– Нет, но я быстро учусь. Хотя как-то я пытался заплести косички одному своему другу – знаешь, у него волосы до середины спины, как у тебя. Прямые, густые, черные. Просто мечта любой девчонки, – поведал мне Антон. – Однажды он уснул – выпил много и отрубился, – а я стал плести косички. Так себе вышло, если честно. Я еще пиво на его волосы пролил. Короче, мрак и жесть.

Я рассмеялась.

– Он тебя не убил, твой друг?

– Нет, но врезал сильно, – потер скулу Антон.

– Отомстил тебе?

– Неа, Гек… то есть, Гена мстить не умеет. Прямой, как палка, – ответил Антон с улыбкой.

Самолет затрясло сильнее, и загорелся знак «Пристегните ремни». Мне сразу не понравилось это, и я занервничала. А когда командир экипажа объявил о зоне турбулентности и попросил всех вернуться на свои места, я и вовсе запаниковала, хоть и старалась не показывать этого. Самолет трясло все больше и больше, люди вокруг тревожно переговаривались, и только Антону, казалось, не было до этого никакого дела. Он улыбался даже тогда, когда стюардессы заняли свои откидные кресла и тоже пристегнулись. А ведь это наверняка плохой знак!

– Да что же это такое! – воскликнула я, когда нас основательно тряхнуло. Страх, который я испытывала при взлете, в полной мере вернулся ко мне и охватил с головы до ног. У меня так дрожали пальцы, что я сцепила их в замок на груди. Казалось, еще немного – и мы точно упадем. Провалимся в воздушную яму и больше не взлетим.

– Не переживай. За последние двадцать пять лет ни один самолет из-за турбулентности не упал, – жизнерадостно сказал Антон, сидя, что меня буквально трясет от страха. – Это реально безопасно.

– Я понимаю, – похолодевшими губами ответила ему я. – Только все равно страшно.

Нас снова тряхнуло. Прилично. Кто-то недалеко от нас заплакал – не ребенок, а взрослая женщина.

– Однажды мы летели на «Боинге» через Атлантику и попали в грозовой фронт, – сказал Антон. – Самолет буквально бросало из стороны в сторону. Люди кричали, кто-то плакал, кто-то молился. Знаешь, в таких ситуациях даже атеисты верующими становятся. Вот тогда было страшно, поверь, Наташа. Я и сам уже готовился отправиться к праотцам. А сейчас – сейчас ерунда. Еще немного – и пройдет.

Я верила ему, но легче от его слов и успокаивающего голоса не становилось. Самолет все так же трясло, а паника и крики в салоне нарастали. Я прикрыла глаза и тяжело вдохнула воздух, который казался сухим и холодным. Сердце колотилось как бешеное. Господи, да зачем я вообще согласилась лететь? В следующий раз поеду на поезде. Только… будет ли он, этот следующий раз?

Я посмотрела в иллюминатор, пытаясь разглядеть во тьме за ним облака. Не получалось.

– Наташа. Наташа, ты меня слышишь? – словно из другой комнаты донесся до меня голос Антона. Я не сразу сообразила, что он зовет меня.

– Что? – повернулась я к нему. Кажется, вид у меня был такой, что Антон проникся. Он нахмурился, всматриваясь в мое лицо.

– Ты бледная, как мел.

– Всё в порядке, – слабо улыбнулась я. – Главное, что меня не тошнит. Тебя это должно радовать.

– Почему? – удивился он.

– Ты в зоне риска, – неудачно пошутила я и вскрикнула – впрочем, не я одна. Люди в салоне зашумели – появилось ощущение, будто мы падаем. Оно было коротким – всего лишь миг, но сердце чуть не остановилось от ужаса.

– Тебе очень страшно? – прошептал Антон. Я несмело кивнула, и тогда он взял мою руку в свою и переплел наши пальцы. – Обещаю, что ничего не произойдет. Не бойся. Хорошо?

– Хорошо, – зачарованно ответила я. Нас снова тряхнуло, и я буквально вцепилась в его ладонь от страха. Антон улыбнулся и подул мне в висок.

– Я же сказал. Скоро это закончится.

Я снова кивнула в ответ, пытаясь концентрироваться на ощущениях, а не на чувстве страха.

