– Рыцарь, блин, – выдохнула я, и в гостиной стихли голоса.

– Муза? – робко раздалось через мгновение. – Ты проснулась?

– Пожалуй, – нехотя отозвалась я.

Вслед за Кейном в спальню ввалился и его продюсер. Он снова окатил меня холодным взглядом, под которым хотелось сжаться.

– Дорогая? Ты как? – протянул незваный гость с притворной заботой.

– Все в порядке. – Я все же поправила ворот пижамы.

– Ты снова забыла выпить лекарство? – Этот вопрос прозвучал для меня издевкой.

– Что? – на всякий случай уточнила я.

– Не злись, – беспечно попросил муж, – Роб просто переживает…

Он и вправду верил тому, что его продюсер был добряком.

– Я все же думаю, что тебе стоит обратиться к специалисту, – мягко вставил Роб.

– Хорошо, что я способна думать без твоей помощи, – не стала терпеть я. – Оставь советы при себе.

– Мурзик, – возмутился муж, – он же тебе добра желает.

– Лучше бы он желал спросить разрешения вваливаться в чужую спальню.

Меня нервировала собственная слабость, виноватое лицо супруга и посторонний мужчина, считающий себя членом нашей семьи.

– Я узнал, что у тебя очередной приступ.

– Обсуждать мое здоровье с продюсером – это новый уровень отношений.

Мой муж обменялся с начальником странным взглядом и обратился ко мне:

– Муза, какие препараты ты употребляешь?

Я рассеянно открыла тумбочку и бросила мужу баночку оранжевого цвета. Кейн бегло посмотрел на упаковку и небрежно отдал ее продюсеру. А вот тот, к моему удивлению, внимательно изучил этикетку.

– Кто-нибудь мне пояснит, что здесь происходит?

– Не стоит нервничать. Просто скажи, ты употребляешь наркотики?

От шока я даже потеряла дар речи. Лишь через пару мгновений нашлась с ответом:

– Нет. И никогда не принимала эту дрянь.

– Даже…

– Никогда! У этого слова нет второго смысла, Роб. – Я скрестила руки на груди. – А теперь ответь мне ты. По какому праву ты задаешь этот вопрос? Почему ты считаешь, что я обязана отчитываться перед тобой? Какого ляда мой муж звонит тебе, когда мне стало плохо?

– Он беспокоился.

– А ему не приходило в голову, что я могла получить сотрясение после удара по лицу?

В следующую секунду я поняла, что об этом инциденте Кейн предпочел умолчать. Роб нахмурился. Он, наконец, отметил мою припухлую губу и успел мазнуть взглядом по моим костяшкам, которые я не успела спрятать.

– Ты ударил ее? – сурово спросил Роб.

– Может, обсудите мою жизнь без меня? – Терпение окончательно меня покинуло. – Если вам интересно, я хочу сходить в туалет, принять душ, а потом что-нибудь съесть.

Я направилась в ванную, бросив через плечо:

– Бумага у меня с ромашковым ароматом, шампунь с жасмином, а полотенца бежевые. Это так, для справки. Вдруг вы еще не все обо мне знаете.

Мне смертельно надоело все. И быть хорошей тоже.

Стоя под горячими струями воды, я подумала, что вышло смешно, что шампунь у меня пахнет иначе. Этой глупой ложью я ничего не изменила и не доказала. Всего лишь напомнила самой себе, насколько ничтожна моя собственная жизнь.

Когда я вышла из ванны, в квартире никого не было. Упаковка таблеток стояла на подоконнике. Рядом с ней лежала визитка доктора, на котором настаивал Роб. Бумажку я смяла и швырнула в мусорную корзину, посмотрев на нее, как на ядовитую змею.

Я сняла крышку и вытряхнула на ладонь несколько драже. В них содержались витамины и минералы. Наш семейный доктор давно уже удостоверился, что все мои проблемы – это результат стресса и особенности моей тонкой душевной организации.

Свои приступы я старалась не афишировать. Кейн считал их чем-то жутким. И только я знала, что в нашей семье такие приступы случались не со мною одной. Когда я впервые пришла в себя после обморока, то испугалась не на шутку. Ведь именно такое иногда происходило с теткой. Признаваться даже себе, что я могу начать терять рассудок, не хотелось.

