Сергей был младше ее, но она чувствовала это только по тому, насколько искренен и чист был его взгляд, настолько молодо и свежо его лицо, насколько крепка его фигура. Ей было с ним приятно. Конечно же, она играла: она часто кокетничала с ним и проверяла его реакцию, часто говорила ему милые вещи или играла пуговицами на его кителе. Может, по началу она и принимала от него комплименты, подарки, чувственные выстрелы взгляда, но ближе все же не подпускала. Как-то за обедом она выпалила:

– Да Сережа не вернется более на службу, Таточка. Придется вам сообщить его родным. Он бесповоротно влюблен. А поскольку в Петербург я ни ногой, ему придется остаться здесь.

Последовали смешки, Сергей улыбнулся, обратился пронзительным взглядом к Ирине и ответил:

– Вы как всегда правы, дорогая Ирина Александровна.

Они много шутили, прогуливались, беспрерывно говорили о чем-то. Казалось, что мир останавливался в моменты, когда они были вдвоем, а время тянулось адски медленно в минуты их разлуки. Ему, молодому человеку с горячим сердцем, полным доброты и открытого для великой любви, было несложно воспылать чувствам к такой женщине. Она казалась ему воплощением мечты. Ангельской мечты. Божественной красоты, незаурядного ума, с отличающимся от прочих мировосприятием, во многом схожим с его. Она была смешной, дерзкой, но оставалась сдержанной и держала его на определенной дистанции, она умела его увлечь, заинтересовать, умела задержать его внимание на себе, ее хотелось слышать и видеть бесконечно долго; это он особо ценил. Еще не раз он будет спрашивать себя: «Как в одной хрупкой женщине могло вместиться столько достоинств?»

На протяжении нескольких недель они разделяли компанию друг друга, и несмотря на частое присутствие кого бы то ни было рядом с ними, они все же держались рядом. Она всматривалась в его лицо и понимала, что знает его всю жизнь, а он любовался ей, когда она сидела за книгой или рисованием, и Ирина постоянно ловила эту улыбку, полную умиротворения и удовлетворения. Странно было осознавать тот факт, что возможно стать столь близкими за столь считанные дни. Но они не чувствовали неловкости между друг другом, пусть и придерживались рамок.

– Вы, верно, кудесник или колдун, Сергей Александрович… – Как-то обратилась она к нему, когда тот писал послание домой.

Он улыбнулся, как улыбался только ей, наигранно поднял брови и ответил:

– Вот как… Позвольте узнать, отчего?

– Зачаровали вы меня! – Игриво ответила Ирина. – Редко кому удается впечатлить меня или заинтересовать надолго. А чтобы впустить кого-то в свой мир… Что вы, что вы…

Он отложил перо.

– Значит, вы раскусили меня, Ирина Александровна. Я ни на секунду не сомневался в вашей проницательности!

– Какой льстец! – Пощурилась она в его сторону. – Не смейтесь надо мной! Я все же женщина серьезная.

Последовал смешок. Она по-детски надула губы и ахнула.

– Ну вот! Не смейтесь! Теперь вы будете считать меня глупой или инфантильной. Мне не в пору фамильярничать с столь юным и очаровательным юнкером.

– Господь, я верую в то, что когда-нибудь эта леди перестанет указывать мне на мою незрелость…

– Я не говорила ничего подобного!

– Но вы думаете об этом, и это невольно всплывает в вашей речи. И вообще, какие фамильярности? Вы – это вы. И мне это нравится. Вы перестали притворяться.

– Притворяться? – Удивилась она.

– Делать вид холодной и жестокой дамы. Я не смею вспоминать того, что случилось с вами… Но позвольте заметить, что я восхищен вами, вашим сердцем. Вам удалось сохранить себя.

– Поверьте, я никогда не стану прежней.

– И я так же…

– Но, думаю, будучи той, прежней, я вас мало бы заинтересовала. Я была помешана и скрытна.

– Я так не думаю, – он тепло улыбнулся. – Вы не могли быть хуже или лучше. И если вам интересно… – Он иронизировал. – Я не считаю вас глупой, это самое большое противоречие во Вселенной. Вы – умнейшая женщина из всех, кого мне доводилось встречать. Мне больно слышать подобные вещи от вас. Не смейте судить о себе дурно, к тому же, это ложь. Люди могут думать о вас что угодно, но вы не должны даже мыслить нелестное в свой адрес. Что до меня, я считаю вас лучшей женщиной из ныне живущих. И этого мало, чтобы описать вас. Нет такого слова, которое бы вобрало все, что вас характеризует.

