Помню свой восторг от первых прогулок по белокаменным улочкам в тени старых платанов, по укромным лесенкам центральной горки, облюбованным вальяжными сытыми котами, по шумной набережной Приморского бульвара, где днем и вечером кипит беззаботная курортная жизнь.

А как захватывает дух от походов по горным склонам, когда, покорив очередную вершину, видишь землю такой, какой ее видят ангелы!

Ещё вспоминаю, как меня окрылило крымское небо…

Да, я не ожидала, что именно небо окажется настолько … другим, что именно оно изменит меня изнутри. Там, где мне раньше доводилось жить, холодное северное небо было тяжелым, давящим. Даже безоблачное оно было таким серым и душным, что постоянно хотелось ссутулиться и спрятаться в норку. От того, северного неба у меня даже глаза становились серыми.

Здесь же небо такое прозрачное и такое высокое, что невольно хотелось начать подпрыгивать на носочках, лишь бы быть ближе к свободе, которую оно сулит! Хотелось раскинуть руки-крылья и взмыть высоко-высоко, затаив дыхание от восторга. Как во сне, когда твоя душа летает над мирами в своём истинном обличии…

Итак, я была очарована этим местом, и даже решила, что южане – это сплошь хорошие и добрые люди. Мне казалось, что среди этого природного великолепия и гармонии неуместны людские пороки, злоба, корысть и ненависть. Наивная? Да, пожалуй, я наивная: ведь мне всего 17…

Возраст, пропитанный чистотой помыслов, светлыми надеждами и, конечно же, предчувствием сумасшедшей влюблённости.

Это предчувствие, многократно усиленное флюидами теплой южной весны, разливалось в моей крови головокружительным  коктейлем и никак не давало сосредоточиться на серьёзных и потому скучных вещах.

На таких вещах, как учеба, например.

Сегодня я опять проспала и катастрофически опаздывала на лекцию… а ведь сессия уже на носу!

Наскоро собравшись, я выскочила из дома в медовую свежесть майского утра. Нужно было спешить, но почему-то безмятежность не оставляла меня, и я не побежала на троллейбусную остановку, а решила пройтись пешком, вобрав в себя немножко этой чудесной весны.

Солнце уже по-летнему припекало, но до изнуряющей жары было, конечно же, далеко.

Институт белым ковчегом все четче и четче вырисовывался на фоне ярко-синего неба

«А ведь сегодня у нас лекции сразу для двух потоков» – вспомнилось мне. Так это же здорово! Значит, легче будет затеряться в пестрой студенческой массе, и есть шанс, что препод – этот удивительно нудный Нафаня! – не запомнит мое опоздание. А ещё, это значит, что будет много новых лиц, – конечно же! – лиц приятных и интересных… И вдруг именно там – сегодня, сейчас! – в лекционной аудитории, меня ждёт настоящая Встреча? Или даже Любовь?..

«Вераааа! Алё!! Вот-вот сессия, а у тебя любовь на уме?!» – я невольно рассмеялась, мысленно отчитала себя за легкомыслие, и ускорила шаг.

И все же, яркое предчувствие чего-то волшебного и прекрасного, невесть откуда взявшееся, горячей змейкой щекотнуло под ложечкой, весело проскользнуло по жилкам и уютно замерло где-то у самого сердца, свернувшись пушистым котенком,…

… Как приятно лететь лёгкой поступью по извивающимся бетонным дорожкам навстречу неизведанным далям – новой жизни, новым знакомствам! – мимо алых сполохов маковых полянок и разноцветных фейерверков розовых цветников, среди густой яркой зелени, от которой мои глаза снова напитываются цветом, счастьем и … силой, как в счастливом детстве.

Игривый ветерок приятно щекотал кожу и то и дело подбрасывал вверх невесомый подол моей легкомысленной шифоновой юбочки, пожалуй, излишне смело оголяя мои ножки, слегка тронутые мягким майским загаром. «Ах, так вот откуда эти шаловливые улыбки на лицах встречных мужчин!» – вдруг подумала я, и горячая кровь прилила к моим щекам.

В состоянии пьянящего смущения и не присущего мне озорства я впорхнула в здание института одновременно со звонком к первой паре.

