Они встретили упряжку быков, тянувшую фургон; на хомутах висели цветные ленты и тихо позванивали колокольчики. Крестьянин приветствовал детей и посмотрел на незнакомцев без особого удивления.
«Гайхун», – сказал он и прошел бы мимо, если бы Кореника не пожелала ему доброго вечера.
«Гайхун, дедушка. Мы ищем приют на ночь. Мы голодны и устали с дороги. Здесь есть постоялый двор?»
Французский баск проницательно посмотрел на них, и ему понравилось то, что он увидел. Здесь, совершенно очевидно, были две приятные пары. У мужчин были открытые лица, и, хотя они были вооружены и крепко сложены, это не были разбойники, потому что у них с собой были жены.
Судя по богатой одежде Майртры, хотя и немного пострадавшей от долгого путешествия, баск понял, что у них должны быть деньги, чтобы заплатить за жилье. Ему было непонятно, как они могли потерять лошадей, но он не упустил из виду тот факт, что путники несли тяжелые сумки, а под куртками обоих мужчин были комковатые связки.
Он привык использовать хорошую возможность. «В моем доме ждет горячий суп. Его всегда достаточно для нескольких гостей. Сегодня пекли хлеб, и мы можем приготовить для вас постели, но они будут на полу. Подойдут ли вам такие кровати, благородные господа?»
Они обменялись быстрыми взглядами. Возражений не было.
«Я мог бы спать даже на пороге дома, если бы мне было что поесть», – сказал Арнгрим, когда Кореника перевела ему.
Она кивнула крестьянину. «Ведите нас. Мы ваши гости».
Путники последовали за крестьянином по единственной улице деревни. Дом был маленький, с толстыми каменными стенами и соломенной крышей. За ним был ухоженный огород и небольшой участок с цветами. Внутри домик был опрятный, чистый и благоухал свежим хлебом.
Одного слова крестьянина жене было достаточно, чтобы вызвать ее улыбку и радушный прием. После сытного ужина и вечерних молитв они приготовились ко сну.
Кореника и Майртра удалились в комнату хозяина. Крестьянин и его жена уступили ее, а сами расположились в детских постелях. В свою очередь, дети в эту ночь спали перед очагом, так же, как Гвальхмай и Арнгрим. Дом был полон.
Встали рано и позавтракали свежеиспеченным черным хлебом, который макали в вино, и еще два хлеба им дали в дорогу.
Когда они собирались уходить, Кореника вдруг пошатнулась и побледнела. У нее закружилась голова, она чуть не упала. Но когда взволнованный Гвальхмай подскочил к ней, она оттолкнула его руку. К счастью, недомогание скоро прошло, и она смогла двинуться в дорогу.
Гвальхмай вручил крестьянину одну из меньших золотых монет, которые он уже рассортировал в кошельке. Баскская пара благодарно кланялась и повторяла, что этого было слишком много. Арнгрим сделал то же самое, а Майртра обменяла свой роскошный наряд на домотканое платье хозяйки, более подходящее для путешествий и менее заметное. Теперь они были готовы в дорогу.
Они недалеко ушли, когда крестьянин догнал их и вручил прочную походную трость.
«Моя собственная макила. Для больной дамы».
Кореника поблагодарила его, и они продолжили путь. Она поочередно то опиралась на палку, то прислонялась к Гвальхмаю, когда дорога становилась неровной. Через некоторое время она расходилась, и они зашагали быстрее.
По мере того, как они шли, движение на дороге становилось все более плотным. Повозок было мало, люди, в основном, шли пешком. Некоторые несли тюки на палке на плече; было видно, что люди шли издалека. Время от времени мимо проезжал рыцарь верхом на коне, гордо держась в седле, с оружием, украшенном крестами.
Были женщины и дети в пыли, уставшие, хотя было еще довольно раннее утро. Они медленно передвигали ноги, как будто шагали большую часть ночи и спали в поле, чтобы поскорее достичь пункта назначения, к которому стремились все вокруг.
