Богатые родственники обратились за помощью к весталкам. По древней традиции, жрицы девственной богини Весты имели огромное влияние на правителей. Они имели законное право требовать помилования обратившихся к ним преступников, осужденных на смерть. Поначалу Сулла и слышать ничего не хотел, отказал главной весталке. Самая уважаемая в Риме жрица настаивала, ссылаясь на нерушимость римского брака – священного таинства и опоры государств. Диктатор не стал сопротивляться, но с раздражением воскликнул:

– Получай своего Цезаря! Но знай: тот, о чьём спасении ты так стараешься, когда-нибудь станет погибелью для дела оптиматов, которое я так настойчиво отстаиваю. Вспомните меня: в одном Цезаре таится много Мариев!

Получив известие о «прощении», Цезарь оставил тайное укрытие, где прятался все дни. Осознавая шаткость собственного положения, в одежде простолюдина ночью исчез из города. Долгое время скрывался в сабинском племени на севере Италии, переболел лихорадкой, едва не попался в руки убийц, всё же подосланных сторонниками Суллы. Удачно откупился и, добравшись до моря, отплыл на корабле в Вифинию к понтийскому царю Никомеду. Атлетически сложенный юноша с мужественным лицом пришёлся ко двору царя Никомеда; недоброжелатели Цезаря позже отзывались о нём, как о «подстилке Никомеда».

Двадцатилетний Гай Юлий Цезарь вернулся в Рим в 79 году до н. э., когда Корнелий Сулла отказался от диктаторских привилегий. Римляне молчали вслед человеку, бывшему «бессрочным всевластным правителем» столько лет. Одного слова его боялись все – мирные граждане и полководцы, по воле его рушились государства и гибли народы. Уходящему в историю диктатору вслед уже не раздавались аплодисменты и не слышались восторженные слова – только тихие проклятия. Лишь молодой человек, высокий и худощавый, пошёл вслед за Суллой, не отставая всю дорогу. Он громко обвинял шестидесятилетнего старика в злодеяниях, выкрикивал упрёки и угрозы. Несмотря на сопровождавших телохранителей, Сулла на поношение не реагировал, вёл себя так, словно не слышит ничего унизительного для себя. На пороге своего дома обернулся и произнёс с укоризной:

– Когда я вознамерился убить тебя, Гай Цезарь, твои любовницы убедили сохранить тебе жизнь. А я им говорил, что в тебе сидит много мариев. Римляне ещё пожалеют, что я так поступил с тобой.

Кажущееся спокойствие в римском обществе продержалось недолго. Метелл поставил цель устранить из политики яростного защитника республики и законника – Марка Цицерона. Цезарь стремился не допустить сближения Помпея с Сенатом. Ослабив влияние сенаторов на государственное управление, обоим лидерам нетрудно будет захватить власть над Римом.

Пока Помпей Великий победоносно завершал войну на Востоке, различные политические группировки в Риме возлагали на него надежды сообразно своим сословным интересам. Главнокомандующий войсками всем казался «сильной рукой», каждый призывал его в Рим, сохранив военную силу. Когда Метелл изложил свой законопроект о возвращении Помпея, а Цезарь поддержал, сенаторы возмутились. Понимали, что в таком случае ослабевает их роль в управлении, статус в римском обществе. Первым, кто выступил с резким протестом, был Катон, ставший народным трибуном. Его ссылки на законы предков и традиции оказались убедительны, доводы разумны. Когда же ему попытались помешать говорить, бледнея от гнева, воскликнул:

– Пока я жив, Помпей с войсками не войдёт в Рим!

В тот момент сенаторам показалось, что Катон явно не в своём уме. Что означали слова «пока я жив» и «Помпей с войсками не войдёт в Рим»? Кто помешает прославленному военачальнику совершить то, чего он захочет? Катон один собирается встать преградой в воротах города? По крайней мер если не грустно, то смешно…

Цезарь и Метелл призвали римлян на Форум, чтобы заручиться «народной поддержкой». В Риме заговорили об опасности для трибуна Катона.

Накануне друзья Катона у него дома обменивались новостями, все – неутешительные. Цезарь нанял подозрительных людей, вооружил их; они повсюду. Выслушав, Катон спокойно заявил:

– Завтра я отправлюсь на Форум.

