Рядом с ними стоял дофин, наследник престола, неприметный человечек. Его слабый подбородок все еще дрожал от возбуждения прошедшего поединка. У него было плохое здоровье и кислая внешность. Штаны его были искусно набиты, чтобы скрыть вывернутые внутрь колени.

Он казался еще более невзрачным, потому что рядом с ним в ироническом контрасте стоял один из самых красивых и богатых людей в стране.

В предках Жиля де Ре значился Бертран Дюгеклен, который в свое время был самым популярным героем Франции, и барон де Ре собирался сравняться с ним по подвигам. В 25 лет он показал себя блестящим, лихим солдатом и стал грозой англичан. Он отличился при штурме крепости Люд, где убил английского командира Блэкберна в рукопашном бою.

Де Ре был любимцем людей, которые игнорировали его темную сторону – антипатию к женщинам, плохо скрываемые оргии, беспощадные убийства пленных, и отстранение 16-летней невесты вскоре после их неудачного медового месяца. Благодаря ей, его и без того огромное богатство увеличилось, и много других дам стремилось утешить его, но его интерес был ограничен только одной.

В момент первой встречи с Жанной, дофин решил испытать ее провидческий дар. Он попытался обмануть ее, выдав за себя другого человека, а сам смешался с толпой недоверчивых и враждебных придворных, однако она сразу же его узнала. Еще с тех пор, сеньор де Ре стал ее другом и заступником.

Несмотря на всяческий скептицизм и даже активную враждебность эгоистичных советников дофина, де Ре настаивал на вере в ее божественную миссию. Он изменил свой образ жизни и заинтересовал ее делом своих кузенов Ги и Андре де Лаваль, герцога Д'Алансона и командующего Дюнуа, известного как Бастард Орлеанский.

Де Ре дал дофину огромные суммы денег, чтобы собрать армию, и в знак благодарности Карл, пребывавший всегда глубоко в долгах, назначил его телохранителем Девы на поле битвы, по ее собственной просьбе.

Когда Гвальхмай был представлен де Ре, он увидел человека привлекательно зловещего вида, столь же сильного, как он сам, с небольшими мешками под глазами из-за излишеств. Его лицо было почти скрыто за аккуратно ухоженными блестящими иссиня-черными волосами, которые на прямом солнечном свете так ярко блестели, что де Ре дали прозвище «Синяя борода».

Он чуть не сломал руку Гвальхмаю при рукопожатии.

«Поезжайте со мной, Лэглон ^[39], когда мы отправимся в Тур. Я буду рад иметь вашу сильную руку рядом. Найдите меня завтра, и я прослежу, чтобы вас хорошо экипировали».

«Благодарю вас, милорд барон». Гвальхмай поклонился всему собранию и ушел, думая, что это предложение, как бы любезно оно ни звучало, было больше похоже на приказ.

Несомненно, этот новый знакомый привык, что ему подчинялись без вопросов.

В задумчивости Гвальхмай вернулся в палатку, где ужинал. Не зная, будут ли ее обитатели рады увидеть его вновь, он благоразумно купил еще вина, так как в переполненном городе не было другого жилья.

И он, и вино были встречены с энтузиазмом. Вещи сдвинули в сторону, чтобы освободить для него место, и к утру все стали хорошими друзьями.

Лучник Робер, один из тех, кто привез Жанну из Вокулёра, помог Гвальхмаю раздобыть форму рыцаря. Гвальхмай выбрал черную броню, как у его покровителя. Он отказался от эмблемы на шлеме, но захотел иметь герб на щите. Де Ре порекомендовал ему художника, который и нарисовал герб.

Когда Гвальхмай сел на коня, он тоже представлял собой впечатляющую картину, не в последнюю очередь из-за герба: золотой лебедь со сложенными крыльями, плывущий по лазурному рифленому морю. Его клюв открыт и извергает красное пламя – все на фоне блестящего черного поля.

Жанна была в восторге, когда увидела его. Он надеялся, что, если Дева действительно была воплощением Кореники или находилась под влиянием его потерянной любви, то эта картина могла бы взволновать ее память. Однако она никак не показала, что узнала корабль из Атлантиды.

