— Я понял, — неожиданно без предисловий произносит в трубку светловолосый, очевидно, отвечая на какую-то реплику, — здесь Анна. Она хочет с тобой поговорить.

И Ян протягивает телефон мне.

Беру его, стараясь выровнять дыхание, а затем подношу его к уху и негромко произношу:

— Давид, добрый вечер. Простите, что отвлекаю. Я только что проснулась и сразу захотела позвонить вам, чтобы попросить прощения…

— Анна, мне сейчас не совсем удобно говорить.

Застываю. Удивляюсь реакции собственного тела на его сухой ответ.

— Простите ещё раз, просто я должна была извиниться перед вами за то, что произошло…

— Всё в порядке, ничего страшного не происходило. Давайте поговорим, когда я вернусь.

Ровный голос без эмоций.

— Вы…

— Анна, я сейчас действительно занят. Прошу, дождитесь моего возвращения.

И Давид сбрасывает звонок.

Изумленно смотрю на экран, не понимая, как к этому относиться.

— Он… меня сбросил? — поднимаю растерянный взгляд на Яна. На очень внимательно следящего за мной Яна…

— Должно быть, он действительно занят, — вторя словам Давида, произносит тот утешительным голосом, затем забирает телефон, — что он сказал?

— Что всё в порядке, — нахмурившись, отвечаю я.

В следующую секунду экран телефона вновь оживает, и мужчина сразу отвечает на звонок.

— Да. Нет, это было… Хорошо, я понял.

Ян отводит смартфон от уха и некоторое время смотрит на вновь потухший экран.

— Это был Давид? Что он сказал? — инстинктивно обняв себя руками, спрашиваю его.

— Думаю, некоторое время его лучше не беспокоить, — ровно отвечает Ян, после чего поднимает взгляд на меня, — всё хорошо, — произносит доброжелательно, словно пытаясь убедить меня в этом, — на его плечах слишком много забот… Иногда он бывает недоступен; нужно отнестись к этому с пониманием.

— Да, — киваю, затем отхожу от его кресла, — да, я понимаю…

— Может, ты хочешь осмотреть спальню Исайи? — предлагает Ян.

— Что? А, да… наверно, стоит туда заглянуть, — улыбаюсь губами, прохожу к коридору, но у прохода останавливаюсь, глядя в темноту… — думаю, лучше сделать это завтра, — произношу, разворачиваясь обратно, — Да. Передай ему, что я зайду к нему завтра.

Киваю себе самой и возвращаюсь обратно в свою комнату. Некоторое время сижу на кровати, анализируя собственные чувства.

В итоге, запутываюсь ещё больше.

Перевожу взгляд на туалетный столик… и вспоминаю о письме своего «доброжелателя». Или «Друга» — как он сам подписался.

Поднимаюсь на ноги, но почему-то не тороплюсь открыть ящик. Нужно ли мне это вообще?.. Или стоит отдать послание Яну и снять с себя этот груз?

Но, если вспомнить, кто обычно разбирается со всеми моими проблемами, то логично предположить, что письмо планомерно перейдёт в руки Давида.

И без того загруженного Давида, который не может найти время даже на разговор со мной…

Нет, с этой проблемой я способна справиться самостоятельно.

Решительно открываю ящик и достаю конверт.

— Ну, что ж, друг… давай посмотрим, что ты там мне приготовил, — произношу тихонько и разворачиваю письмо…

Через пять минут…

Недоверчиво смотрю на снимки и всё ещё не могу прийти в себя. Что это вообще? Как это возможно? Это же не может быть правдой?!

Ещё раз перечитываю письмо, в котором мой доброжелатель предупреждает меня о том, что, помимо официального завещания существует ещё одно. Его содержание не афишировали по понятным причинам: оно вступит в силу лишь в случае совершения мной нескольких ошибок, которые могут губительно сказаться на репутации компании. И человек, которому в таком случае отойдёт всё состояние деда… это Давид.

В третий раз пересматриваю фотографии страниц завещания: оно точь-в-точь такое же, как и моё, но с другим именем в графе «наследник».

— Этого просто не может быть, — качаю головой, кусая губы.

Он бы сказал мне об этом. Они бы все сказали.

