Так Михаил, состроив на своей физиономии более чем довольную физиономию, – а Клава преотлично подозревает, кто источник этого его довольства, – начинает потрясать Клаву своими откровениями. – Хороша, что и говорить. – Говорит Михаил и при этом гад, облизывает губы. Что неимоверно бесит Клаву, нетерпящего вот такие проявления и заявки на собственничества. Хотя с самим хорошим посылом Михаила он согласен.
А Михаил, между тем, продолжает выводить из себя Клаву уже другими подробностями из поведения спортивной девушки. Да не так просто, а с манипуляцией его поведением. – Вот чёрт! Сюда посмотрела! – без всякого преувеличения, актёрски сыграл своё изумление Михаил, чем заставил Клаву вжать голову в плечи и затаиться за газетой. А Михаил краем глаза это видит и про себя посмеивается. И при этом тянет последние жилы из Клавы, оставляя его вне ведома происходящего. Отчего он не выдерживает и хриплым от напряжения голосом спрашивает. – Ну чего там. Не тяни, говори.
– Что-что, улыбается, и нам, голубкам, машет ручкой, – к полной Клавиной неожиданности, Михаил усмехается. А вот этого Клава уже стерпеть не смог и хотел было подскочить с места, но Михаил вновь на полшага впереди него. Он убирает перед собой газету и, так резко открывшееся пространство перед собой, сбивает с толку Клаву, оставив её сидеть на месте.
Но это не отменяет того, что Клава не может посмотреть в интересующую его сторону. И он смотрит и …Никого там, у знакового бордюра, не видит. И он с непонимающим взглядом смотрит на Михаила. А Михаил, что за человек такой вредный, чуть ли не зевая, говорит: «Она ушла, а что я говорил, то это я пошутил». Затем он задерживает свой взгляд на Клаве и вдруг спрашивает его: «А ты что, хотел бы, чтобы было по-другому?».
Ну а Клаве ответить на это нечем, и он, дабы не быть замеченным Михаилом в некоторых движениях своей души, явно навеянными свежим уличным воздухом и новизной обстановки, переводит своё, а вслед и Михаила внимание на газету в своих руках. С которой он начинает поверхностно знакомиться и на глазах Михаила меняться в своём недоумении.
– И как это понимать? – повернувшись к Михаилу, вопрошает Клава. А Михаил начинает строить из себя недотёпу и простачка, кому совершенна неясна такая позиция Клавы. – Ты это о чём? – типа искренне не понимая, задаётся вопросом Михаил. А что тут неясного, по мнению Клавы, когда Михаил себе купил серьёзной направленности газету, мир через которую виден хоть и в чёрно-белых красках, но он очевиден и до реальности таков, тогда как его жёлтая газета, – бл**ь, на ней так прямо и написано, – в себе ничего такого существенного не несёт, и только и может, что искажать и иллюзорить этот мир.
– Вот я тебя и спрашиваю, как это понимать? – подвёл итог своему умозрению Клава.
– А ты уже начинаешь понимать. – С прежней и кажется никогда не уходящей усмешкой с лица, ответил Михаил. После чего он меняется в лице в сторону серьёзности и говорит. – А между тем, это только на первый взгляд кажется, что вручённый тебе инструментарий менее серьёзен, чем мой. И я даже скажу больше, чтобы работать с твоим инструментом нужно обладать куда большим профессионализмом и навыками, нежели с таким как у меня инструментом, где всё показано без прикрас и начистоту. И при работе с таким инструментом, в которое заложены фильтры иллюзии, нужно обладать поистине природным талантом и изначально уметь отличать реальность от иллюзии, то есть знать истинное значение этих двух выражений настоящности. И смотреть на мир с такой смекалкой в глазу и тут, – Михаил пальцем руки постучал себе по лбу, – не каждому суждено…Ну или по плечу (то есть как на роду написано, ну, талант от природы, или трудолюбием и навыком берёт).
– Так что ты этим хочешь сказать? – посмотрев на газету в своих руках, в растерянности спросил Михаила Клава, боясь из всего услышанного вслух или про себя делать хоть какие-то выводы (подсознательно он уже это дело под себя рассмотрел и оттого так взволновался).