Глава 12

Я не успела разобраться, что ощущаю. Мне бы следовало обидеться на то, что Кейн оставил меня одну. Но я обрадовалась, что его нет в квартире. Впрочем, как и Роба. Последний нервировал меня так, что иногда у меня начинал дергаться глаз в его присутствии. Учитывая, что я обладала ангельским терпением и полным доступом к успокаивающему чаю, это было тревожным знаком. Я набросила на плечи мягкий потрепанный халат и вышла на кухню. Стоило приготовить что-нибудь калорийное, но желания возиться с продуктами не было совершенно. Я даже скривилась, представив, сколько времени потрачу на блюдо. Признаваться, что мне просто не хотелось кормить супруга, я не спешила. Но справедливости ради стоило сказать, что я всего лишь поковыряюсь вилкой в тарелке. Остальное слопает Кейн. И по привычке даже не поблагодарит. И, казалось бы, чего вредничать? Приготовь для мужа! Но меня неожиданно стало раздражать обилие моих семейных обязанностей.

– Надоело, – выдохнула я и открыла морозильную камеру.

У дальней стенки стояло заветное ведерко с любимым фисташковым мороженым. Раньше я предпочитала шоколадное. Но Кейн завел привычку есть его прямо из емкости, а потом совать обратно в камеру без крышки и с ложкой внутри. Стоило ли говорить, что лакомство вымерзало, покрываясь шубой из инея.

Приходилось отправлять испорченный деликатес в мусорку и злиться. Ух, как я злилась. А вот к фисташковому мороженому мой супруг был не просто равнодушен – оно ему не нравилось. И наверно именно поэтому зеленый деликатес и стал моим выбором. Оно превратилось в то, чем мне не надо делиться с мужем. Чем-то только моим.

Я уселась у окна с банкой холодной радости и принялась выжидать, когда она чуточку оттает. За стеклом город медленно погружался в закат. Я любила этот момент. Хотя раньше, помнится, мне были по вкусу рассветы. Вот только теперь они ассоциировались у меня с возвращением Кейна с очередной вечеринки. Вечерами же супруг уходил куда-нибудь. А я могла заняться тем, что радовало душу. Я писала стихи и музыку, читала книги, смотрела очередные репортажи путешественников и строила планы на собственные поездки. Мои планы. Мне хотелось бы посетить суровую Камчатку, пройтись по вулканическим черным пескам пляжей Исландии. Я бы слетала в Бразилию, чтобы лично убедиться, что зелень там такая же сочная как на картинках с экрана. И я хотела стоять у подножья гор. Да только все, что я получала – это тусовки на яхте в теплом море. Я ненавидела их.

Если удавалось притвориться достаточно больной, то я оставалась в бунгало и могла целый день лежать в тени пальм и мечтать оказаться в другом месте. Там, где моему мужу быть не хотелось, а значит и мне туда путь был заказан. Самое досадное, я все понимала. Осознавала. И уже не в первый раз подумывала уйти.

Голова снова закружилась. Я приложила банку с изморозью на боковине к виску. Холод отрезвил и отогнал дымку, которая дрогнула было перед глазами. Иногда мне и вправду казалось, что мои приступы были связаны с моментами, когда я собиралась уйти от мужа…

Неожиданный телефонный звонок заставил меня вздрогнуть. Мне редко звонили. А потому я точно знала, кто мог быть на другом конце провода.

– Привет, мама. Прости, что пропала.

– Брось, – отмахнулась она небрежно. – У тебя насыщенная жизнь. Недавно видела тебя по телевизору.

Мы обе хорошо знали, что куда чаще на экране мелькал Кейн. В миллион раз чаще. И рядом с ним обязательно была очередная девица из фанаток. Мама принимала объяснения, которые предоставлял мне Кейн. Она не одобряла. Открыто выражала недовольство, когда я снова не могла приехать к ней. Но не осуждала меня.

И я была благодарна ей за это.

Она не давила и умела меня слушать. Мне не было нужды оправдываться, словно я была виновата в чем-то. Хотя, если подумать, так и было.

Мама ни одним словом меня не попрекала, и говорить с ней было легко. Каждый ее звонок был для меня подарком.

– Как ты, милая? – спросила она мягко.