Вокруг него толпилось множество людей. Мужчины в кожаных доспехах, блестящих, как полированное черное дерево, хлопали его по плечу, смеялись, пожимали ему руки. Дамы в прозрачных платьях, казавшиеся нереальными, настолько они были изящными и хрупкими, щупали его вышитую куртку, восхищались его невероятным спасением, ласково прижимались без всякого стеснения.

Все время, пока они жизнерадостно щебетали, его мягко подталкивали вверх по туннелю, прочь от темного входа. Было ясно, что, хотя эти люди старались казаться веселыми и беззаботными, они боялись входа. Они постоянно оборачивались, словно опасаясь того, что кто-то последует за их гостем и его проводником.

Свет в туннеле уже не казался Гвальхмаю таким ярким. Однако дело было не в том, что его глаза привыкли к сиянию. Он заметил, что остальные также озабоченно поглядывали на стены, словно оценивая, сколько времени еще продлится свечение.

Едва ощутимый, но явный вздох облегчения пролетел по толпе, когда они, наконец, достигли длинной вереницы привязанных животных. Гвальхмай видел изображения лошадей в книгах Мерлина и в маленькой библиотеке епископа Малахии, но никогда прежде не встречал их живьем. Лошади казались ему почти мифическими существами.

Большинство были гнедые, но было и несколько вороных. Лошади выглядели гладкими, блестящими и здоровыми. Гвальхмай не помнил, чтобы на картинках у лошадей было больше четырех ног, но у этих было по шесть. Они стояли уже под седлом; при каждой находился юный паж, чтобы придерживать поводья, когда лорды и дамы седлали лошадей, начиная с королевы.

Как только все сели, королева подала сигнал, и легким галопом компания поскакала вверх по тоннелю. Гвальхмай нашел этот аллюр удивительно легким и приятным, и через несколько мгновений совершенно к нему приспособился. Вскоре он вполне доверился коню, перестал обращать на него внимание и больше не беспокоился о том, что может упасть.

К этому времени светящиеся стены заметно потускнели.

Дно туннеля было усыпано мелким щебнем, но все же продвигались они легко и быстро. Пажи, которые бежали рядом с лошадьми, держась за стремя, без труда поспевали и казались неутомимыми. Примерно через три мили кавалькада вышла на открытую местность и, не останавливаясь, въехала в густой лес.

Даже в Алате Гвальхмай никогда не видел таких деревьев и не ожидал увидеть что-либо подобное на острове Мона. Одни деревья выстреливали прямой ствол без ответвлений на высоту 100 футов, а затем, как пальмы, выпускали широкую верхушку. У других деревьев был короткий ствол с широкими ветвями. На многих висели огромные цветы, обдававшие путешественников сильнейшим ароматом, когда те задевали стволы, проезжая мимо. Иногда на землю, покрытую скорее мхом, чем травой, даже сыпался легкий дождь из пыльцы.

Лошади двигались бесшумно, не издавая звона, потому что в их сбруе не было ничего металлического. Удила, стремена и украшения, все были из резного дерева. Седла, казалось, были отлиты прямо на спинах лошадей, и контур для удобства всадника, казалось, был придан им без использования инструментов; по крайней мере, на своем седле Гвальхмай не мог обнаружить никаких следов.

Когда кавалькада достигла леса, веселые и остроумные разговоры вдруг прекратились. Люди теперь были настороже, но не потому, что боялись чего-либо, скорее, это была осторожность и готовность к чему-то необычному. Гвальхмай чувствовал, что отряд способен справиться с любой ситуацией, но когда он увидел, как несколько воинов из авангарда сняли длинные луки, которые они держали перекинутыми наискосок через плечо, он тоже ослабил крепление своего топора на поясе.

Некоторые воины вынули тяжелые дротики из петель, закрепленных справа от седла, и ехали, держа их острием вниз, как при охоте на кабана.

Лишь однажды они услышали громкий треск в подлеске от какого-то крупного существа, потревоженного приближением отряда. Те, кто был ближе, сразу же сгруппировались, готовые встретить опасность, но животное повернулось и поспешно исчезло в лесу.

