— Помогаю вам, — огрызается она упрямо. — Так гораздо быстрее.
Румпельштильцхену есть что ответить, но он оставляет препирательства на потом, быстро поднимается и помогает встать Рул. Мышцы при движении отдают ноющей болью, а на шее наливается синяк — обложки твёрдые, да и книжки тяжёлые, но он, кажется, ещё легко отделался. Рул досталось куда больше. По виску и щеке стекает кровь, да и на ногах она держится с трудом.
— Ну, что же ты? Неуязвимая? — шепчет он укоризненно, а пальцы тянутся к висящей на груди Рул Горм ладанке. Сёстры всё же не отпустили их к Тёмной совершенно безоружными, и отсыпали своей бывшей настоятельнице немного пыльцы. Румпельштильцхен берёт крошку, растирает между пальцами и проводит их кончиками по спине, плечам, шее феи, чуть поглаживает по затылку, задерживается на участке содранной кожи на виске.
Глаза Рул Горм расширяются, а рот раскрывается как в безмолвном крике. Она отшатывается, пятится, спотыкаясь о наваленные на пол книги и переводит взгляд с Румпельштильцхена на Тёмную и обратно.
— Ты! — произносит Рул срывающимся голосом, в котором нет и следа её обычного самообладания. — Как ты это сделал?
Фея снова бросает на Тёмную совершенно дикий взгляд, и Румпельштильцхен пользуется этим моментом, чтобы поймать руки Рул в свои и успокаивающе сжать их:
— Тише-тише, — ему странно видеть Рул Горм настолько «потерявшей лицо».
— Ты исцелил меня, — говорит она уже чуть более спокойно. — Как?
— Может быть, вы потом выясните? — хмуро интересуется Эмма, и в глубине души Румпельштильцхен готов признать её правоту.
— Ты не понимаешь, — Рул выдыхает, и голос её звучит почти надменно, — это может оказаться важным. Румп… — запинается она, — …пельштильцхен, как это у тебя получилось?
Румпельштильцхен удивляется тому, что Рул так переполошилась по совершенно не значимому поводу, пожимает плечами, и тут же едва не охает от боли — себя-то он вылечить забыл, и говорит медленно, короткими фразами, точно маленькому ребёнку:
— Я взял щепотку пыльцы. Очень маленькую щепотку, как ты меня учила. Пожелал, чтобы всё у тебя зажило. — Эмма закатывает глаза. — Ощупал тебя, ничего ли не сломано. Всё. — Мужчина замолкает. Расспросы начинают его раздражать. Ответить ему не сложно, но Рул явно выбрала для них самое подходящее время. — Что не так? — не выдерживает он. — У меня не получилось?
— Получилось, — несколько ошарашено отзывается Рул. — Только магия фей так не может. Вот если бы я приняла свой подлинный облик — тогда бы мои раны исцелились сами, но не так…
Эмма заинтересовано хмыкает, легко встаёт с дивана. А дальше - Румпельштильцхен не может отследить её передвижения. Просто Эмма каким-то образом оказывается между ними. Слишком близко. Она со значением поглядывает на фею:
— Значит, я не зря ему не доверяла, — произносит она с нажимом и, обернувшись к мужчине, продолжает: — Ты что-то скрываешь, Голд. А я уже почти поверила, что ты теперь на стороне добра.
Румпельштильцхен морщится: какое добро? Она что, решила пошутить или держит его за малого ребёнка? Он здесь не из-за каких-то там сторон, а потому что… потому что для Рул важно выяснить природу случившегося с ними, а он не позволит ей рисковать в одиночку. Ну, может быть, у него ещё есть крохотная надежда на то, что они как-то смогут помочь этой самой Тёмной избавится от её тьмы — и это порадует Генри. Славный мальчишка, и, когда улыбается, делается чем-то похожим на Бэя. Разумеется, здорово было бы разгадать все эти загадки, но добро? О добре и справедливости разве что глашатаи любили рассуждать, перед тем, как объявить об очередном призыве или повышении податей.
— Вот что! — говорит он уставившимся на него женщинам. — Давайте лучше займёмся библиотекой Мерлина. — Румпельштильцхен наклоняется и подбирает с пола первый попавшийся под руку фолиант и наугад раскрывает его: — И что тут у вас написано?
— Ничего, — в очередной раз сообщает Эмма, — они все пустые.