Она была приятно фраппирована подобными комментариями, а он спокойно принялся дописывать письмо. После этого момента она взглянула на него иными глазами. Он часто говорил ей о ее достоинствах, но никогда не обобщая.

После того как Ирина перебралась в новую квартиру на Мойке, отличающейся от прочей меньшим размером, но большим уютом, она стала приглашать Сергея к себе. Никаких пошлостей, только разговоры. Они без конца беседовали, взахлеб рассказывали истории, которые и смешили, и печалили. Ей было интересно слушать о его службе, а он был поглощен абсолютно любым ее рассказом. Зачарованный, он впитывал каждое слово, словно это было смыслом его существования, его спасением. А ей нравилось то, что он умеет слушать, поскольку Ирина любила говорить и говорить не в пустоту. Далее они выходили на прогулку, ужинали в уединенном месте, он провожал ее, а затем и ее силуэт взглядом. Бродя по ночным улицам, он представлял ее образ, ловил нотки ее запаха, вспоминал прикосновения ее нежных рук. Он пытался выбросить эти грезы, включить холодный рассудок и осознать, что она никогда не будет принадлежать ему. И далее мысли о том, что она будет принадлежать кому-то другому… Помутнение. Злость. Трактир недалеко от временного расположения его полка, где он встречает своих товарищей и уплывает в мир дурмана.

Всему рано или поздно приходит конец, таков закон жизни – все терпит тление. Настал момент, когда Сергей был обязан вернуться в Петербург на службу. После ужина у Татьяны, на котором двое испытывали определенное напряжение, Сергей решил объясниться. Он предложил прогуляться в саду, что Ирина приняла с удовольствием.

Несколько минут они шли молча, после чего присели в небольшой беседке, обвеянной прутьями отцветающей чайной розы.

– Как странно… – Внезапно начала Ирина. – Такая теплая августовская ночь. И именно в этот час нам приходится прощаться.

Ей так же как и ему было горько, последние две ночи сон не залетал в ее окна, зато тревожные мысли стали постоянными ее гостями.

Он закусил губу и через мгновение ответил:

– Я этого не хочу.

Она не поворачивалась в его сторону, в то время как он не сводил с нее умоляющего взгляда.

– А чего же вы хотите?

– Остаться с вами.

– Зачем?

– Затем, чтобы оберегать вас от бед и несчастий, затем, чтобы заботиться о вас, нести за вас ответственность, чтобы видеть вас, слышать, ощущать, чтобы быть там, где вы, быть рядом. – Он помолчал. – Чтобы любить вас еще сильнее, чем я люблю сейчас.

Она повернула голову, и Сергей увидел печать тоски на этом прекрасном, но изнеможенном лице.

– Любите? – Спросила она шепотом.

– Люблю. – Ответил он твердо. – Больше всего на свете.

– Значит, вам стоит поскорее искоренить эту вредную привычку.

Он усмехнулся.

– Я не сумею, даже если захочу.

– Что ж, у вас нет выбора. – Она встала, он встал за ней.

– Это из-за него? – В его глазах блеснула ярость.

– Что? Из-за него? Нет, боже, нет… – она говорила быстро, словно оправдываясь.

– Я вас не стою.

Сергей был серьезен, как никогда, теперь его взгляд блуждал по сторонам.

– Он здесь не при чем. И мне не верится, что это так… Ведь буквально месяц назад он был всем…

– Я готов разорвать его голыми руками за то, что он с тобой сделал.

– Оставьте, это того не стоит… Это тяжело…

– Что?

Он посмотрел ей в глаза, и глаза его были полны такой нежности и такой мольбы, что ее собственные не могли не наполнится искристыми слезами. Заметив это, Ирина опустила взгляд.

– Любовь калечит. Я это проходила. Романтика, разные города, привязанность, от которой разрывает все внутренности… Это больно постоянно. Даже моменты счастья приносят адскую боль. Потому что ты знаешь, что они конечны. Я поняла, что меня нельзя любить, меня можно только убивать, а любить никак нельзя, верно, не заслуживаю…