- Мы успели перекусить, но если Рул не против… - Она еще не определилась сердиться ей на него за это «мы» или радоваться, а Румпельштильцхен уже продолжает в том же духе: - Мы благодарны вам за заботу. Рул Гром сейчас больше всего нуждается в отдыхе.

- Хочешь сказать, что и ты тоже?.. - насмешливо произносит Оливия, и Рул почти любопытно, как та поступит: признает Румпельштильцхена своим, предоставит ему кров, или укажет наглецу его место. Но Румпельштильцхен опережает Оливию, говорит примирительно:

- Я могу отдохнуть и за стенами обители.

- Ты хочешь сказать: сбежать, - ядовито поправляет его сестра Оливия. - И не рассчитывай. Матушке ты голову заморочил, мне не получится. За стенами ты окажешься не раньше, чем у тебя не останется крыльев.

Лежать вот так и слушать, как её судьбу решают почти без её участия непривычно, но что-то приятное в этом есть. Напряжение, державшее её столетиями, отступает: она не перестала любить своих фей, но внезапно мысль о том, что она больше не ответственна за них, помогает ей осознать, что она их действительно любит. Румп и Оливия перебрасываются репликами.

- Ну, как говорится, утро вечера мудренее, - заключает наконец Оливия, и Рул Горм понимает, что пора вмешаться: как бы то ни было, настоятельница здесь пока она, ей и нужно принять решение. Пусть оно будет последним.

Рул садится. Резко — стены снова пошатываются, и всё плывёт перед глазами.

- Сестра Оливия, я прошу вас… приказываю, - поправляется Рул Горм, - провести ритуал сейчас.

- И здесь, что ли, - ворчливо возражает Оливия.

- И здесь. - Рул Горм вздыхает. - Уже скоро, сестра, вы станете законной повелительницей фей, и тогда вы сможете обставлять лишение крыльев так, как вам заблагорассудится. Хоть в бывшей церкви, если вам хочется торжественности. Но я не вижу в этом нужды. - В словах Рул Горм нет ехидства. Она действительно никогда не устраивала события из этого наказания, да и происходило это обычно наедине. Рул Горм оглядывает столпившихся фей: кто-то смотрит на неё с любопытством, кто-то с недоумением, но больше всего расстроенных, вытянутых лиц. Динь угрюмо прячет взгляд, Вайолет плачет, даже не пытаясь сдерживаться. Отправить их по комнатам?

- Посторонитесь-ка, - командует сестра Оливия, и Рул Горм не возражает. В конце концов, Оливии предстоит заведовать обителью в одиночку, и сейчас совсем не время для того, чтобы подрывать её авторитет.

Феи отступают к дверям, жмутся к стенам, но ни одна из них не уходит.

Рул Горм говорит:

- Я готова. - Поворачивается к Румпельштильцхену. - Ты?..

- Готов, - кивает он сразу, и сердце Рул Горм болезненно сжимается. Тогда, в пещере, перед тем, как Румп вдруг обрёл волшебную сущность, стал феоном, он умирал. Она помнит, как чувствовала вытекающую из него жизнь и не могла ничего с этим поделать. Даже с пыльцой не смогла бы. А что, если став человеком вновь…

- Румпельштильцхен, - просит она, - возьми меня за руку.

Становится душно. Рул Горм слышит шумное дыхание и всхлипы набившихся в маленькую приёмную фей. Оливия поднимает палочку. Голубую. Впрочем, оставаться голубой ей не долго, стоит прежней владелице потерять силу, жезл поменяет цвет.

- Почему?! - восклицает кто-то, и Оливия замирает, вздрогнув. Рул Горм прикрывает глаза. Ей не нужно видеть, она и по голосу может узнать любую из своих подопечных. Нова, ну конечно же. Рул отчего-то думала, что Нова забыла. А оказывается, всё-таки нет. - Почему? - повторяет Нова настойчиво. - Если можно так, вам, почему вы меня лишили… не дали мне ни единого шанса.

Рул Горм встречается с ней глазами и говорит сухо, скованно, без надежды, что Нова поймёт:

- Я хотела защитить тебя. - Это правда, да только кто поверит. - И защитила.

- От любви! - смеётся Нова истерически. - Что же вы не защитили себя!

- Не твоё дело, - жёстко обрывает её Рул.

Нова взмахивает руками:

- Тогда было ваше, да?

