– К нам? – переспросил Филипов, невесело улыбнувшись.
– Да к нам, – не принял я шутки, – готов разделить ответственность в принятии решения. Все-таки я представитель штаба фронта.
– Представитель то представитель. Вот только таких полномочий у тебя капитан нет, – отрезал полковник. – Да и не нужны мне защитники. Мы сами с усами. А вот мысль здравая, я и сам склонялся к такому варианту. Вот только как со взлетом быть? Ведь не видно же ни хрена.
– Зажигаем костры вдоль всей полосы, с минимальным расстоянием, – привел я пример из фильма «Крепкий орешек». Правда, там горящий керосин обозначил взлетку, а мы поступим проще.
– Ну, что же. Добро. – Встав с табурета, и одернув китель, он крикнул в дверной проем: – Михаил Григорьевич, дай команду на посадку десанта в первые четыре машины. Пойдут передовой группой с самыми опытными экипажами.
Получив приказ, аэродромные службы засуетились, дооборудуя взлетную полосу дополнительным освещением. Где развели костры, а где и просто поставили людей с фонарями. Со стоянки выводили самолеты в сопровождение десяти техников подсвечивающих направление движение. Несмотря на все предпринятые меры, один бомбардировщик в конце разгона все-таки немного уклонился в сторону, но все обошлось и самолеты благополучно ушли в небо.
В ожидании сигнала от ушедшей группы, все просто извелись, курящие смолили одну папиросу за другой. Наконец пришло сообщение. Как и предполагалось в зоне высадки сплошная облачность, земля сквозь туман не просматривается, даже пересечение линии фронта визуально обнаружить не удалось. Самолеты снижались до минимальной высоты в сто метров, но указанные ориентиры не обнаружили. О том, что вышли в заданный район определились только по приборам. Эту информацию доложили в дивизию. С такими сведениями комдив уже не побоялся обратиться наверх и в результате пришел приказ самолетам возвращаться, а операцию по десантированию отменить. Все выдохнули и расслабились, но как оказалось рановато. При таких метеоусловиях экипажи не смогли разглядеть и собственный аэродром, поэтому им пришлось лететь в глубокий тыл, куда-то в Горьковскую область и там дожидаться нормальной погоды. Но это уже проходило без меня, так как только стало ясно, что все закончилось относительно благополучно, я отправился к себе.
Общая побудка не оставила мне шансов выспаться, но от утреней пробежки я отказываться не стал, правда и пыхтящий строй обогнал значительно, поддерживая довольно высокий темп. В плане занятий меня сегодня не было, и водные процедуры я принимал не торопясь и с удовольствием. После завтрака и утреннего построения Старчак отозвал меня в сторону и попросил заняться подготовкой недавно прибывших двадцати пяти бойцов переменного состава, которым послезавтра предстояла выброска в немецкий тыл. Из них, по заявке разведотдела Западного фронта, необходимо сформировать три группы. Точнее на группы их уже разбили: по шесть, семь и двенадцать человек. Но задачи, как и место выброски у них были разные. Разведчики уже имели армейскую подготовку, за два дня моего отсутствия, им дополнительно довели основы нахождения во вражеском тылу, но оставались некоторые нюансы, которые знают только те, кто уже побывал на заданиях, мелочи способные спасти жизнь. Пришлось включаться в работу, хотя у меня на этот день имелись свои планы.
– Равняйсь! Смирно! Равнение на середину! – встретил меня командир сводной группы, молодой парень в камуфляже без знаков различия. – Товарищ инструктор! Переменный состав разведвзвода для занятий построен.
– Вольно! Ну, что же давайте знакомиться, – начал я вводную речь. – Свои данные у нас называть не принято. Ко мне можно обращаться по званию – товарищ капитан, или по должности – товарищ военнаб. Себе можете придумать позывные сами.
– Как клички? – сразу вырвалось у высокого парня, что стоял напротив меня. – Виноват, – тут же потупился он под моим взглядом.
– Клички у собак и блатных. А позывной, дается разведчику, для удобства общения в сложной ситуации и что бы скрыть от противника свои данные, которые на период выполнения задания являются военной тайной, так как по ним, имея доступ к архивам, можно установить вашу воинскую принадлежность. А вам товарищ красноармеец, за отсутствие выдержки, присваиваю оперативный псевдоним «Торопыга».
