если ты, как моя мама считаешь, что татуировка – это удел наркоманов и зэков, то нет.
– То есть? – не догнав, уточнил я.
– То есть я тату-художник, – отправила она меня в нокаут, весело поблёскивая глазками, зная, какое впечатление произведёт.
Я мог себе представить, как она, подобно великосветской барышне рисует птичек и рассвет, но, чтобы тату – это у меня как-то в голове не укладывалось. Не вязалось с её образом. Однако Настёна – Сластёна оказалась полна сюрпризов.
– Интересное кино, – усмехнувшись, подивился я. – Ты не похожа на всех этих…
– Фриков? – подсказала она, забавляясь. Я рассмеялся и развёл руками, признавая, что и меня не обошли стороной стереотипы. Оставшийся до больницы путь Настя просвещала меня насчёт своего увлечения: рассказывала, как поняла, что хочет работать именно на коже; как создала свою первую татуировку; поделилась своей мечтой посетить тату – конвенцию в Париже; рассказывала, какие бывают стили, сложности и почему до сих пор ничего не набила себе. Она рассказывала с таким упоением, что я был в очередной раз очарован. Мне всегда нравились люди, горящие своим делом, от них исходит какая-то особая энергетика, и жизнь бьёт ключом. Вот и от Настьки била, и я пил её жадными глотками, вспоминая, каково это мечтать, открывать для себя что-то новое, познавать мир и смотреть на него ни как на что-то грязное, дикое, бесчеловечное, а как на нечто поистине удивительное, полное неизведанных тайн и чудесных мгновений.