Больные и калеки с трудом тащились по дороге, сопровождаемые здоровыми. Одних несли на носилках, других везли на тачках или двуколках, запряженных ослами или мулами, а некоторых даже толкали или тянули родственники. Можно было подумать, что все население юга Франции тронулось на север.
Тем не менее, эта толпа не была массой беженцев, бегущих от захватчиков. У каждого – священника или крестьянина, дворянина, рыцаря или нищего, карманника или невинного было одно и то же восторженное, самоотверженное выражение лица, как будто их взгляд был устремлен на что-то неземное, нечто за горизонтом.
Когда новоприбывшим из Испании стало очевидно, что они превращаются в частицу огромного потока мигрирующих людей, и что им очень редко попадаются люди, идущие навстречу, их любопытство достигло предела.
Наконец они подошли к развилке, откуда одна дорога продолжала идти на север, а другая поворачивала на восток. Именно на восток они первоначально и собирались пойти, поскольку там был Рим, куда Гвальхмай добирался так долго, а еще дальше Византия, куда он пошел бы с Арнгримом, если бы его миссия в Риме провалилась.
Оба этих великих города были центрами христианских империй и важными портовыми городами, из которых корабли плавали по всему миру. Поэтому ни один из них нельзя было оставить без внимания, если Гвальхмай должен был завершить свою миссию – доставить послание и вручить Алату под власть христианского императора, хотя теперь он знал, что римского императора больше не существует.
Они остановились на этой развилке и обсудили, что им делать. Несколько других усталых путников выпали из потока там же, чтобы недолго отдохнуть. Все мирно сидели вместе, независимо от богатства и положения, и обедали тем, что принесли с собой.
Рядом с Гвальхмаем сидел старик с костылем на коленях. У него с собой был мешок лука. Арнгрим обменял половину своего хлеба на четыре головки.
Гвальхмай указал на прохожих. «Куда все идут?»
Старик перестал жевать и в замешательстве уставился на него, забыв закрыть рот. Он чуть не задохнулся, закашлялся и сглотнул. «Где ты был, что не слышал чудесные новости?»
«На другой стороне гор. Что случилось?»
Калека кивнул, как будто это все объясняло. «Ну, конечно! Люди в горах никогда не знают, что происходит. Там даже есть люди, которые не знают, что у каждой горы есть другая сторона! Но ты-то выглядишь умным. Разве ты не слышал о великом крестовом походе, который хочет объявить папа Урбан? Поход, о котором проповедовал отшельник Петр?»
Они могли только покачать головами. Старик был поражен.
«Я думал, что это известно всем. Вы ведь знаете, что папа дает указания всему христианскому миру, что даже короли и императоры ему подчиняются?»
Гвальхмай этого не знал, но благоразумно кивнул.
«Произошла ужасная битва у города Манцикерт, в которой язычники-турки одержали победу над войсками Византии. Тогда император Алексий обратился за помощью к королям Европы. Петр поднял тевтонцев. Он проповедовал так, будто его сердце горело. Он своими глазами видел, как язычники издеваются над нашими паломниками.
Папа Урбан поспешил во Францию из дворца в Риме и созвал великий собор в Клермоне, чтобы рассказать нам, что делать. Он, несомненно, побудит нас взять крест и вместе с тевтонцами идти по пути нашего Господа, который освободит Иерусалим. Тогда наступит конец света, и мы, несущие крест, будем к нему готовы!»
«Тогда мы, безусловно, должны это сделать!» – от всей души согласился Гвальхмай, а остальные трое кивнули. Про себя Гвальхмай подумал, что должен увидеть этого папу, который повелевает королями, как слугами. Несомненно, с такой огромной властью и влиянием, папа – тот человек, которому следует рассказать о существовании Алаты. Тогда он, наконец, завершит свою миссию.
Однако для Арнгрима эта новость означала, что, если Византия в такой опасности, он, как варяг, один из самых верных воинов Византии, был далеко от того места, где должен был быть, и чем раньше он вернется на службу, тем лучше.
Поэтому перекресток стал для них местом расставания. Женщины со слезами на глазах обнялись, а мужчины сжали предплечья друг друга по старому римскому обычаю, пережитку их общего римского прошлого, даже если это было чуть больше, чем дух товарищества.