- У меня останутся синяки, - сообщает она. - Больно.
- Извини, - бормочет Румпельштильцхен смущённо. - Я просто… просто… очень боюсь тебя потерять.
Комментарий к Глава 4
Очередной раз не бетировано-не редактировано… не терпится, злые пикси кусали за пятки.
Прошу прощения и у читателей, и у беты.
Критика приветствуется)
Публичная бета приветствуется.
========== Глава 5 ==========
В квартирке над библиотекой никто не живёт уже очень давно: тут пыльно и грязно, в шкафу висят несколько блестящих платьев — их носила Лейси, а вот Белль вряд ли когда-нибудь решится надеть, из крана на кухне с фырканьем вытекает рыжая ржавая вода, а открывать маленький холодильник Белль откровенно страшно: кто знает каким запахом оттуда повеет? И всё же, в розовый особняк она больше не вернётся, значит, надо обживаться здесь. Она наматывает на ладонь несколько слоёв туалетной бумаги, протирает стол и только после этого решается посадить на него лягушонка. Уилла.
Слёзы всё текут и текут, и Белль машинально сморкается в ту самую бумагу, которой только что вытирала пыль. Она делает несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. На неё смотрит Уилл. Нельзя, чтобы он видел её — растрёпанной, заплаканной, некрасивой, с красным опухшим лицом. Эта мысль помогает. Белль достаёт из сумочки зеркальце, ватным диском счищает с подглазий потёки туши, говорит, подавляя рвущиеся из горла рыдания:
- Я потом раздобуду для тебя аквариум, а пока… - Белль гремит ящиками кухонного пенала. - А пока тебе придётся пожить в кастрюле. - Она смотрит на лягушонка так, словно ждёт, что он ответит. Ну, говорил же в Зачарованном Лесу Сверчок. Белль рассказывали. Но Уилл молчит, и она со стуком ставит кастрюлю на столешницу и преувеличенно бодро говорит: - Надо подождать, когда вода протечёт. Водопроводом давно никто не пользовался.
Когда вода становится прозрачной, Белль подставляет под струю кастрюльку, а лягушонок делает несколько робких шагов по направлению к краю стола.
- Хочешь поплавать? - оборачивается к лягушонку Белль. - По тебе не скажешь, что да. Хочешь?
Белль кладёт на стол руку ладонью вверх, и лягушонок — Уилл — нельзя забывать, что это Уилл, подходит к ней, смешно протаскивая за собой животик и взбирается к ней на пальцы. Белль складывает ладонь горстью и подносит к кастрюле с водой, но никакого желания спрыгнуть Уилл не показывает.
- Ты голодный! - догадывается Белль. - Я тоже. И что ты теперь ешь? - спрашивает она у Уилла, и он снова ничего не отвечает, даже не квакает. Белль — не удерживается, хлюпает носом, и слёзы, которые, кажется только ждали момента, чтобы пролиться, снова начинают течь по щекам. Белль стряхивает Уилла с ладони на стол — торопливо и не очень бережно, и бросается в комнату, на кровать, утыкается лицом в пыльную отсыревшую подушку и плачет, плачет, плачет, громко, в голос, пока слёзы не кончаются, в горле не начинает саднить, а голова не наливается свинцовой тяжестью. Когда Белль наконец встаёт, чтобы вернуться к Уиллу на кухню, она обнаруживает, что он уже здесь, в нескольких шагах от порога.
Белль садится рядом с ним на колени, протягивает ладошки:
- Прости меня… - всхлипывает она. - Я не собиралась тебя бросать. Я только не хотела, чтобы ты видел меня такой. - Белль с тревогой смотрит на лягушонка. - Ты ничего не повредил себе? - Уилл делает шаг к ней, препотешно выдвигая вперёд сначала задние лапки, потом передние. Белль невольно улыбается. - Ты теперь такой хрупкий, - говорит она с внезапной щемящей нежностью в голосе. - А я… Я читала такую книгу, про одного путешественника. Его звали Гулливер и сначала его выбросило на берег страны, где жили… Не важно, - перебивает она сама себя. - Главное, что после он попал к великанам. И знаешь, они все казались ему уродливыми. Даже самые красивые на самом деле. Потому что они были большие, и страшные, и он видел все их недостатки. Даже поры и маленькие волоски на коже. - Белль вздыхает и улыбается ещё раз. Вышло бы кокетливо, если бы не опухшие от слёз глаза. - Вот и я для тебя теперь — великанша. Да ещё заплаканная великанша.
