Оказалось, что речь идет о некоей подробности истории бельгийца слишком деликатной для обеденного времени, но Мерион, будучи доктором и, возможно, более мужественным человеком, чем Арчер, в интересах женщин призывает выслушать его. У женщины, которую увели из деревни, были месячные. И бельгиец надеется, что мы по крайней мере не отправимся в гору с женскими недугами в полном расцвете.
И так как он был врачом, я прямо сказала Мериону, что месячные у меня легкие и редкие, и что я возлагаю ответственность за это на тяготы путешествия. Я думала, что сразу его успокою, но мне следовало догадаться, что не я являюсь его главной заботой.
"Беверли тоже упрямо не слушает меня", сказал он. "Слишком юная и беспечная. Она берет пример с вас. Солидная, разумная и зрелая женщина, вроде вас, могла бы ее слегка приструнить. Для ее же собственного благополучия."
Женщина, которая вряд ли возбудит страсти обезьяны из джунглей, вот что услышала я. Даже в моем расцвете я никогда не принадлежала к тому сорту женщин, о которых пишут поэмы, но, казалось, услышать такое помещает меня по-настоящему низко. Часом позже я разглядела в этом высказывании смешную сторону, и Эдди, когда я созналась, тоже довольно быстро посмеялся надо мной, но в то время я была глубоко оскорблена. Насколько разумно, насколько зрело все это было?
Еще более меня рассердило то, как именно, по его мнению, я должна была вмешаться. Арчер был убежден, что я соглашусь, чтобы спасти горилл, а Мерион был уверен, что я соглашусь, чтобы спасти Беверли. Несколько мгновений я испытывала ярость на этих мужчин, которые надеялись перехитрить меня, взывая к тому, что воображали моей слабостью.
И Мерион надеялся больше, чем Арчер. Каким самодовольным он был, и как я ненавидела его спокойное приятие любого преимущества с его стороны, как если б оно было всего лишь его долгом. Ни единая белая женщина в мире еще не видела диких горилл - мы были первыми - но я должна была отступить только потому, что он меня попросил.
"Я проделала весь этот путь не для того, чтобы пропустить горилл", сказала я ему так вежливо, насколько смогла. "Вопрос лишь в том, собираюсь ли я на них только смотреть, или так же и стрелять." И с этим я его покинула, потому что мои собственные чувства по данному вопросу были мне самой еще неясны, и я не собиралась никому другому их выдавать. Я пошла присмотреть за Эдди и провела остаток дня опустошая морилки, пришпиливая и приклеивая ярлычки к их обитателям.
На следующее утро Беверли объявила во уважение к пожеланию Мериона, что, когда вы выйдем, она останется в миссии. Как только можно быстро Уилмет сказал, что его желудок так буйствует, что он тоже хотел бы остаться. Такое всех нас захватило врасплох, потому что среди нас он был единственным настоящим охотником. И это поставило Мериона в странное положение - мы, похоже, больше нуждались во враче в горах, чем в миссии, но я догадываюсь, что он скорее допустил бы, чтобы Беверли забрали гориллы, чем Уилмет. Он суетился и потел над кучей подробностей, до которых никому не было дела, а пока что день проходил в тайных совещаниях - Мериона с Арчером, Арчера с Беверли, Рассела с Уилметом, Эдди с Беверли. К обеду Беверли сказала, что изменила намерение, а у Уилмета произошло чудесное исцеление. И кода на следующее утро мы вышли, то были в полном составе, однако с весьма сильно натянутыми отношениями.
***
Потребовалось почти две сотни носильщиков, чтобы доставить нашу маленькую группу из семи человек к горе Микено. Это был тяжелый переход без тропинок, мы шли, спотыкаясь на корнях, прорубаясь и переползая на четвереньках через густо переплетенный бамбук. На длинных скользких полосах грязи не за что было уцепиться. И все время круто вверх, в гору. Сердце и легкие у меня работали, пожалуй, еще тяжелее, чем ноги, и, хотя было не слишком жарко, мне постоянно приходилось вытирать лицо и шею. По мере увеличения высоты я все шире разевала рот для дыхания, словно рыба в сети.
Нас женщин поместили в середине группы с оруженосцами впереди и сзади. Я соскальзывала много раз и меня приходилось хватать и снова ставить прямо. Эдди мучился мыслями о паутине, по которой мы шли, не останавливаясь для исследований, а Рассел - об оруженосцах, которые, как он гарантировал, удерут с нашими ружьями при первых знаках опасности. Но мы не дошли бы до лагеря, если б останавливались ради пауков, и не могли бы оставаться на курсе, если б наши руки были заняты оружием. Вскоре Беверли заныла, чтобы явилась хоть какая-нибудь горилла и понесла ее остаток пути.