Гвальхмай вопросительно поднял бровь.

«Вероятно, мантихор или маленький дракончик», – ответил Хуон на невысказанный вопрос. Через мгновение колонна двинулась дальше.

Если в Исландии везде, где бы ни была видна земля, преобладающим был черный цвет лавы, то здесь в Эльвероне взгляд повсюду встречал свежий зеленый цвет во всех его оттенках. Сквозь гигантские деревья они продвигались по тропе словно темная река жизни, текущая между гладкими зелеными стволами по мшистой земле.

Лес был полон жизни. Невидимый хор непрерывно вопил и ревел вокруг на разные голоса. Однако только резкий визг или свист вызывали смятение группы. Люди возобновили разговоры, но такие звуки заставляли их на мгновение замолчать; в то же время, хрипение или рёв они игнорировали. Также они не обращали внимания на далекие фигуры, которые Гвальхмай никак не мог опознать. Один раз, когда он увидел этих существ вблизи, они показались ему знакомой формой жизни. Краем глаза он заметил животное, которое когда-то видел в книге геральдики Мерлина, – виверну, крылатого дракона, пролетевшего над его головой, тяжело взмахивая крыльями. После того, как дракон поднялся ввысь, Гвальхмай снова мельком увидел его боковым зрением и подумал, что это ворон. Он быстро оглянулся, но тот уже скрылся из вида.

Еще никогда Гвальхмай не путешествовал с такими беспокойными и неугомонными людьми. Они постоянно то отставали, то уезжали вперед, чтобы поболтать с каким-нибудь другом, как только появлялось достаточно места. Если узкая тропинка не позволяла этого, они оставались в ряду, нетерпеливо посматривая вперед или назад. Однако, как только тропа расширялась, выходя на широкую поляну или парковый луг, как это часто случалось, сразу начиналось суетливое движение.

Компания эльфов напомнила Гвальхмаю мерцающий рой мошек или мотыльков-подёнок, который, в целом, поддерживает групповую форму, но внутри которого каждый индивид находится в постоянном бесцельном движении.

Были, однако, исключения. Хуон все время ехал слева от Гвальхмая, а справа от него держал позицию наездник в доспехах, которого Хуон представил как сэра Перитона, своего лучшего друга. Улучив минутку, Хуон намекнул, что его друг влюблен во вдовствующую королеву, но та не обращает на него внимания.

Гвальхмай узнал много сплетен о стране эльфов в этой поездке. От сэра Перитона, в свою очередь, (когда Хуон на мгновение отлучился, чтобы выразить почтение хорошенькой девушке, которая ехала сзади, чтобы подразнить его) Гвальхмай узнал, что его первый знакомый имел репутацию галантного кавалера. Он порхал от одной женщины к другой, каждый раз стараясь не потерять сердце. Все его романы длились недолго, до тех пор, пока его не вытеснял какой-нибудь другой, более серьезный эльф.

Более того, как утверждал сэр Перитон, он был настолько любим всеми, что ни отец, ни брат, ни муж дамы никогда не возмущались его выходками. Напротив, они принимали как своего рода комплимент то, что этот забавный легкомысленный молодой человек обожал и развлекал своих дам, ведь он не привязывался ни к одной из них.

Хуон постоянно дразнил друга за безнадежную преданность королеве, и оба насмешливо комментировали нескрываемое обожание, которое принц Оберон проявлял к одной из самых милых придворных дам. Эта пара никогда не расставалась, они все время ехали рядом, и Гвальхмай не сомневался, что, когда Оберон станет королем, новой королевой будет Титания.

Тем временем Хуон отвязал лиру и развлекал публику озорными куплетами и стихами собственного сочинения.

Теперь они продвигались так, будто опасность осталась позади. Молодая, веселая, игривая публика беззаботно смеялась над его стихами, даже когда тот или иной персонаж был пронзен рапирой остроумия этого галантного менестреля.

«Чего вы опасались там, в туннеле?» – спросил Гвальхмай.

Хуон пожал плечами. «Ничего особо опасного для нас, скорее для вас. Мы хотели как можно быстрей увести вас от дверга».