- Может быть, и моё, - слова идут тяжело, но, наверное, их надо сказать. - Нова, - Рул Горм пытается говорить мягче, получается плохо. - Ты не первая фея, которой довелось влюбиться. Я видела и знала, чем это обычно заканчивается для нас, и хотела избавить тебя от неприятностей. А насчёт шансов — ты не права. Они были. И в Зачарованном Лесу. И здесь, в Сторибруке. Тем более здесь, где моя власть не была столь полной. Ты могла бы бороться и пойти до конца. А если не смогла или не захотела… Значит, я тогда поступила правильно. - У Рул пересохло в горле. Сейчас бы ещё глоточек компота. Она улыбается неуместности этой мысли, и вдруг, без связи со всем уже сказанным выдыхает: - Прости меня.

Нова, или Астрид, как чаще зовут её здесь, отвечает тихо:

- Я не знаю, смогу ли…

Рул Горм благодарна ей за честность:

- Я понимаю, а сейчас отойди.

Они с Румпом держаться за руки, и Оливия молчит — для этого волшебства не нужно никаких слов — выводит в воздухе дугу, касается концом палочки их соединённых рук. Этот ритуал, древний, как само племя фей, сделает их людьми. И соединит их судьбы в одну прочнее, чем они себе представляют. Голубая палочка искриться и разгорается, становясь всё более насыщенно синей, нагреваясь и нагревая воздух вокруг.

- Я люблю тебя, - шепчет Румпельштильцхен, словно кроме них в комнате никого нет.

- Я люблю тебя, - шелестит Рул Горм в ответ, и зажмуривается, когда палочка в руках Оливии начинает менять цвет, и волна волшебства проходит сквозь её тело. - Люблю.

========== Глава 2 ==========

Голубой свет так ярок, что глаза режет даже под опущенными веками. Румпельштильцхен крепче сжимает ладонь Рул, и она ощущает дрожь его пальцев. Где-то внутри копится усталость, слишком много, вот-вот хлынет через край. Рул вспоминает шерстяное одеяло и мягкую подушку на жёсткой кушетке в подсобке ломбарда, горячие поцелуи, которыми Румп осыпал её в пещере, и невольно улыбается открывающимся перспективам. Страх уходит, хочется одного: чтобы всё поскорее закончилось, и они с Румпом остались вдвоём. Замечтавшись, Рул чуть не упускает момент, когда её бывшая палочка меняет цвет, и сияние обретает нежно-оливковый оттенок. Из конца совсем-недавно-голубой-палочки вырывается переливающаяся струя, что раздваивается и щупальцами тянется к их сердцам. Рул ждёт пустоты, внезапной бедности ощущений, но сердце вдруг отзывается жаром и режущей болью, а поток магии окрашивается в алый. «Это неправильно», - хочет сказать Рул Горм, но не может произнести ни слова, только жадно хватает ртом воздух. Что-то пошло не так. Сердце плавится в невидимом огне, и палочка в руках Оливии становится насыщенно красной. Сестра Оливия роняет её, трясёт в воздухе рукой и дует на пальцы.

- Крылья, - Рул Горм, наконец, удаётся вдохнуть, и она переводит взгляд на Румпельштильцхена. Его лицо бело, словно мел, волосы на висках намокли от пота. - Крылья, - повторяет Рул, - остались при мне. - Она чувствует присутствие волшебства в стоящем рядом с ней мужчине, но на всякий случай спрашивает: - А твои?

- Ещё как, - сипло шепчет Румпельштильцхен, рассеяно оглядывая столпившихся вокруг фей.

Оливия… Матушка Оливия — всё же верховная палочка признала её хозяйкой — поднимает палочку с пола и совершает ещё одну попытку. Всё повторяется: приглушённо-зелёные лучи обретают алый цвет, Рул и Румпельштильцхен содрогаются от внезапной боли, палочка накаляется докрасна, но магия фей остаётся при них. Рул Горм не может понять, где ошибка. Она сама не раз проводила этот ритуал: ампутация волшебства обычно происходила довольно безболезненно и быстро. После четвёртой попытки ладонь матушки Оливии покрывается волдырями, а они с Румпельштильцхеном не могут устоять на ногах, и, цепляясь друг за друга, оседают на пол. Но крылья никуда не деваются. Более того — у Румпельштильцхена они обретают материальность и топорщатся под пиджаком и выбившеся из-под ремня рубашкой.

Рул Горм пытается отдышаться, плечи Румпельштильцхена ходят ходуном.

Оливия отодвигает от себя непокорную палочку, и пытается исцелить ожёг с помощью пыльцы. Но ничего из этого не выходит.