Румпельштильцхен только качает головой. Пустые, как бы не так. Вот они, буквы. И опять придётся складывать их в слова. Пусть теперь это для него не так мучительно, как прежде, но шрифт незнакомый, что затрудняет чтение:
— Да все исписанные, — возражает он вслух. — Как там его… Рул, не поможешь?
========== Глава 6 ==========
Вариантов было много: почти каждый народ мира-без-магии имел в запасе свою версию истории о скрывающихся в лягушачьем облике принцах, принцессах, королях, колдунах и ведьмах. И пусть принцесс в Зачарованном Лесу не обучали корейским буквам и китайским иероглифам, онлайн-переводчик с грехом пополам превращает наборы непонятных значков в связные тексты. Белль благословляет изобретательность людей, населяющих мир без магии, достаёт из ящика стола пачку стикеров — обычно она записывает на них имена «должников», задерживающих книги дома дольше положенного, — и конспектирует сказочные сюжеты, сразу отбрасывая самые абсурдные.
К тому времени, как двенадцать жёлтых бумажек с пометками, наконец, оказываются приклеены на железную доску объявлений, за окном уже сгущаются сумерки, и Белль приходится включить электрический свет. Она открывает ланч-бокс — за всеми этими волнениями она забыла пообедать, — и начинает мозговой штурм — на сей раз в одиночку. Ещё свежи в её памяти дни, когда перед этой доской она ломала голову в компании Эммы и Киллиана, или те, когда феи обсуждали с ней рецепт зелья, с помощью которого они надеялись победить общего врага. Но сейчас рассчитывать на помощь фей не приходится, пират сбежал в Камелот, Эмма уже не та, и никому нет дела до Уилла. Прекрасные, наверное, только рады, что никто теперь не будет бить витрины и топтать газоны. Разве что Робин мог бы обеспокоиться и помочь бывшему члену своей шайки, но обращаться к нему довольно бессмысленно: ни меткость, ни искусство взламывания замкоʼв и заʼмков не вернут Уиллу прежний вид, а сообразительностью благородный разбойник не отличается.
— Мы справимся сами, — обещает Белль. Она надкусывает сандвич, и продолжает с набитым ртом: — Поцеловать. Хм, это я пробовала. — И всё же она не спешит сминать и выбрасывать стикер, напоминающий о такой возможности, хотя бы потому что этот способ самый приятный и, в конце концов, она может попытаться ещё раз. — Мосье Лягух, — произносит Белль c чуть большим энтузиазмом, и её рука вместе с зажатым в ней бутербродом описывает в воздухе плавную дугу. — Уилл, — оборачивается она, — при всём уважении, сомневаюсь, что ты можешь оказаться бароном. — Белль хихикает, кусает свой сандвич снова и с досадой вздыхает, когда лежавший между двумя кусками белого хлеба кружок помидора выскальзывает и падает ей на юбку. Она двумя пальцами подхватывает кусочек и водворяет его на дно ланч-бокса. — Пятно останется, — сообщает она не то лягушонку, не то самой себе. Не самая лучшая новость, особенно если учесть, что большая часть её одежды осталась в розовом доме. — Я схожу наверх, переоденусь, и сразу вернусь, — сообщает она.
Лягушонок в террариуме никак не реагирует.
А Белль действительно спускается довольно скоро: на ней синее платье, всё в блёстках и разрезах, которые делают её спину фактически обнажённой. Белль крутится перед террариумом, чтобы Уилл оценил её наряд, но лягушонок остаётся безучастен: смотрит перед собой да роет передними лапками норку в грунте.
Белль прикусывает губу. Она чувствует усталость. Не столько от поисков решения, сколько от самой себя: от того упорства, с которым она продолжает делать вид, что ничего страшного не произошло, что она справится, что всё будет хорошо. В очередной раз ей приходит в голову предательская мысль: Уилл не слышит её, не понимает, и человеческого в нём не осталось ничего. Тем не менее, она откидывает назад волосы, приближается к стенду, заклеенному стикерами, и обводит один из них в кружок.
— Итак, месье Лягух, — провозглашает она — мне предстоит бессонная ночь, так что — я «К бабуле» — за кофе.
***
Книги не пусты. Не все, только некоторые. Но по большей части они заполнены — и буквами, и картинками. Загвоздка в том, что даже Рул Горм может прочесть лишь некоторые из них, куда меньше, чем он сам. А Эмма и вовсе не видит ничего, кроме белых страниц.
