Он высказался насчет первого:

— Эмилия права. Сожаления не высвободят нас и не помогут остановить их.

— Кого? От чего?

Было ясно, что Адрио ничего не знал о происходящем. Петро позволил Эмилии описать вкратце, что они выяснили, улыбаясь ей кровавым ртом. Его губа болела, когда он улыбался, но ради вида Эмилии он мог терпеть боль. Потому что Петро вдруг стал уверен, что будущее без Эмилии не было будущим.

Он знал, что Эмилия почти не замечала его, считала ребенком. Петро знал и то, что, может, восхищался в ней тем, что она была такой, каким не было он: решительной, когда он почти сдавался, сообразительной, когда он медлил, и резкой, когда он был мягким. Восхищаясь ею, он смог развить несколько этих качеств сам.

И отплатить за это он мог, отыскав выход из ситуации.

Эмилия заметила его кровавую улыбку, когда закончила говорить.

— Что? — спросила она.

— Я еще не встречал никого, рядом с кем ощущал себя собой, — сказал он, вспомнив слова сестры неделю назад.

Она была раздражена, а не рада его признанию.

— Не время для увлеченности.

— Я слишком устал, так что не голоден, — сообщил он, качая головой. — Слишком устал. Но сложно даже закрыть глаза и спать. Мне плевать, что Саймон Якобучи сделает со мной. Но я переживаю за тебя, переживаю за Адрио. Разве это не звучит как нечто большее, чем увлеченность?

Эмилия опустила взгляд и покачала головой. Но Петро не успел узнать, что она хотела ответить, ткань на входе палатки сдвинулась. Прохладный воздух и голоса людей проникли внутрь. Маленькая фигурка прошла внутрь. Петро не сразу понял, что мальчик в нарядной ливрее был принцем.

— Вико?

Вико явно гордился своей формой. Он сжимал лацканы красной ливреи, такой длинной, что край задевал верх его сапог, отличающихся от сандалий, в которых он был до этого. Они были остроносыми и яркими, он в них был выше из-за каблуков из скрепленной кожи. Высокий воротник окружал его шею, вышитый золотом и серебром. Каждая пуговица сияла, словно ее с любовью натерли.

— Теперь вы видите меня во всем великолепии, — заявил он, проходя перед ними и разворачиваясь у столбика палатки. — Вот ваш будущий король.

19

Я был в Насцензе, и это место — просто яма в земле, укрепленная камнем и заросшая сорняками. Но что-то есть в этом месте, в уединении и спокойствии, что позволяет представить, что, если бы у богов было место рождения, то оно было тут.

— Марк ди Чамбаллон, нунций Сциллии, находящийся в Кассафорте

Наряд Вико был богатым и ярким, но напоминал театральный костюм — видение чужака на то, что мог носить король Кассафорте. Вико в нем не выглядел величаво. Он, казалось, пришел исполнять смешную песню о королевичах. Адрио напрягся. Эмилия приподняла брови, но молчала.

— Ты мне нравился, каким ты был раньше, — честно сказал Петро.

— Ты считал меня дураком, — тон Вико был враждебным, но, хоть он был нарядным, в нем осталось что-то уязвимое, почти голое.

— Ни разу, — честно сказал Петро.

— Ты хотел убить меня.

— Нет. Мы с Эмилией не хотели тебе вредить. Мы даже жалели тебя, Вико.

— Точно, — кивнула Эмилия.

— Жалели? С чего вам жалеть меня? — принц удивился, но вернулся к наглому тону. — И нужно обращаться к королевичам подобающе.

Петро знал, что эти слова мальчика были защитой. Честность могла до него достучаться.

— Мне жаль тебя, потому что у тебя была одинокая жизнь в доме дяди. Без друзей и семьи.

— У меня было много друзей.

— Не слуг? — от вопроса Вико помрачнел. — Слугам платят, и они дружат. Настоящие друзья… делают это, потому что ты им нравишься.

Адрио вдруг заговорил:

— Петро отыскал меня, потому что мы друзья. Ему за это не платили.

Аргумент был бы хорошим, кроме одного. Лицо принца опустело от имени.

— Кто Петро?

— Я, — сказал настоящий Петро. — Меня зовут Петро на самом деле.

Вико покачал головой.

— Ты — Адрио Вентимилла из Тридцати.

— Я — Адрио Вентимилла из Тридцати, — сказал Адрио рядом с Вико.

