На следующий день Ирина поехала на ужин к родителям. Большую часть времени она рассматривала букеты герани, которыми украшали десертные столики. Ужин был на шесть персон. Помимо Катерины с супругом, прибыла бабушка по материнской линии, Антонина Арнольдовна, женщина мудрая и проницательная, член семьи, который был наиболее близок Ирине.

– Ты что понурая, душа моя? – Спросила она у внучки так, чтобы слышала только она.

Та помотала головой и улыбнулась.

– Немного устала, – коротко ответила Ирина.

Но Антонина Арнольдовна знала свою девочку и, разумеется, не поверила ее односложному ответу.

Про отмену помолвки не было сказано ни слова. Обсуждались светские новости, новости политики, планы на ближайший Новый Год, и еще бог весть что, чего Ирине не хотелось комментировать. Единственного, чего она ждала, это завершения этого вечера. Она прекрасно знала, что родные уже поставили на ней крест, но она не собиралась строить из себя жертву, она была не из тех женщин, что считают себя полноценным лишь тогда, когда выйдут замуж. Для нее это не было достижением. Быть образованной и достойной леди, быть человеком честным и несущим честь – вот, что стоит почитать. Она поделилась своими наработками с близкими, дабы разбавить обстановку. Время от времени она писала небольшие повестушки или рассказы, что по началу не одобрялось, но учтя упрямый нрав дочери, отец даже помог ей кое-что напечатать.

– Это будет повесть о военных, и о том, какие они терпят лишения.

– Военные? – Удивилась мать. – Милая, но что же тебе известно о их жизни?

– У меня достаточно источников. К тому же, сегодня эта тема актуальна.

– Может, все же, остановимся на женской прозе? – Не глядя, отрезал глава семьи.

Ирина ухмыльнулась.

– Я предпочитаю работать в том русле, в котором мне хочется. Стоит ли мне приносить за это извинения?

– Остуди свой пыл. Ты знаешь мое отношение к этому всему… Но коли тебя это успокаивает и занимает – твори, пожалуйста. Не суйся только в дебри.

– Разумеется, не буду. Я же всего лишь женщина, а мы слишком глупы для «дебрей».

Более в дискуссии она участия не принимала, но после ужина любимая бабушка не преминула обратиться к ней.

– Тяжело тебе, детка, – присела она к ней с чашкой чая.

– Я даже не знаю, бабушка…

– Тебя гложет не это чудовище, а что-то другое.

– Черников в прошлом, ты права… Но ты могла подумать о таком? Могла ли догадаться?

– Я все тебе сказала в письме. Даже ад не примет его в свою обитель.

Ирина рассказала о Сергее. Рассказала она о своих тревогах и надеждах, рассказала о клубках мыслей, которые так тяжело размотать. И вот что услышала в ответ:

– В жизни, милая моя, настоящая любовь встречается единожды, что бы кто ни говорил. То, что было у тебя с этим дьяволом, – любовью никак назвать нельзя. А вот то, что сейчас в твоих глазах – запросто.

После этого Ирина долго думала, и эти мысли бесконечно терзали ее. И как только она решила, что более не будет зацикливаться на Сергее и займется делом, от него пришло письмо. Она была вне себя от радости, переполняющей все ее существо. Дважды перечитав послание, она принялась писать ответ. Так началась их переписка, которая заменила им объятия, долгие беседы и целый мир. Письма приходили два, иногда три раза в неделю, что было несказанно много как для Ирины, так и для Сергея – оба буквально дышали словами друг друга. Они делились абсолютно всем, обсуждали все на свете, и были счастливы в этих непростых и удручающих обстоятельствах.

VII

В конце осени Ирина приняла решение отправится в Петербург. К тому располагала ситуация и укрепляющиеся дня ото дня чувства. Какова же была ситуация? Дело в том, что последнюю повесть Ирины собирались опубликовать, но для начала ей необходимо было условиться обо всех формальностях с главой издательства, штаб которого находился в столице. Отец, конечно, ее в этом не поддерживал, ссылаясь на то, что она обрела чрезмерную самостоятельность в свои двадцать с небольшим лет. Однако же при всем при том, он был безмерно горд ей. Поэтому к моменту, когда опали все листья, Ирина Александровна направилась в Петербург.