– А то, что ты подумал. – Многозначительно сказал Михаил. И тут в голову Клавы вошла та самая знаковая мелодия, которая с собой принесла тот, как думалось Клавой, что надуманный им разговор между Каутским и Михаилом, где перед Михаилом была поставлена задача слить его из профессии и главное из жизни его супруги тоже Клавы. И сейчас ему вдруг посчиталось, что не всё так просто, как и эта возникающая в очень интересные моменты мелодия. Правда, что всё это значит, он пока не решил, да и Михаил не дал ему возможности на эти разумения.
– А я, может быть, на тебя всё поставил, – вдруг заявил Михаил, – и имею уверенность, что тебе всё по плечу. – На этих словах он приподымает свою газету, которую он приопустил вниз, затем складывает её в начальное положение и возвращает её к себе с первой страницы рассмотрения.
– Ну, что тут у нас. – Для начала закинув ногу на ногу, а уж затем посмотрев на газету, сопроводил свой серьёзный взгляд на неё этим вопрошанием Михаил. – Ага. – Усмехнулся Михаил. – Как всегда попал в точку. – А Клаве хоть и очень интересно, во что там попал так точно Михаил, и он даже краем глаза посматривает в его сторону, но он не решается сейчас об этом его спросить, переваривая сказанное им до этого. Где ему, и верится, и больше не верится в честность Михаила. И для второго варианта также больше оснований. Но сейчас, а тем более впопыхах, выводы не стоит делать, и он начинает листать свою газету. И не для того, чтобы изучить её, – там ничего нового для него не пишут: та сказал это про это, Это сказала совершенно обратно про Та, ну и другие философские разглагольствования тусовки, – а чтобы немного остынуть и устоять возбуждённую мысль.
А вот Михаил, наоборот, читает и интересуется, чем мир вокруг него живёт и дышит по мнению ведущих новостных журналистов и как без них, ведущих политологов, само собой директоров всевозможных центров исследований и влияний. «Мир не дышит, а задыхается от углекислых выбросов людей с верхних этажей небоскрёбов, которые вначале такого натворят (это они стоят за парниковым эффектом, всё своё рабочее время проводя в жарких спорах, а свободное время проводя в парной, где ещё не такого жара и пара поддают), а потом у них уже выхода нет другого, как только в окно головой и прямиком вниз, навстречу неизбежности. Ну а как жизнь, то разве это жизнь, когда вокруг такие выбросы и падения на фондовых рынках, и всё главное без твоего деятельного участия (обзорное не в счёт). А вот если бы ты напрямую принимал в этом участие, то вот это была бы незабываемая жизнь, хотя бы для тебя». – Примерно так представляется на поверхностный взгляд жизнь в этом мировом раскладе для всех этих много знающих политологов.
– Так, – многозначительно выдал эту сентенцию Михаил, – сегодня прибыл чрезвычайный представитель… – Зачитал в задумчивости Михаил.
– Что? – спросил Клава.
– Да ничего. – Ответил с той же задумчивостью Михаил, после чего он перелистнул газетный лист и уже более звучно и внятно принялся озвучивать прочитанное, а может и до осмысленное. – Политический мир, как никогда стабилен и устойчив, утверждают ведущие аналитики и почему-то вирусологи и сейсмологи. – Как от самого себя делился информацией Михаил. – Это значит, что всех скоро нас ждут потрясения в сфере здравоохранения, или тут вмешается природа со своими катаклизмами, а что именно, ещё видимо и точно не решили ведущие политологи и не почему-то экономисты. Нет ещё точных расчётов, вот они и считают, с чем человечеству, а точнее его определённой части, той, что всё решает (мир делится на математиков и на философов, одни считают так-то и так, а другие размышляют, – философски конечно, – как им с этими расчётами жить), более выгоднее сейчас столкнуться. И каждая из лоббистских групп продвигает свой проект для итогового осуществления. А это значит, что нас всех, как и говорилось выше, обязательно ждут свои потрясения. – Закончив с политической колонкой, Михаил перевернул страницу и продолжил своё словесное обозрение новостей. Как из всего понялось Клаве, то он давал ему урок, как нужно читать и относиться к новостям, которые на нас льются с полос газет ежедневно.
