Курсанты подавленные моим напором молчали, вопросов не имелось, вообще ни одного. После недолгого молчания я повторил чье-то известное высказывание: – Не мы начали эту войну, но нам ее заканчивать, больше некому. Потерпите парни, какие ваши годы, налюбитесь еще. После победы она, в смысле любовь, нам всем еще понадобится. Сколько людей погибнет подумать страшно.

В остальном занятие прошло спокойно, даже методы полевого допроса не вызвали особого ажиотажа. После просмотра фотографий многое уже не казалось жестоким или недопустимым. Передав курсантов следующему инструктору, отправился к связистам. Предстояло сообщить о прибытии пограничников, поставить их на довольствие и утрясти некоторые другие вопросы.

По дороге не надолго заглянул на тренировочную площадку, где старший лейтенант Левенец, крепкий загорелый, чернобровый украинец с озорными глазами вел занятия по рукопашному и ножевому бою. Великим знатоком последнего я себя не считал, в свое время нахватался «верхушек» изучив несколько приемов. Конечно, с неподготовленным человеком я мог справиться легко, неплохо метал нож, но от ведения занятий по этому предмету отказался. Мастеров хватало и без меня. К тому же техника армейского ножевого боя с момента массового применения средств индивидуальной защиты, значительно изменилась. Какой смысл в тычковых ударах, если бронежилет должен держать пулю? Потому меня учили больше режущим ударам: на теле человека достаточно мест, где крупные артерии расположены неглубоко. Стоит повредить одну из них, и противник истечет кровью. В теле человека ее всего пять-семь литров и потеря половины уже критична. А если и не умрет сразу, то внутреннее давление упадет, циркуляция крови замедлится и человек ослабеет настолько, что продолжить бой будет не в состоянии. Сейчас же основу техники боя составляли именно колющие удары, призванные выводить противника из строя максимально быстро.

«Нож для диверсанта вещь конечно незаменимая, в тех случаях, когда нужно «работать» тихо, но… – тут я усмехнулся, вспомнив шутку о том, что в рукопашной схватке побеждает тот, у кого больше патронов, – обычная саперная лопатка в ближнем бою куда более грозное оружие, нежели самый навороченный тактический нож».

Бойцы, на вытоптанной до основания, полянке разделились на несколько групп. Я смотрел на ту часть курсантов, что отрабатывала защиту от удара штыком в корпус. Самое простое и распространенное упражнение рукопашного боя, прямо как в наставлении. Занятие было не первое и от макетов курсанты перешли к винтовкам с примкнутым штыком. Правда в целях безопасности на конце штыка была деревянная пробка, но от этого смотрелось все действие не менее грозно и захватывающе. Не зря это было любимым упражнением всех проверяющих и при показательных выступлениях на разных армейских праздниках. Один боец делал четкий выпад, целясь штыком в середину корпуса противника. Последний выполнял уклонение скручиванием тела в сторону, рукой перехватывал оружие, за ствол, уводя его в сторону и вниз, а свободной рукой наносил удар в голову вооруженного соперника. Множеством повторений техника доводилась до автоматизма, что бы в дальнейшем боец действовал на одних рефлексах.

Заметив меня, Толя улыбаясь, пошел в мою сторону. Предстояла очередная поездка в Москву, и необходимо было уточнить нашу потребность в холодном оружии. Сразу обеспечить всех десантников и курсантов ножами не получилось. Штык-ножи использовались при несении службы в нарядах и для занятий, из-за избыточной длины лезвия, были не совсем удобны, а первая сотня «НР-40» как-то незаметно разошлась по младшим командирам, подчеркивая их статус. На первоначальном этапе для занятий вполне подходили деревянные имитации оружия, но сейчас бойцы выходили на уровень, когда рука и тело должны были свыкнуться с настоящим ножом для поставки правильного удара.

