Кирдин в ужасе заметался глазами по помещению. Но они были одни, охрана находилась далеко, да и будет ли охрана, набранная Андреем, за своего хозяина.

– Еще даже вспомнишь о моей семье и все, ты – жмур! – Андрей сжимал горло, скрытое жиром, до тех пор, пока рот у Кирдина не открылся, а глаза не стали вылезать из орбит. Тогда он отпустил его, и тот обмяк, раскинул руки. Удушье продолжало сжимать его горло, и мужчина синел и отключался на глазах. Андрей ударил его по щеке, по другой, и так бил и тряс, приговаривая:

– Дыши, падаль, дыши.

Кирдин шумно вздохнул и задышал со всхлипами.

– Все, все. Ты не понял. Я не в тему понты дал. Все. Витя?

– Что? – Андрей открыл закупоренную бутылку «Распутина» и глотнул прямо из горлышка.

– Сделай что-нибудь. Утонем же вместе.

– Не ссы. Вылезем. Не напрягайся.

– Плесни и мне, что ли? – дрожавшей рукой Кирдин протянул стакан.

Андрей налил ему, следя за выражением сине – белого лица.

Он никогда не считался с понятиями, легко переступал все законы: и обычные, и воровские. Перед его натиском отступали, и авторитеты давно уже считали его отморозком и беспредельщиком.

Но у Кирдина за ним была немалая сила и по сути он давно уже разделил власть со своим боссом, держа в руках все нанятые при нем кадры.

Еще у него был выход к работнику прокуратуры и связи в Гос. Думе. Кирдину осталось только смириться и ждать, затаив на своего помощника злобу.

И Андрей все устроил. Панова выпустили под залог, улики выкрали, но при этом были застрелены два милиционера, и колесо правосудия завертелось вновь. Арестовали бойцов и нескольких бригадиров Кирдина, провели обыск в варьете «Успех», принадлежащим лично ему, нашли наркотики, и Николая Степановича арестовали.

Андрей явился к нему на свидание на следующий день.

– Ты – дурак, – тихо и спокойно говорил он, сидя с ним бок о бок в красном уголке.

– Это почему? – тихо спросил Кирдин, потеряв всю свою самонадеянность.

– Жадность фраера губит, слышал такое? Почему «Успех» не оформил на подставу?

– Ну…

– Ну, если уж на тебе, то играй чисто, не пачкайся «дурью», в своей хате не гадят. От меня скрыл, от общака скрыл. Да твою ж мать!

– Витя, Витенька, Витек… – Кирдин был почти жалок.

– Что?

– Я ж тебя нашел, я тебе дал кормушку, вспомни, сколько я для тебя сделал.

– Боюсь, что это невозможно, – задумчиво проговорил Андрей. – Сейчас там новый следователь и сам генеральный его поддерживает.

– Но неужели…

– К этому – нет. Бывают же «валеты».

– Придумай что-нибудь. Нет таких заморочек…

– Дорого обойдется.

– Сколько? Не жалей общака, все выкладывай.

– Тебе лично дорого обойдется.

– Ты это о чем?

– О твоем вкладе в Цюрихе.

– Что? Ты…

– Я знаю все. Давай ключ или загнивай в крытке.

– Крысятничаешь, сволочь! Может ты меня и вкозлил?

– Не в тему. Слушай, тот мусор, что ведет твое дел, он настоящий отморозок. К нему не подъехать. Тут нужны другие методы. А это стоит дорого. Теперь подсчитай, сколько у тебя грехов и какой срок тебе грозит, если я не дам отмашки по своим каналам. Я ведь тоже не сын миллиардера, чтобы на тебя тратиться.

– Да, понимаю, я вола впарил. Ты пацан правильный, с понятием. Лады. Только и плату ты требуешь уж через чур.

– Тебе сколько лет? Не стар ли нары парить.

– Взял ты меня на «кабы». Сдохну я в крытой, Витюша. Помоги.

– Я знаю. Ключ к вкладу – флешка. Это плата за твою волю.

– Я лучше здесь, – Кирдин отвернулся на своем стуле, потом повернулся и горячо проговорил, сгибаясь к собеседнику: – «Успех» хочешь? И еще пару точек?

– Флешка. И все будет вась-вась.

– Да я тебя опущу ниже канализации.

– Сам смотри, не опустись.

– Все, базар закончен.

– Ты отвечаешь?

– Отвечаю. Я тебя!

Андрей встал и быстро вышел.