Несколько дней спустя Гвальхмай с близкими друзьями Девы, которых она со смехом называла своим «батальоном», хотя эта группа и близко не соответствовала по силе этой воинской единице, выехал в Блуа, где собралось большое количество вооруженного народа в ожидании ее прибытия.

Ее присутствие подействовало как божественное откровение на разношерстную банду головорезов, которые собрались вместе, думая о грабеже и добыче, и внезапно обнаружили, что прослушали мессу, получили причастие и отпущение грехов. Каждый человек в этой армии, от аристократа до самого подлого фуражира, сразу почувствовал себя очищенным, одухотворенным, был ошеломлен этим фактом, удивлен самим собой.

Люди ждали приказа, ощущая единство мысли и общее желание действия. Многие сетовали на то, что победа не может состояться без орифламмы – великого воинского знамени, которое развевалось над всеми французскими армиями в прошлых войнах. А поскольку орифламма находилась в Париже, который уже 10 лет прочно удерживался англичанами, все усилия были обречены на провал.

В то яркое утро Жанна сидела рядом с де Ре на собрании военачальников, ожидая, когда принесут знамя, которое она приказала изготовить по своему рисунку.

Художник Джеймс Пауэрс, старый шотландец из Тура, развернул свое творение. Все с благоговением смотрели на прекрасный флаг.

Он изображал нашего Господа на кресте. Ярко-голубой фон был усеян золотыми королевскими лилиями. Высоко над крестом белый голубь на широких крыльях поднимался к небу. Ниже, в чистейшем сияющем золоте были слова, которые Жанна ставила в начале своих письменных обращений: «ИИСУС-МАРИЯ».

Ее глаза сияли. Она подняла угол знамени к губам. Шотландцу она сказала: «Я люблю свой меч, но это знамя мне нравится больше. Я понесу знамя в бой, чтобы никогда никого не убить».

Ветер пронесся в складках знамени. Оно расправилось, и его увидели все. Гвальхмая охватил восторг. Это было именно то знамя, которое ему показало кольцо Мерлина! Именно его несли к могучему бастиону, наполовину скрытому в клубах дыма и пламени пушек. Он искал его по всему миру. Теперь он понял, что его судьба приближается к исполнению. Знамя было в руке знаменосца!

Импульсивно он вскричал. Его крик был тут же подхвачен. Ряды взревели: «Славься, Жанна! Жанна из Домреми! Ты наше знамя!»

Она смутилась и покраснела. Д'Алансон воскликнул: «Именно из-за вас, Дева, мы собрались здесь. Отдайте нам приказ выступить на Орлеан!»

Жанна кивнула головой, улыбаясь. Затем лицо ее посуровело, принимая честь. Знамя забилось на ветру. Прозвучал ее чистый, девичий голос, сильный и твердый: «На Орлеан! За нашего Господа и нашего Короля! Трубите и по коням!»

На секунду наступила бездыханная тишина. Жаворонок нес ввысь песнь счастливого мужества. Запела труба, и люди вскочили в седла.

По всему полю началась суета. Щелкали хлысты, звучали команды. Священники, идущие во главе колонны, взмахнули кадилами, запели гимн «Приди, дух животворящий!», и процессия выстроилась в линию за движущимся знаменем.

Еду голодным! Порох ружьям! Мужчины, на стены! Вперед и ни шагу назад! Три тысячи человек на пути в осажденный Орлеан, самое безумное предприятие в истории.

Последняя армия Франции вышла на поле битвы; остатки королевства, последняя линия отчаявшихся людей, большинство из которых не думало, что когда-нибудь возьмет в руки оружие. Армия вступила в бой, чтобы отбить недовольные города в оккупированной стране. Это означало короновать короля, который сомневался не только в собственной храбрости, которой у него не было, но и в своем законном праве на престол.

Армию возглавила 17-летняя девушка, которая в смятении говорила своим святым: «Я всего лишь бедная девушка, которая не умеет ездить верхом и ничего не знает о войне».

Но в душе она поклялась: «Мы возьмем с собой короля и с боем проложим путь!»

Дофин и его свита наблюдали, как они уходят: священники поют, барабаны бьют, вымпелы развеваются. Когда армия исчезла из вида, дофин вернулся в Шинон к приятным развлечениям королевского двора.