Принц был ошеломлен. Он повернулся к Петро.

— Кто ты?

— Я — Петро Диветри.

— Диветри — стекло. Диоро — мечи, — тихо сказал Вико. — А Кассамаги чаруют словами. Кто ты?

— Это мое настоящее имя. Клянусь Муро. Я притворялся Адрио… это сложно. Я не могу никому говорить, кто я. Но тебе говорю. Больше никакой лжи.

— Ты признаешься, что врал! — Вико сжал кулачки, его лицо краснело, хотя тело было напряжено. — Ты можешь врать мне и сейчас.

Адрио и Эмилия ощущали, что то, что Вико искал в их палатке, было связано с Петро. Хоть они оба слушали каждое слово внимательно, они молчали, пока двое говорили.

— Я соврал о своем имени, да, — Петро старался звучать спокойно. Внутри он ощущал желание умолять мальчика о пощаде. Что бы лоялисты и лэндеры ни задумали для Насцензы, они планировали, чтобы это произошло скоро. Завтра будет ритуал Середины лета. — Я соврал об имени, — продолжил он, — но соврал и Эмилии, — Петро оглянулся, и Эмилия кивнула. — И ты знаешь, как сильно я переживаю за нее.

— Она на четыре года старше тебя, — сообщил Вико.

— Спасибо за напоминание, — процедил Петро. — Я знаю. Я о том, что думал, что мы с тобой стали друзьями. Тебе было весело, да? Есть ягоды с куста? Бродить, когда никто не следит за тобой?

— Куст ежевики меня уколол, — Вико посмотрел на свои белые нежные ладони. — И мне не понравилось опорожняться за деревом, — он задумался на миг. Когда он заговорил снова, его голос был мягче. — Сначала. Так делают друзья?

— Конечно, — заговорил Адрио. — Друзья заступаются друг за друга. Когда одного из них мучают, другой заступается, когда может, или ищет помощь, если сам не может. Друзья делают маски друг с другом на праздник Середины лета. Если одному присылают печенье из дома, он делится с другим. Они посещают семьи друг друга на праздники.

— Друзья прячутся в свои места и говорят, — Петро был тронут.

— Порой они ведут себя как дураки, — сказал Адрио. Он уже не говорил с Вико, он говорил Петро. — И хоть они хотят перестать вести себя так, проще продолжать вести себя глупо, чем признать неправоту. Я хотел признаться тебе в этом.

— Я знал, что ты был сам не свой, — сказал Петро. — Ты — ужасный идиот, но не так.

— Думаю, я такой, и это пугает меня, — глаза Адрио были большими. — Я ненавидел себя, когда был тобой. Я хотел снова быть собой, но боялся твоих слов, если признаюсь, что устал быть тобой. Теперь я знаю точно. Быть мной не весело чаще всего, но быть тобой ужасно.

Петро видел логику в мыслях друга, но Вико растерялся. Все, что он мог сказать, прозвучать не успело, кто-то заговорил снаружи:

— Нет, я не видел принца. Может, он с пленниками.

— Я не должен тут быть, — сдавленно прошептал Вико. Он без слов юркнул мимо Эмилии за гобелены сзади. Он смог втиснуться в пространство между гобеленом и стеной палатки, не выдавая себя.

Он только скрылся, кто-то сдвинул ткань на входе. Солнце село, и света было мало, но осталось достаточно, чтобы они видели, что к ним пришел Саймон Якобучи. Адрио помрачнел. Петро прищурился, глядя на ненавистную фигуру. Только Эмилия смотрела на предателя, не изменившись в лице.

— Что происходит? — спросил он. Они привыкли к полутьме, но он — нет. Было понятно, что он не мог различить их в полумраке. — Сколько вас тут?

— Трое, — сказала Эмилия. — Сколько у тебя зубов, если не умеешь так считать.

Саймон невесело ухмыльнулся.

— Очень смешно, миледи. Смешно. Да, очень… — он огляделся в палатке, проверяя двух парней и стражницу, но будто уверенный, что тут был четвертый. — Тут кто-то был?

— Да, — едко ответила Эмилия. — Кто-то большой и уродливый. Якобучи, кажется.

Она вздрогнула, когда он бросился к ней и склонился к ее лицу. Петро чуть не выскочил из кожи.

— А ты шутница, девица, — оскалился Саймон, напоминая голодного волка. — Но завтра ты смеяться не будешь.