Пришел он на свидание только через неделю. Выглядел Кирдин еще хуже, весь обрюзг, складки свисали с его толстых щек. Андрей сел, откинулся на спинку стула и разглядывал своего хозяина с усмешкой на губах.

– Информация к размышлению, – начал он, медленно растягивая слова. – Малявы Фаре и Кону можешь больше не слать: во-первых, они попадают ко мне, в во-вторых, пацанов больше нет. Правильные были пацанчики, земля им пухом.

– Это ты их завалил, ты?

– Отвечай за базар.

– Что… теперь будет?

– Лет двадцать. Адвокат уже доложил мне.

– Боже мой, боже мой. Ты… ты же у меня совсем недавно, какой-то год, ну – полтора…

– Год и восемь месяцев. Продолжай.

– И уже так оборзел. Да ты… ты…

– А теперь послушай меня.

– Да ты бы и так меня заменил. Ну сколько мне осталось, лет пять, не больше. И ты бы стал моим доверенным, правой рукой.

– Закрой хавло. Мне нужна флешка. Я же все равно ее найду, переверну все твои заначки, когда же ты в это въедешь.

– Двадцать лет, Дяга, это только двадцать лет. Такие, как я, долго не сидят. И когда я вернусь, я тебя достану. И тогда, Дяга, ты пожалеешь, что родился.

– Я, наверное, плохо обрисовал тебе ситуацию, Кир. Ты просто не доживешь до суда.

Кирдин отшатнулся в ужасе не столько перед смертью, сколько перед таким предательством.

– Витя, я же тебя любил, как сына.

– Гони флешку, папаша.

Кирдин поник, съежился и плечи его затряслись…

Через два дня Андрей приехал домой рано, вбежал, загнанно озираясь, на этаж, отпер дверь своим ключом и вошел в детскую. Ира была в школе, и бабушка успела навести там порядок. Сейчас квартира была пуста, и Андрей взял с этажерки небольшого розового медведя, прислушался и, бросившись из детской к входной двери, защелкнул предохранители на всех трех замках.

Когда Ольга с матерью поднялись на этаж, они долго не могли отпереть дверь, передавая друг другу спящего мальчика. И только помучившись минут пять, почувствовали, что дверь открылась сама собой и поразительно быстро.

Андрей стоял у порога в рубашке навыпуск и тер глаза, притворяясь только что проснувшимся.

– А, давайте, – он торопливо подхватил ребенка на руки. – Я тут закемарил с устатку. Ну как, все нормально?

– Растем, – проговорила бабушка, снимая верхнюю одежду. – Андрюшенька – богатырь. В больнице только так нас и называли. Где ты пропадал, сынок, всю эту неделю?

– Да у шефа неприятности. Его посадили.

– Что? Он же миллионер, олигарх.

– Ну, так это, Ходорковского же посадили.

– О, господи, чего только нет на свете. Витя, я хочу поговорить с тобой.

– Слушаю, мама.

– У меня сестра двоюродная тяжело заболела, тетя Соня, ты помнишь ее? Ложится на операцию. Я хотела бы поехать к ней.

– В Фергану?

– Ну да. Больше же у нас нигде нет родственников.

– Да, точно. Простите, мама, я совсем заморочился.

Андрей передал сына Ольге, а сам подошел к своей куртке и достал оттуда пачку зелененьких.

– Вот. Тут полторы тысячи долларов, – он пересчитал деньги и сложил их в пачку. – Вам хватит?

– Ой, даже много.

– Берите. Когда вы едете?

– Да, думаю, завтра. Тут легко билеты достать.

– Ольга, отвезешь, если я буду занят?

– Конечно, Витя.

– Справишься с ребеночком?

– Конечно.

– Спасибо.

Андрей потоптался, посмотрел на наручные часы.

– О, мне пора ехать. Сейчас все на мне. И адвокаты и остальное.

– Так ты же там не один, – мать смотрела на зятя с огромным уважением.

– Ну, мам, это когда все путем. Только один сбой, и все, как крысы с корабля.

– Да, сынок, да.

– Кстати, Оль, мне ту дачу пришлось ликвидировать. Приедет адвокат, все объяснит. Я там другую купил. Так что распишешься, где он скажет.

– Господи, что за человек. Дачи и машины меняет, как шапки.

А Андрей сбежал с лестницы и сел в машину. И когда он уже влился в проезжающий поток, у него зазвонил телефон. Он достал аппарат из кармана:

– Да, слушаю.