Лягушонок карабкается ей на руку, и прикосновение влажного прохладного тельца вовсе не кажется Белль неприятным.
- Вот что, - сообщает она доверительно. - Сначала мы сходим «К бабушке» и что-нибудь перекусим, а потом подумаем, что делать дальше.
***
Румпельштильцхен уговаривал её подождать до утра, но Рул Горм знает, что откладывать подобные решения не стоит, и хотя теперь, когда действие волшебной пыльцы ослабло, и усталость, и прошлая бессонная ночь дают о себе знать, она должна покончить со всем сегодня. Потому что завтра может не достать сил.
Но переодеться она всё-таки соглашается. Её привычный строгий наряд уже через несколько часов превратиться в лохмотья, и тогда у неё может не оказаться крупицы волшебства под рукой. Да и она сама, скорее всего будет лишена своей волшебной сути. От этих размышлений сон слетает с неё окончательно. Они общими усилиями прячут крылья Румпа.
- А я всё равно их чувствую, - вертит он головой растерянно, - не так, как вначале. Но чувствую.
- Конечно, - слегка улыбается его недоумению Рул. - Феи всегда чувствуют крылья. Если они феи. Пользоваться ими в Сторибруке не получалось, но крылья всё равно оставались нашей сутью.
- Значит, я фея, - наконец обозначает словами свершившееся с ним преображение мужчина.
- Феон, - поправляет его Рул Горм. И добавляет про себя, не вслух: «Это ненадолго».
Румпельштильцхен быстро облачается в один из тёмных голдовских костюмов, а для Рул они подбирают вполне приличное, пусть и немного пахнущее нафталином, полушерстяное платье. Хотя они с Румпом уже видели друг друга почти обнаженными, ей отчего-то неловко переодеваться при нем. Но и попросить уйти, не смотреть, она решается не сразу. Боится его обидеть. Но Румпельштильцхен, кажется, догадывается сам, и уходит в торговый зал.
Рул пуговица за пуговицей расстёгивает кофту, блузку, вешает их на спинку стула — по привычке аккуратно, хотя, может быть, стоило бы выбросить это тряпьё в мусорное ведро. Платье она надевает прямо поверх монашеской юбки, и с минуту раздумывает — может быть, оставить так, для тепла? Всё равно снаружи ничего не видно. Платье, так мило смотревшееся на вешалке, ей безнадёжно велико, Рул Горм просто тонет в нём. Впрочем, не важно. Главное, оно достаточно тёплое, закрытое и чистое — во всяком случае, при беглом осмотре пятен не обнаружилось. Поэтому Рул Горм даже удивляется негромкому:
- Тебе идёт лиловый, - Румпельштильцхен стоит у занавеси и смотрит на неё с одобрением. - Только очень свободно сидит и рукава сползают. Надо бы по фигуре подогнать.
Рул пожимает плечами: времени на это нет, а волшебством — нет смысла, на пару часов.
- Подожди, - Румпельштильцхен отворачивается к одному из своих ящиков, и возвращается к Рул с какой-то коробкой в руках. - Я быстро, - обещает он.
Протягивает ей обрывок нити и просит зажать зубами. Отмахивается от её удивлённо-возмущённого:
- Но…
- Так надо, - и Рул повинуется, больше от того, что в ней нет ни сил, ни желания спорить.
- Только не вырони нитку, пока я не закончу.
Рул знает, что в магазинчике Голда до сих пор хранится множество волшебных предметов, она чувствует их присутствие, но нитка — она готова поручиться в этом — самая обыкновенная. Рул хочет что-то спросить, но Румпельштильцхен уже берёт в плен её руку, и быстрыми, короткими стежками ушивает манжету. Закрепив нить, он целует Рул в голую жилку пульса, бьющуюся на внутренней стороне запястья.
- Ничего не говори, - поднимает он на неё глаза, и Рул молчит, покорно позволяя ему завладеть второй рукой. Он заканчивает быстро и снова поцелуем.
- Это на один раз, на живую, - поясняет он, и наматывает на палец обрывок нити, что был всё это время у Рул во рту.
- А зачем третья нитка, - интересуется Рул.
- Чтобы ты меня не забыла. Теперь точно не забудешь, - резюмирует Румпельштильцхен самодовольно и коротко целует её в губы. - Везём пыльцу в обитель? - спрашивает он, вглядываясь в её лицо. Наверное, она сейчас выглядит растерянной. Впервые за без малого тысячу лет своего существования.