Он припарковался и повернулся ко мне.

— Каталина, ты себя видела в зеркале?

— Я тебя умоляю.

— Ты показывала ему свои крылья?

— Зачем мне показывать ему свои крылья? Они-то тут причем?

— Причем, говоришь?… — Алессандро явно не просто удавалось контролировать свой голос. — В этом мире есть мужчины, которых ничто бы не остановило, чтобы быть с тобой. Ты прекрасная, ты одаренная, и если бы они знали, насколько ты опасна, они бы завалили тебя предложениями. Нет такого Дома, который не захотел бы добавить тебя в свой арсенал. А когда появляются крылья, обратного пути уже нет. Я лучший из известных антистази, но увидев тебя, я потерял дар речи и просто пялился, как идиот. Я мог бы простоять там целую вечность, слушая, как ты говоришь.

— Ты бредишь…

— Как думаешь, почему Бенедикт слетел с катушек? Он двадцать лет выживал в бизнесе заказных убийств, был умным и осторожным, а стоило тебе объявиться, как он потерял рассудок и вместо того, чтобы тебя убить, пытался неоднократно тебя поймать. Элитный наемник перестал соображать просто потому, что все мысли в его голове занимала только ты. Мне стало почти жаль этого ублюдка, прямо перед тем, как я его застрелил… потому что я понимал, что он чувствовал.

— У тебя иммунитет к моей магии и крыльям.

— Но у меня нет иммунитета к тебе.

Он должен был прекратить говорить мне подобные вещи.

— Для меня крылья не играют роли. И никогда не играли.

Я не хотела это слышать.

— И для Альберта крылья не важны. Я слышал его голос. Если ты его позовешь, этот парень примчится к тебе сквозь огонь и воду. Если ты позвонишь мне, а я буду по ту сторону океана, я…

— Хватит. — Я закрыла ему рот рукой.

Он умолк.

— Итак. Сейчас будет следующее. Я допрошу Шерил Кастеллано. Она опасна и для этого разговора мне нужны все мои мозги. Меня нельзя отвлекать. Ты можешь пойти со мной или остаться в машине. Хочешь пойти со мной? Да или нет?

Я убрала руку.

— Да.

— Спасибо.

Я вышла из машины и направилась ко входу. У меня не было времени обдумать все, что он только что сказал. Меня ожидала Превосходная и мне нельзя было ударить в грязь лицом.

Вестибюль Фелисити Тауэр блистал превосходными предметами современной роскоши. Акры белого мрамора с мягкими коричневыми прожилками стильно контрастировали с геометрическими колоннами из оникса. Грандиозная люстра с тысячами кристаллов Сваровски освещала со вкусом подобранную мебель. Оригинальные картины в изысканных рамах добавляли красок коричневым стенам. Застройщик нанял Дом гармонизаторов для выполнения дизайна интерьера, и вход в это пространство был похож на шаг в другой мир, место силы, привилегий и исключительности. Он был одновременно элегантным и гостеприимным, и, проходя через него, вы чувствовали себя трансформированными в члена элиты. Ваши плечи расправлялись, ваша походка приобретала уверенность, а когда вы встречались с другими, вы смотрели им в глаза, уверенные в своем праве быть рядом.

Мы прошли через охрану и назвали наши имена консьержу. Нас ожидали, и он провел нас к лифту. Люди останавливались и смотрели на Алессандро. И мужчины, и женщины.

Дело было не только в его красоте, но и в том, как он носил одежду, в его походке и выражении лица, в намеке на улыбку в уголках его губ. Он представлял собой недостижимый идеал, к которому они стремились — власть, достаток, молодость, красота… Идеальный наследник Дома. Я не сомневалась, что если бы мы чуть задержались, его бы завалили кучей визиток, ключами от гостиничных комнат и клочками бумаги с наспех написанными на них телефонными номерами.

Другой Алессандро мне нравился больше. Тот, который не старался притворяться, тот, у кого была смертельная магия и опасный ум. И который ругался, когда я не позволила ему отвезти меня в больницу, а затем латал мои раны на обочине дороги.

