…я понял, что любовь не может быть ни счастливой,

ни несчастливой. Она невыносима в любом случае.

Евгений Гришковец «Рубашка»

Я всегда свято верил в непреложные истины. Например, если хочешь чего—то добиться, то надо действовать или в то, что мы вершим свою судьбу сами и за все когда—то придется расплачиваться. Я также убежден, что в пословице «мир тесен» есть большая доля правды. Но кто же знал, что этот самый мир окажется настолько ничтожно мал?

Именно в тот момент, когда, как полагал, прошлое окончательно оставило нас, скрывшись за непроницаемой пеленой времени, оно нанесло свой сокрушающий удар. Я не был готов к той встрече, что уготовила мне судьба. Да и можно ли подготовиться к встрече со смертью?

Размеренные удары капель о дно оцинкованного ведра сводили с ума. Я заворочался на продавленном диване, пытаясь улечься поудобнее, и перевернулся на спину. Тяжелая, пузатая капля холодной дождевой воды ударила по лбу и медленно скатилась к виску, оставив за собой мокрый след. Я открыл глаза.

Прямо надо мной в потолке образовалась еще одна брешь. Скосив глаза направо, увидел младшего брата, спящего на соседней кушетке. На животе у него стояла алюминиевая кастрюля, наполовину заполненная водой. Он крепко держал кастрюлю обеими руками, даже во сне контролируя её местонахождение. Кажется, не я один столкнулся с разгулом стихии.

Шепотом обругав непогоду, сел и огляделся в поисках свободной посуды, но она вся была занята. Разнокалиберные кастрюли и ведра покрывали пол, стояли на шатких табуретах, громоздились на подоконнике. Не комната, а кухонный шкаф. С прохудившегося потолка капала вода. Таким нехитрым способом мы пытались хоть как—то оградить себя от неминуемого потопа, но перевес был не на нашей стороне. Дождь за окном только набирал силу, и оставалось лишь подивиться, куда в такую непогоду могла отправиться Эмми.

Прежде чем встать, я обул кроссовки. Вода в некоторых посудинах уже перевалила за критическую отметку и теперь стекала на пол. Шлепать по лужам босиком не хотелось. Надо бы вылить воду, мелькнула мысль на задворках сознания, но дальше этого дело не пошло. Ступая как можно осторожнее, пытаясь не задеть все эти банки и ведра, я кое—как выбрался из комнаты.

На кухне к дождю, упорно просачивающемуся в дом и ведущему себя здесь по—хозяйски, присоединился ветер. Он врывался в разбитое окно, и даже повешенный накануне плед не мог остановить его яростных порывов. Зябко поежившись под ураганным натиском сквозняка, я зажег плиту. Огонь трепетал от ветра, но не тух, отчаянно сопротивляясь его мощи. Заварив чай, пододвинул стул в самый сухой угол кухни и примостился на табурете, как попугай на жердочке, подтянув ноги к подбородку. От кипятка по желудку разлилось приятное тепло, и ночь перестала казаться невыносимой.

Как только мы умудрились очутиться здесь? В этом неизвестно в каком году заброшенном доме. Я уж не говорю о дате его постройки. Человеческая нога не ступала сюда, наверное, лет двадцать. Крыша прохудилась, окна разбиты, стены истончились, и любой, даже еле ощутимый ветерок превращался в завывающий сквозняк. После пары недель в этом кошмаре Дима заработал хронический кашель, да и я чувствовал себя не лучшим образом, а тут еще дождь. С тоской вспоминался прослушанный накануне прогноз погоды: «в ближайшие дни ожидаются осадки».

Как же это непросто – быть ответственным! С тех пор, как отец не пожелал нас видеть, пришлось взять заботу о нашем благополучии на себя. Только я был охотником на нечистую силу, но никак не банкиром. И если с нечистью я знал, как справляться, то что делать с недостатком финансов, понятия не имел. Большая часть денег закончилась еще в Москве, которую мы покинули в спешном порядке. Слишком многие в этом городе желали поговорить с нами по душам, и даже Павел – новый глава московских охотников – не смог бы оградить нас от нежеланных встреч. Конечно, остались кое—какие копейки, но о том, чтобы снять номер в гостинице не могло быть и речи. Пришлось подыскать бесплатное жилье. Подходящим вариантом как раз стал этот заброшенный дом, расположенный в глухой деревне.