Потом мы все так запыхались, что несколько часов взбирались молча, делая перерывы там, где вдруг выходили на солнце, подкрепляясь шоколадом и крекерами.
Вскоре наше настроение стало превосходным. Мы увидели следы слонов, громадные, глубокие чаши в глине, наполовину залитые водой. Мы увидели поляны, заросшие дикой морковью, и экстравагантность розовых и пурпурных орхидей. Травы, настолько нежно-зеленые, что, казалось, они вот-вот растают. Я пересмотрела свои представления о Рае, выкинув розы и выбрав взамен эти далекие леса, где живут гориллы - туманные дожди, кривые стволы хагений, обвитые лианами, золотистые мхи, серебряные лишайники, щелканье и жужжание мух и жуков, запах кошачьей мяты, когда мы на нее наступали.
Наконец, мы остановились. Наши носильщики расшумелись, что дало нам возможность отдохнуть. Мои ступни опухли, а колени перестали гнуться, но за обедом у меня оказался громадный аппетит, да большая усталость, клонившая в постель и я заснула еще до заката. А потом вдруг проснулась. Температура, что весь день была приятной, резко упала. Эдди и я завернулись в свитеры, в куртки и в друг друга. Он тревожился о наших носильщиках, у которых не было одеял, как у нас, хотя они могли свободно поддерживать костер такого размера, какой захотят. На восходе они явились жаловаться Арчеру. Он поднял плату на дайм за голову, так как они действительно страдали в течении ночи, но около полусотни их нас все равно покинули.
Мы провели это утро, сидя в лагере и залечивая свои волдыри и царапины, некоторые их нас охотились на пауков, другие упражнялись в снайперском искусстве. Примерно в пяти минутах ходьбы был ручей с заводью, куда я и Беверли окунули ноги. Никаких москитов, никаких потовых пчел, никаких мух, уже одно это все превращало в рай. Но как только ко мне пришла эта мысль, на меня накатила волна малярийного жара, и от пота взмокла рубашка на спине.
Когда я снова пришла в себя, то оказалась в разгаре чего-то, начала чего я не услышала. Наверное, она рассказывала мне, что бывшая жена Мериона была ему неверна. Позднее казалось, что что-то подобное мне рассказывали, но, может быть, только казалось потому, что лишь такое придавало происходящему смысл. "Теперь он, похоже, думает, что обезьяны оставят меня в покое, если только я не стану их искушать", сказала она. "Бог мой!"
"Он говорит, их притягивает менструальная кровь."
"Тогда у меня нет проблем. В любом случае, Рассел говорит, что Бурунга говорит, что мы никогда их не увидим, одетые так, как есть. Наша одежда издает слишком много шума при ходьбе. Он сказал Расселу, что мы должны охотиться на них нагими. Я еще не пересказывала это Мериону. Приберегаю для специального случая."
Я не имела понятия, кто такой Бурунга. Но не наш повар и не наш главный переводчик, об именах которых я единственно заботилась. Я была по меньшей мере (и сейчас я понимаю, до какой степени) раздосадована, что Беверли ведет себя по-другому. "Ты планируешь застрелить обезьяну?", спросила я. До меня вдруг дошло, что я хочу честного ответа, но совершенно не представляю, каков будет этот ответ.
"Я в действительности не убийца", сказала она. "Скорее добродушный от природы вегетарианец. Из тех, что мясо тоже едят. Но Арчи говорит, что поместит мою фотографию в музей. Ты знаешь такие снимки - винтовка на плече, нога на добыче, глаза на горизонте. Разве такое не нравится детям?"
У меня с Эдди не было детей; Беверли могла бы догадаться, что это чувствительное место. И Арчер с такими представлениями ко мне не подходил. Она сидела в пятне солнечного света. Волосы ее были коротко подстрижены и аккуратной шапочкой спускались на уши. Каштановые, пока она не сделала их золотыми. Она была не столько миловидной, сколько просто притягивала взгляд и удерживала его. "Мерион все талдычит о том, как он оплатил мою дорогу сюда. Словно не получил за свои деньги ничего стоящего." Она поболтала ногой и вода высоко до бедер окатила ее голые ноги. "Ты такая везучая. Эдди самый лучший."