Друзья обступили, запрещали даже думать об этом. Женщины сильно переживали. Рыдали, визжали и хватали за одежду. Катон переносил все их проявления сдержанно, затем вырвался из объятий и объявил, что пора спать.

Друзья долго не расходились, спорили, как уберечь Катона. К согласию не пришли, в полночь отправились по домам. Когда через какое-то время жена заглянула в спальню, заметила, что муж спит крепко.

Едва над Римом забрезжил рассвет, в дом постучался трибун Мануций Терм, восторженный поклонник Катона. Вместе позавтракали и ушли под женские причитания. К Катону с Мануцием присоединились несколько их друзей.

Продвигались в направлении Форума, пока с удивлением не заметили людей, бегущих навстречу. Все в ужасе кричали, что убивают людей. Хватали за руки Катона и Мануция, призывали:

– Назад! Назад! Не ходите туда! Там – ужас!

Трибуны вместе с сопровождавшими друзьями продолжили путь сквозь перепуганную толпу. Неожиданно Мануций остановился, наверное, засомневался в необходимости своего «подвига», но Катон схватил его за руку и потащил за собой, хотя тот упирался.

Когда они добрались до места, увидели ужасную картину. В центре Форума возвышался храм Кастора, куда вели широкие каменные ступени, занятые… гладиаторами с мечами! Выше их на складных креслах расположились Цезарь и Метелл, довольные собой, уверенные в собственной безнаказанности. Катон попытался пройти через ряды гладиаторов, но встретил отпор. Он глянул наверх, увидел улыбающегося Цезаря, крикнул:

– Ты набрал целое войско против одного безоружного человека! Римляне, вы только посмотрите на этого наглого труса!

Повернулся к гладиаторам и решительно произнёс:

– Мы – трибуны, мы приказываем вам пропустить нас на собрание!

Охранники в ожидании распоряжения замешкались, ничего не услышав, пропустили одного Катона. А он сумел затащить за собой Мануция. Друзья трибунов попытались просочиться вслед, но не смогли, и после чего с опаской наблюдали за развитием событий со стороны.

Катон решительно приблизился к Метеллу и Цезарю. Они напряглись, не зная чего ожидать. Он же… занял кресло между ними. Толпа, наблюдавшая с придыханием снизу, зааплодировала, поддерживая любимца.

Метелл открыл собрание и тут же поручил секретарю огласить законопроект об ограничении полномочий Сената. При первых словах трибун Катон крикнул: «Вето!», означавшее прекращение дальнейшего обсуждения. Законопослушный секретарь замолчал. Метелл немедленно отобрал свиток и сам начал громко читать. Катон выхватил у него свиток, но Метелл начал говорить текст по памяти. Неожиданно Катон зажал ему рот рукой, после чего, по знаку Цезаря, гладиаторы набросились на трибуна, опасно размахивая мечами. Мануций вскинулся помешать, но его с силой бросили наземь. Друзья Катона и его сторонники наблюдали за происходящим, не предполагая, чем всё закончится…

По счастливому стечению обстоятельств во время потасовки на Форуме появился консул Мурена с положенными ему по закону двенадцатью вооружёнными ликторами. Оценив смертоубийственную ситуацию, он, сам храбрый воин, бросился выручать Катона. Его ликторы немедленно оттеснили гладиаторов, и Мурена сумел добраться до Катона. Прикрывая трибуна собой, втащил его, едва живого и оглушённого ударами, в храм Кастора, куда гладиаторы не отважились войти. Главное в этой истории заключалось в том, что несколько месяцев назад Катон привлекал к суду Мурену за преступление против закона.

На этом собрание не закончилось. Метелл с Цезарем решили, что противники потерпели поражение, и распорядились, чтобы принесли урны для голосования. Затем «призвали оставшийся народ свободно подавать голоса».

События этого страшного дня развивались следующим образом. Римляне, бежавшие утром с Форума, увидев, как их любимец Катон с риском для жизни борется за справедливость, одумались и вернулись. С криками негодования набросились на вооружённых мечами гладиаторов, несмотря на то что в руках у самих отсутствовали даже палки. Праведный народный гнев победил – гладиаторы бросились наутёк, а вместе с ними отступили Цезарь и Метелл.