Армейский принцип: проси больше – получишь, сколько нужно, сейчас не срабатывал. Из-за комплектования дополнительных дивизий, вооружения не хватало, так как большинство складов осталось на оккупированной территории. Промышленность эвакуировалась и еще не могла восполнить нехватку как оружия и боеприпасов, так и других товаров. В штабе мне намекнули, что заявку удовлетворят, если она будет грамотно и главное обоснованно составлена. Быстро согласовав итоговую цифру, я забежал к связистам, а затем направился к пограничникам, предстояло их разместить, поставить на довольствие и подключить к процессу обучения. Их опыт выживания в немецком тылу сейчас бесценен.

Настроение несколько подпортил очередной приказ агитационного отдела Политуправления. Каждая выброска в немецком тылу, должна была сопровождаться сбросом листовок и других средств агитации таких как «Иллюстрированная газета» на немецком языке. Наверняка нужное и полезное дело, наши граждане должны получать вести с большой земли. Вот только о том, что листовки демаскируют место, и сам факт выброски парашютистов ни кто не подумал.

– Товарищ капитан, а как же обещанный шашлычок? – встретил меня с улыбкой Емельянов. – Бойцы истомились в дороге, неделю на сухомятке сидели.

– После сухомятки супчик хорошо идет, – поддержал я его шутливый тон. Да было такое, обещал парням показать, что такое настоящий шашлык. – От своих слов не отказываюсь, будет шашлычок, да еще и под коньячок, но позже. Работа, прежде всего. Сам знаешь, с началом наступления работы у нас сильно прибавилось. Всем срочно нужны данные: – «Где противник, да сколько?» Слава богу, что все-таки на базе «Пе-2» создали несколько разведывательных эскадрилий. Данные фотосъемки не успевают обрабатывать. Правда сверху не всегда через маскировку некоторые детали рассмотреть можно, и немецкие асы гоняют их сильно, не дают спокойно работать.

– Зато их «Рама» постоянно висит в небе, даже огонь батарей умудряются корректировать – в сердцах, высказал Емельянов.

Понять его можно. Немецкая тактика использования больших авиасоединений на отдельных участках фронта была чудовищно эффективной. Была отчетливо видна разница в классе подготовки, пока пилоты Люфтваффе превосходили наших. Сказывался опыт Европейской войны и наши потери в опытных летчиках за первый месяц войны. К тому же инициатива Худякова, поддержанная многими командирами о создании воздушных армий, позволяющих сконцентрировать под единым началом всю фронтовую авиацию, наносить удары на конкретном участке и на порядок улучшить взаимодействия авиации и наземных войск, пока поддержки в верхах не нашла.

– Ладно, хватит о грустном. Бойцы белье и подменку получили?

– Да, все выдали.

– Тогда форму сдать на стирку и прожарку, – и опережая его вопрос, добавил, – Петрович покажет кому и куда. Он же завезет вас в баню. Как с медосмотром?.

– Договорились, что после бани зайдем. Что нас грязных разглядывать, – он смутился.

Все понятно. Толстой сам заморачиваться новым пополнением не стал и направил к пограничникам медсестру. Вот парни и стушевались. Почему-то вспомнилась подполковник медицинской службы, которая выходила из окружения вместе с пограничниками и не позволила им нахватать паразитов даже в тяжелых походных условиях. Ее они слушались беспрекословно, а молодой девчонки застеснялись.

Отправив пограничников, я вернулся в расположение. Проходя мимо рощицы, где расположились полсотни бойцов будущего первого Белорусского партизанского отряда особого назначения, я невольно поморщился. Парни маялись от безделья. Их командир – военный инженер 2-го ранга Линьков, доставив в конце августа первый десяток парашютистов и больше двадцати грузовых мешков, умчался в Москву решать вопросы по организации заброски, и больше не появлялся. Вчера прибыли еще четыре десятка красноармейцев и теперь эта куча бездельничающих людей неприкаянно болталась за границей лагеря, вызывая у наших курсантов зависть и подрывая дисциплину. Занять их у нас было чем. Процедура ускоренной подготовки групп переменного состава разведвзвода была давно отработана. Но в разведотделе фронта меня предупредили не докучать бойцам этого отряда, курируем напрямую из Управления НКВД.