Консьерж перепоручил нас лифтеру, который взмахнул своей ключ-картой и доставил нас на шестой этаж. Мы вышли в длинный прямоугольный зал. Перед нами простирался черный мраморный пол в обрамлении стен цвета кофе с молоком. Затемненные окна приглушали свет в мягкое золотое сияние. Повсюду были расставлены пьедесталы из матового стекла с подсветкой из точечных светильников, в паре с цифровыми экранами размерами от планшета до небольшого телевизора. На каждом пьедестале красовался небольшой конструктор в лучах подсветки. Странно.

Алессандро поднял брови.

Мы двинулись вперед. Пьедестал слева вспыхнул, реагируя на наше движение. Конструктор на его вершине закрутился. Вспыхнула магия пурпурного цвета, и маленький механический зверь ожил.

Около фута в поперечнике и восьми дюймов высотой, конструктор казался старым и немного грубым набором металлических зубцов и шестеренок, смутно напоминающих крота с четырьмя передними конечностями, две из которых были нормальными лапами, а две другие, перевернутыми и прикрепленными к спине крота. Все четыре лапы были вооружены длинными изогнутыми когтями.

На стене позади крота включился экран, показав черно-белую фотографию молодого человека. На нем был темный костюм и светлый сюртук, а в руке он держал шляпу-котелок. Рядом с ним возвышалась массивная версия кротового конструктора, высотой в десять футов, с когтями размером с гигантские бульдозерные лопасти. Подпись внизу гласила: «Секондо Кастеллано, 1901 год, Копатель I».

С того места, где я стояла, мне было видно другие пьедесталы с их собственными фотографиями. 1912 год, Ползун I, многоножка со множеством лапок, каждая из которых способна поднять большой контейнер. 1927 год, странный зверь с прикрепленным к нему скребком, своего рода эквивалент бульдозера. 1932 год, причудливый мутант-кузнечик, способный поднимать силовые столбы. 1948 год, Копатель V, обновленный и усовершенствованный, чтобы быть более эффективным….

Мы были в личном музее Дома Кастеллано.

Алессандро обвел взглядом комнату и на его лице отразилась задумчивость.

— Что такое? — спросила я.

— Я никогда еще не стоял внутри чьей-то «американской мечты».

Семья иммигрантов, приехавшая в США, открыла свое дело, вырастив его в Дом стоимостью в миллионы долларов.

— Похоже, в некотором роде.

Мы двинулись дальше.

— Как-то раз мама сказала мне, что американская мечта — это жить лучше, чем твои родители.

— Думаешь, это так? — спросил он.

— Думаю, каждый понимает слово «лучше» по-разному. Кто-то хочет больше денег. Кто-то — больше времени.

— А чего хочешь ты?

Ответ пришел ко мне так быстро, что мне даже не пришлось думать.

— Безопасности. Я хочу, чтобы моя семья была в безопасности. Я хочу, чтобы они были защищены от атак — физических, магических и финансовых. Я хочу, чтобы у нас было достаточно денег для оплаты счетов, чтобы все могли позволить себе любимую работу и отпуск, если он понадобится. Чтобы наше благополучие не висело на волоске. Чтобы неприятности обходили нас стороной. Я хотела бы, чтобы у нас, как у Дома, была прочная репутация, вызывающая уважение, чтобы все могли вступить в брак, с кем захотят, без преодоления противоречий.

— Все это относится к твоей семье. А как насчет тебя?

Моя мечта о счастье умерла шесть месяцев назад. Вернее, даже раньше, до того, как кто-либо из нас осознал глубину всех схем Виктории Тремейн. Однажды я верну себе то, что потеряла, но для нас с Алессандро будет уже слишком поздно.

— Мое счастье — это моя семья.

Опасная тень промелькнула в его глазах.

— Не говори так.

Должно быть, я случайно задела его больное место.

Перед нами продолжал тянуться ряд пьедесталов. Мы вышли из двадцатого века в новое тысячелетие. Конструкторы уменьшились, становясь более изящными и более специализированными. Паук, чтобы взбираться на здания и доставлять припасы в районы бедствий по пересеченной местности. Мобильная солнечная батарея в форме цветка, ползущего вперед на корнях щупалец.

Фотографии изменились тоже, как и имена. От Секондо к Френсису, затем к Джанет, затем к Шону и Марку, и, наконец, к Шерил. Это было целое путешествие сквозь историю, созданное, чтобы впечатлить. Если бы мы приехали вести дела с Домом Кастеллано, то дойдя до дверей из матового стекла на другом конце, мы были бы приниженны и благодарны за такую возможность.