Но где же ходит Эмми? Я выглянул в окно. Меня тут же обдало ветром вперемешку с дождем. Смахнув с лица холодные капли, плотнее прикрыл отверстие пледом и вернулся на стул, так ничего путного и не разглядев в разгулявшейся ночной стихии.

В последние недели Амаранта часто пропадала неизвестно где. Одно время я подозревал, что ей просто неприятно находиться в этом клоповнике. Ведь с Грэгори она привыкла к другой, обеспеченной жизни. Но постепенно пришел к выводу, что она не замечает окружающие нас неудобства. Амаранта – вампир, и такие мелочи, как мягкая постель, теплый и сухой дом, мало её волнуют. Хотя бы потому, что ей не надо спать, да и замерзнуть она вряд ли в состоянии.

Но её отлучки беспокоили. Для утоления голода девушке было достаточно одной ночи в две недели, а уходила она гораздо чаще, объясняя это тем, что подходящую жертву еще надо найти. Эмми уже давно избрала для себя особый рацион. Так как не убивать людей она в принципе не могла, то выбирала тех, кто не достоин жизни. Например, убийц, маньяков и прочих рецидивистов. Я уже привык к её роли санитара леса и давно перестал интересоваться, где и как она пополняет запасы свежей крови, необходимые её организму.

Но в последние две недели все немного изменилось. Эмми как будто подменили. Она стала задумчивой, молчаливой и постоянно норовила улизнуть куда—то, и это в то время, когда наши и без того непростые отношения охотника на нечисть и вампира только начали налаживаться. Я вздохнул, поставил пустую чашку на трехногий стол и задумался. Что—то в этой ситуации не давало мне покоя. Какое—то тревожное предчувствие скреблось, как кошка, на грани сознания.

– Эй, чего не спишь? – пробормотал Димка у меня за спиной, и я чуть не свалился со стула от неожиданности.

Повернувшись к сонному брату, ответил:

– Да вот замерз, решил чая выпить.

В глазах Димы мелькнул интерес. Он направился к плите, в которую каким—то чудом еще подавался газ.

– Чего хмурый такой? – Дима поставил чайник на огонь и держал над ним руки, тщетно пытаясь их согреть.

– Не могу спать под шум капающей воды.

Он понимающе кивнул, но я усомнился, что такая ерунда могла ему всерьез помешать. По—моему братишка мог заснуть где угодно, когда угодно и в какой угодно позе.

– Надо где—то денег раздобыть, – заявил я неожиданно даже для себя самого, именно в эту секунду совершенно четко осознав, что долго мы так не протянем. Впрочем, это решение лежало на поверхности, просто я боялся озвучить его. Ведь это означало бы окончательную капитуляцию и признание того, что отец нас бросил.

Дима повернулся и внимательно посмотрел мне в глаза. Похоже, его мучили те же страхи.

– Надо бы, – наконец, словно произносит какое—то богохульство, осторожно согласился он.

Чай мы пили молча. Каждый думал о своем, но мне кажется, так или иначе наши мысли крутились вокруг одного и того же человека – нашего отца. Как ни странно, я не злился на него. Возможно, раньше я бы не принял его поступка, посчитав папу малодушным и злобным тираном, но теперь лучше понимал его мотивы. Похоже, именно так и начинается взросление.

Сначала Дима бросил нас с отцом. Увлекшись зельем из крови вампира, он отправился на поиски лучшей жизни, и папа запретил мне искать брата. Даже упоминать его имя в присутствии отца считалось дурным тоном. Но Эмми сумела меня убедить, что Димку нужно вернуть, да и я хотел того же. И вот уже я сам сбежал от отца.

Долго думал, почему он не желает принять нас обратно, и пришел к выводу, что дело здесь вовсе не в прощении и любви между отцом и сыновьями. Мы все—таки охотники, не последнюю роль в нашем деле играет послушание и умение беспрекословно выполнять команды. Стоит только один раз ослушаться, и твои товарищи погибнут. Отец больше не может нам доверять, он не уверен, что мы снова не нарушим приказ. И любовь здесь совершенно не причем.