Сергей был уведомлен о прибытии возлюбленной, но его коробила мысль о том, что она сама приезжает к нему, и одновременно он восхищался смелостью этой женщины. Он подготовился к ее приезду тщательнейшим образом: поговорил с начальством насчет его отсутствия в течение двух суток, снял меблированную квартиру недалеко от центра, и в предвкушении встречи, сходил с ума.

Он узнал черные перья на ее шляпе, как только она появилась на перроне. В одной руке она несла соболью муфту, в другой сумочку, слуга сзади нес ее багаж. Среди всего люда у поездов она одна привлекала его взгляд: иначе и быть не могло, своей горделивой походкой и манерностью она растворяла окружающих, обращая весь свет дня и ночи на свой силуэт.

Ирина тоже заметила Сергея, но не подавала вида. Подойдя ближе, она заглянула ему прямо в глаза, от чего у него внутри все перевернулось. Он улыбался, она обнимала его, мир застыл. Сев в экипаж, они, держась за руки, смеялись, говорили о поездке Ирины, об их планах и о том, как ужасен Петербург.

Квартира, которую снял Сергей, была небольшой по размеру, но совершенно очаровательной. Что более всего привлекло Ирину, так это высокие окна и удивительный альков, пристроенный к одному из них.

– Совершенно потрясающе, что ты нашел такую прелестную квартирку! – Хвалила она его. – А вам, военным, верно, дают перечень тех мест, куда непременно нужно привести женщину. Так вот, сегодня тебе предоставляется возможность им воспользоваться. – Говорила она, кокетливо улыбаясь и снимая перчатки и жакет.

– Я хочу почитать то, что ты написала, – изъявил желание Сергей.

– Прочтешь, как напечатают, – хитро взглянула она.

– В любом случае, я знаю, что написано талантливо.

– И снова ты мне льстишь…

– Нет. Снова я убеждаюсь в том, какая ты волшебная. Одно твое присутствие все делает необыкновенным.

***

К издателю Ирина собиралась ехать только на следующий день, а весь текущий – подарить ему. После того, как оба привели себя в порядок, они отправились пообедать. Затем они бродили по столице, покупали какие-то мелочи для ее гардероба и квартиры, он не мог оторваться от нее, запоминая каждую нотку ее голоса, ее смех, запоминая каждую ее черточку; а она не могла думать ни о чем, что было за пределами их вселенной. Так промчался их день, окутанный покровом безграничного счастья. Все было сказочно: и теплая для поздней осени погода, и эти улицы, которые оставались незамеченными влюбленными, и то, как им было тепло и спокойно в обществе друг друга. Он часто говорил ей о своей любви, она смущалась, как девочка, и нежно шлепала его муфтой, называя хитрецом.

Полагаю, читатель согласится, что за некоторые часы не жаль было бы отдать годы жизни. Их часы вдвоем были наиболее ценными за всю жизнь, эти мгновения хотелось продлить, уцепиться за них и проживать с упоением минуту за минутой. Никогда оба не чувствовали себя настолько целостными и счастливыми.

– Как такое возможно… Мы же будем гореть в аду, – проговорила Ирина, гладя голову возлюбленного, лежащую у нее на груди.

– Мне плевать. – Был ответ.

– Это все неправильно… Но я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я хочу, чтобы этот миг застыл. Чтобы были мы и наша вечность.

Молчание.

– Как можно смотреть на кого-то, – продолжила она шепотом, – просто смотреть и сходить с ума?

Сергей помолчал, устало улыбнулся и ответил:

– Мне сложно ответить. Ведь я уже сошел.

Он посмотрел на нее, и в глазах его было столько трепета и нежности; он пытался выразить ей всю свою безграничную любовь, использовал все слова, бытующие в его запасе, но все же не находил тех, которые в полной мере бы передали весь тот ураган, все те чувства, бушующие у него внутри.

Сложно описать все, что происходило тогда в душах этих несчастных и одновременно безмерно счастливых в эту пору. Это была их вечность, их сказка. Они не наняли прислуги, и утром Ирина сама хлопотала у кухонного стола, варя на спиртовке кофе. А Сергей любовался каждым ее движением, не способный поверить в реальность происходящего.