Как я и предполагала, нужную аудиторию пришлось поискать, и заходила я в неё я уже под монотонный бубнеж Нафани, вещавшего о каких-то чуждых, абсолютно не связанных с солнцем, счастьем и весной вещах.

Пробормотав извинения, я поскорее проскользнула к первому попавшемуся на глаза свободному месту и тут… почувствовала спиной странный жар. Ощущение, которое я не испытывала очень давно.

Я рефлекторно выпрямилась. Перехватило дыхание, пересохло во рту. Кто же позволил себе ТАК на меня посмотреть?!

Опасность! Я постаралась справиться с бурей, поднявшейся в душе: прикрыла глаза и прислушалась к гулкому биению сердца. Глубоко вдохнула, облизала пересохшие губы и поправила волосы…

Без «и». Я поправила волосы.

Ошибки быть не могло: обжигающее тепло от чьего-то особого, пронизывающего взгляда волнами разливалось у меня по позвоночнику, собиралось в жгучий пульсирующий клубок где-то в районе затылка, звоном отдавалось в ушах.

Через бесконечно долгую минуту я решилась, и медленно-медленно обернулась....

– А я бы ей вдул! – Борька жмурился, как кот на солнце, сладострастно почмокивал толстыми губами и противно хихикал.

Меня покоробило это «вдул!», и я покосился на товарища.

Борька, по сути, хороший парень – спокойный и добрый. Но вот есть в нем это раздражающее гопниковское, особенно заметное после двух – трех бутылок пива. Хотя… А что такого, собственно, он сказал?!.

Димон, откинувшись на спинку скрипнувшего стула, хмыкнул, выпустил тонкую струю сигаретного дыма к потолку, и сморщил кислую рожицу:

–Да было бы кому вдувать!..

Я недовольно глянул и на второго своего однокурсника, и вдруг поймал себя на мысли, что очень сильно злюсь. А вот на что злюсь – не очень понятно: то ли на то, что Борька размечтался «вдуть» Галатее, то ли на то, что Димон всем своим видом показывал, что вот уж кому-кому, а Галатее он точно бы «вдувать» не стал.

– А это ты так говоришь, потому что Ирка-то тебе вдувалку, случись что, с корнем оторвет. Если узнает, конечно, – хохотнул Борька.

Димон совсем недавно, неожиданно для всех, женился на нашей старосте, Ирке Неробке, веселой, умненькой, очень бойкой, но, по моему мнению, весьма страшненькой девчонке, обиженной природой некрасивым утиным носиком и смешными торчащими в стороны ушками.

А вот Димон, я думаю, на женский взгляд – красавчик! Высокий, спортивный, юморной – душа любой компании и, как я знал не по слухам, еще тот разбивальщик девичьих сердец…

Димон неопределенно пожал плечами, но морщиться перестал:

– Не, ну … конечно … не спорю: фигурка у нее – зашибись! Хотя, попцы, как по мне, не хватает, да и вообще, худовата…

– Ага! – Борька опять хохотнул, – А тебе толстомордую деревенскую телку с дойками по полведра подавай!

Он так смешно надул щеки, выпучил глаза и руками показал размер телочьих «дойек», что мы с Димоном расхохотались.

– Кузя! – повернулся Борька ко мне, – Будь другом, достань из холодильника еще пивка, тебе ближе тянуться…

… Я любил проводить время у ребят в общаге. Они, как и я, только недавно пришли из армии, восстановились в институте и наслаждались свободой, не очень напряженной учебой, теплом весеннего Крыма и предвкушением грядущих летних удовольствий. Я с этими ребятами всегда был на одной волне. Собираясь вместе, мы то вспоминали вязкие и не очень радостные армейские будни под пиво с копченой ставридкой (которую присылал Димону его отец, страстный любитель морской рыбалки), то совершали вылазки на ночные дискотеки и щекотали себе нервы в конфликтах с местной гопотой, то расписывали вальяжные многочасовые партии в преферанс… Они немного завидовали мне, потому что я жил в большой комфортной квартире у бабушки в самом центре города, в зоне ее особой заботы и любви, а я завидовал им, потому что несытая и тесная общажная жизнь была бесшабашна, весела и бесконтрольна.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».