В конце концов…

Дед не мог так поступить!

Или мог?..

В тексте письма не было ни слова о том, какие именно действия могут считаться «губительными для репутации компании». И теперь мне оставалось только надеяться на то, что я всё ещё их не совершила.

Конечно, если эти фотографии — не подделка.

Но знать содержание завещания… я не думаю, что оно было в открытом доступе. То есть, доступ к нему имело ограниченное количество людей.

— Боже, — закрываю глаза и тру лоб.

Чем бы ни было это письмо — помощью, подделкой, провокацией… оно пришло ко мне не вовремя. Я уже не планирую отказываться от наследства. Я решила нести ответственность за выбор деда. Я даже смогла принять тот факт, что четверка наставников — лучшие из преступников. Пусть так. Я не стану пользоваться их услугами. Я попытаюсь справиться законными методами.

Но для этого я должна быть абсолютно уверена в них! А что получается сейчас?.. Мне на днях нужно идти и встречаться с акционерами компании, а я до сих пор не знаю, ждёт ли меня вообще кресло гендиректора — или мне уже давно пора паковать вещички и возвращаться на старую квартиру, попрощавшись и с пентхаусом, и с четверкой наставников, и со всей этой так и не изведанной жизнью…

Автор послания предлагал встретиться сегодня. Он уверял, что сможет добыть копию второго завещания — как раз к нашей встрече.

Учитывая то, как часто начал пропадать Давид, я бы не удивилась, узнав, что он пытается разобраться со всеми своими недоброжелателями.

Вопрос лишь в том — его ли это недоброжелатели или НАШИ. Общие.

Кто-то хочет нас рассорить? Или кто-то хочет предупредить меня, насколько может быть опасен Давид?

Он сам сказал мне, что спокойно мог бы стать любимцем деда. Но не сделал этого. Из-за меня. Или из-за преданности своему опекуну и уважения к его правилам…

Как бы то ни было, я одного понять не могла…

Почему именно он? Почему из всей четверки нападкам подвергается именно Давид? Причем — со всех сторон?! Может, это действительно повод — задуматься? Или на него нападают из-за того, что он — приближенный дедушки? Он — носитель его идей, его сторонник и единомышленник. Он — Его человек.

И он — самый опасный из команды.

Акционеры это чувствуют. Недаром Поплавская так старалась настроить меня против него!

Убираю фотографии и письмо в конверт и иду к шкафу. Из огромного количества дизайнерской одежды выбираю водолазку, джинсы и кардиган — в них я буду менее заметной на улице и не привлеку к себе внимания. Чёртовы шпионские игры. Но, если учесть, что тот репортёр (или кем он там был?), что звонил мне вчера, следил за мной от кафе до переулка, где мы остановились с Исайей… мои волнения по этому поводу уже не будут выглядеть чересчур наигранными или преувеличенными.

За мной следят.

Это факт.

Я должна стать менее заметной.

Убираю волосы в низкий пучок и выхожу из спальни. Направляюсь прямиком в спальню Исайи — единственную комнату, которую я не успела рассмотреть. Аккуратно стучусь и вхожу, не услышав ответа.

Молодого человека внутри не было. Но, признаюсь честно, в первые несколько секунд я этого даже не заметила — так поражена была обстановкой внутри… В отличие от спален остальных наставников, комната Исайи была почти пустой. Кровать, тумба. Небольшой шкаф с одеждой. Тусклое освещение и ни одного окна. Почему… почему он живёт — так?..

Поворачиваюсь, оглядывая всё вокруг и встречаюсь взглядом с Исайей, стоящим в дверях.

— А я к тебе, — произношу, неловко сцепив пальцы рук, — дверь была открыта… в смысле… на ключ не была закрыта — потому я и вошла… ты же не сердишься?..

Исайя качает головой, глядя в мои глаза.

— У меня есть просьба. Но это должно остаться между нами. Ты же умеешь хранить секреты? — поджав губы и сведя брови к переносице, спрашиваю негромко.

Исайя кивает. Его взгляд становится отстранённым. Словно он включился в режим «восприятия информации»… Словно из обычного Исайи превратился в Исайю-убийцу…