Переждав шуточки и смешки по этому поводу, я продолжил: – Вы не являетесь агентами глубокого внедрения, поэтому позывным для вас может стать сокращение от имени или фамилии, рода деятельности, от характера или привычек каждого. Будьте осторожны в своих желаниях, выбранный псевдоним может пройти с вами через всю жизнь, став вторым именем. Вряд ли вам захочется носить обидное прозвище или слишком громкий титул, не подкрепленный делом. Единственное требование – выбранное имя должно быть кратким и легко запоминающимся. Для совсем лишенных фантазии, можете называться по позывному группы или отряда, присвоив себе номера в порядке возрастания. Например если у группы позывной «Фиалка», то командир это «Фиалка -1», его зам «Фиалка-2» и так далее по списку. Не очень удобно для больших отрядов, но вполне рабочая схема.
Через пять минут, закончив с вводной частью, мы прошли к месту занятий и продолжили в более удобной обстановке. За прошедшие месяцы методика для подобных групп была отработана и сложностей не вызывала. Теория, потом немного практики для закрепления материала, и снова теория – практика. Большим подспорьем стало наличие других специалистов, что позволяло давать материал в более широком диапазоне, но как же мало времени для подготовки. За хлопотами день пролетел с такой скоростью, что просто оглянуться не успел, а уже стемнело. Нагрузки на курсантов возросли до такой степени, что личного времени почти не оставалось. Занятия шли практически до отбоя. Тяжело приходилось и десантникам и будущим партизанам-диверсантам, что уж говорить про тех, кому до выброски предоставлялось всего несколько суток.
На следующий день мне удалось не надолго вырваться в Юхнов. Заскочил в исполком по вопросу организации местного партизанского движения, а потом пошел искать дом профессора химика, с которым шапочно познакомился несколько дней назад. Прошлый раз по дороге в Москву от местного руководителя я узнал, что Карл Львович имеет побочный заработок по своему профилю, который меня заинтересовал. Заключался же его «бизнес» в том, что по договору с Московской артелью он изготавливал Новогодние наборы, включающие в себя хлопушки, петарды, бенгальские огни и разноцветную мишуру: конфетти, серпантин и еще что-то. Если последнее мне было не интересно, то пиротехникой я заинтересовался. А причина была проста. «Повоевав» в столице, я задумался о спецбоеприпасах, в первую очередь о свето-шумовых гранатах, способных значительно облегчить жизнь диверсантам при захвате какого-либо военного объекта, а за тем и о зажигательных выстрелах к ракетнице, для борьбы с бронетехникой врага.
На самом деле все эти «коктейли Молотова» и прочие «зажигалки – это оружие обороны для бедных, их последний шанс. Используется, как правило, в условиях, когда нормальные боеприпасы достать, или изготовить сложно или даже уже невозможно. Сейчас нам тяжело, но к концу войны и немцы опустятся до применения против Красной Армии бутылок с зажигательной смесью. Однако мне пока и выбирать-то не из чего. От массового изготовления «Штурмпистолей» и боеприпасов к ним командование отказалось, пообещав рассмотреть вопрос о малых партиях для спецподразделений. Но когда это еще будет, к тому времени броня на танках увеличится и эффективность этого вида боеприпаса сведется к нулю, а нам немца уже через месяц бить нужно будет – «Барбароссу» ни кто не отменял.
Пройдя по указанному адресу, я заглянул в приоткрытую калитку.
– Могу я увидеть Карла Львовича? – Спросил у женщины, развешивающей белье на веревках.
– Так в школе он, на занятиях, – удивленно ответила она.
А ведь точно, начало сентября – начало учебного года. Война войной, но про то, что занятия в школах не отменили, я совсем забыл. Извинившись, откланялся и под смеющимся взглядом хозяйки, поторопился в сторону школы. Осень еще не вступила в свои права, и золота на деревьях только стало проглядывать, добавляя красок этому небольшому городку. Если бы не звание районного центра, я бы скорее назвал Юхнов дачным поселком, так тут все было по-домашнему уютным и гармоничным с окружающей природой. Единственным высотным зданием являлся Казанский собор, который через десять лет должен отметить свое столетие. Вот только отметит ли? Советская власть, в период борьбы с религией, уже оставила на нем свой неизгладимый след, но как он переживет войну? Как идеальное место для корректировщика огня, колокольня храма в первую очередь подвергнется обстрелу и бомбежке. Под такие мысли я и дошагал до школы, удачно попав под конец занятий первой смены.