Удивительно. Незнакомец держит меня за руку, и ладонь у него крепкая и теплая. Надежная. Такая, что не хочется отпускать. Вопреки страху, хочется улыбаться – ему в ответ. А еще хочется обнять его и прижаться щекой к груди. Боже, Наташа, что за мысли? Ты совсем недавно мысленно его проклинала! Какое еще обнять? Может быть, мне еще и на руки к нему забраться?

– У тебя руки холодные. Так и не согрелась? – спросил Антон.

– Они всегда холодные, – отмахнулась я, тáя от его заботы и с трудом признаваясь в этом себе. Рядом с ним действительно было спокойнее. И на мгновение мне показалось, что он – мой парень. Мой мужчина, который не даст в обиду и защитит от всего на свете. Эта мысль смутила меня, да и Антон так на меня посмотрел, словно прочитал ее.

Еще некоторое время нас трясло, но страх отступил – благодаря Антону, который успокаивал меня. Он был странным, он умел ловко играть с моими эмоциями, он был с накладной бородой, черт подери! Но он был особенным. Его энергетика буквально захлестывала меня. Не подавляла, а поддерживала. Меня тянуло к Антону так, как, наверное, давно не тянуло к парням. Пропал не только мой страх к воздушной бездне, которая сейчас укачивала самолет на своих руках, пропали страх и недоверие к мужчинам, которые столько лет были со мной. Глупо, но я вдруг почувствовала себя живой. И я была благодарна за это.

Вскоре зона турбулентности закончилась – капитан объявил по громкой связи, что из-за грозового фронта было принято решение лететь не по прямой, а сделать крюк, что увеличит время полета почти на два часа. Никто даже возмущаться не стал – все настолько перепугались зоны турбулентности, что были готовы на все. Главное – спокойно добраться до дома.

Стало спокойно. Загорелся знак, что можно отстегнуть ремни, и я буквально кожей чувствовала, как изменилась атмосфера в салоне. Теперь это был не панический едкий страх, от которого вдоль позвоночника ползли мурашки. Это было облегчение. Даже дышать стало легче.

– Я же говорил, что скоро все закончится, – сказал Антон. – Я спец в перелетах. Кстати, знаешь, что мне хотелось сделать все это время, пока мы держались за руки?

– Что же? – удивилась я и услышала:

– Поцеловать тебя.

Я ничего не успела сказать Антону, как он обнял меня одной рукой за талию, притянул к себе и склонился к моему лицу. Его темные глаза блестели, а губы были чуть прикрыты. Он будто играл со мной, и мне нравилось это. Нравилось чувствовать его тепло, вдыхать аромат его необычного одеколона с нотками морской свежести и прохлады.

– Ты мне нравишься, рыжая, – прошептал Антон, касаясь моих губ своими. Они у него оказались мягкими и горячими. До бесконечности нежными. – Есть в тебе что-то особенное.

– В тебе тоже, – в ответ прошептала я, чувствуя его дыхание. Моя ладонь оказалась на его груди, которая вздымалась все чаще и чаще, и которая оказалась рельефной и горячей – это ощущалось сквозь ткань его дурацкого костюма. Мне хотелось почувствовать стук его сердца. «Если ты чувствуешь, как бьется чужое сердце, ты можешь сделать его своим», – так говорила моя прабабка, которую в ее родном хуторе почитали за ведьму. И волосы у нее тоже были рыжие – как у меня.

И я хотела. Хотела сделать его своим.

Хотела заворожить его, околдовать, заставить забыть обо всем, кроме меня. В теле снова появился знакомый жар, голова стала легкой и невесомой, а сердце забилось так же часто, как и его. Все вдруг потеряло значение.

Антон скользнул своими губами по моей щеке, мелко целуя, опалил горячим дыханием скулу и вернулся к моим губам. Раскрыл их, обвел контур нижней кончиком языка, чуть прикусил ее… Остановился. Он словно дразнил меня. Ждал, что я сделаю первый шаг. И я сделала этот шаг.

Я первой поцеловала его – жадно и глубоко, так, как и хотела в своих фантазиях совсем недавно – взахлеб, требовательно и страстно. С таким напором, что, кажется, сначала он растерялся, но после ответил не менее горячо.

Этот поцелуй был голодный, тягучий и долгий. В нем не было весенней звонкости или осенней сдержанности – полыхал летний пожар. Дыхания не хватало и сидеть так было неудобно, но мне было все равно. Я не могла оторваться от Антона, гладила его по щекам, запускала пальцы в волосы, хватала за плечи.