Кровь стучала в ушах, а мышцы голени горели. Маленькие камешки попали под подошву ее обуви, но она продолжала бежать, чувствуя боль в боку, когда земля под ее ногами начала грохотать.

        О боже, не сейчас. С рывком скорости, ни разу не оглядываясь, как только самолет взревел в небо, горячий порыв ветра ударил ее сзади, заставляя ее приземлиться. Жар опалил ее спину, когда она упала вперед, дыхание вылетело из нее, обнаженная кожа на шее и руках опалилась, когда ткань разорвалась на ее спине.

        Задыхаясь, Морана перекатилась на спину, морщась от боли, когда давила на чувствительную кожу, рана на ее руке снова кровоточила, грязь покрывала ее кожу, когда она оглянулась на ворота.

        Всхлип вырвался из ее груди. Ее машина. Горит в огне. Нет, боже, нет. Это зрелище осветило ее видение, высокое оранжевое пламя облизывало красный цвет ее машины, высасывая ее жизнь, превращая ее в обугленную черноту прямо на ее глазах.

        Слезы текли из ее глаз, когда она смотрела на единственную подругу, единственную постоянку, которая была у нее так долго, жестоко убитая, боль и ярость наполняли ее с каждым мгновением. Эта машина была ее свободой, спасением, спутником. Эта машина держала ее, когда она выкрикивала песни во все горло и когда рыдала, доставляя ее в безопасное место. Та машина. Ее машина.

        Морана посмотрела на неё, рыдания вырывались из ее груди. Это сделал ее отец. Его люди сделали это. В течение одной долгой минуты она смотрела на горящую массу металла, оплакивая ее одну долгую минуту. Затем похоронила боль глубоко внутри и позволила гневу взять верх.

        Мужчины должны были быть поблизости, чтобы убедиться, что она мертва, и получить доказательства для своего босса.

        Встав, она вытерла глаза и вытащила пистолет из-за пояса. Они хотели смерти? Она доставит это им на гребаном блюде с кровью на боках. Вытирая остатки всех слез, Морана позволила теплу проникнуть в нее и присела, медленно подбираясь к дороге изнутри, очищая свой разум от всех мыслей, игнорируя всю боль в своем теле.

        После нескольких минут приближения к краю показался черный внедорожник, на котором ездили головорезы ее отца, припаркованный на приличном расстоянии. Морана осталась пригнувшись, узнав их. Двое мужчин. Только двое мужчин отправлены разобраться с дочерью. Но двое из его самых близких людей. Очень жаль.

        Мужчины стояли возле машины, глядя на горящие обломки там, где они думали, что она будет. Ей нужно было разобраться с ними, показать собственный пример и передать отцу четкое послание. Никто не испортит и не причинит боли. Ни один из них. Никто.

        Она знала, что не сможет выстрелить в одного, не предупредив другого, и ее тело не выдержало бы драки с ранением, если бы ее заметили. Это должно быть быстро и эффективно.

        Сузив глаза, Морана направила пистолет на машину, а точнее на бензобак, чтобы получить четкий выстрел со своего выгодного положения.

        Ее рука слегка дрожала, но она удерживала ее. Показать пример. Сказать Дорогому папочке, чтобы он свалил.

        Глубоко вздохнув, Морана закрыла один глаз, прицелилась и выстрелила. Одну секунду внедорожник был цел, а через секунду взорван. Это было совсем не похоже на кино. Это было сделано за секунды.

        Она наблюдала, как отшатнулась ее рука, когда то же пламя облило машину и людей ее отца вместе с ним. Она упала на задницу, измученная, на холодную землю, не ощущая никакого удовлетворения, только пустоту. Она сидела там, скрытая от глаз, за двумя надгробиями, не желая ничего, кроме как отправиться в пентхаус и поспать. Но она не могла уехать. Не без машины, и не тогда, когда другие головорезы ее отца вполне могли быть поблизости.

        Трясущимися руками она положила пистолет и вытащила телефон, слезы снова текли по ее лицу. Она знала, что может позвонить ему. Она как-то тоже знала, что он приедет. Она бы не стала. Она снова была в беспорядке, и у нее не было привычки позволять ему помогать ей. Но тогда кому она могла позвонить? У нее никого не было.

        Открыв свои контакты, Морана уставилась на третий номер прямо вверху, номер, который она приобрела совсем недавно, и проглотила, набрав звонок, прежде чем она могла подумать об этом.

        Она прижала телефон к уху, подтянула колени к груди и невидящим взглядом уставилась в землю, когда звонила. Она закусила губу, решив повесить трубку, когда на звонок ответили, и раздался мягкий хриплый голос.

        — Морана?

        Она могла слышать удивление, беспокойство, заключенные в этом коротком слове, и это опрокинуло ее.

        — Амара, — произнесла Морана дрожащим голосом. — Я не знала, кому еще позвонить.

        — Я рада, что ты позвонила, но с тобой все в порядке? — мягкие тона Амары были полны беспокойства.

        — На самом деле, нет.

        — Тебе больно ? Скажи мне, где ты, я сейчас приеду.

        — Я... я в порядке, — икнула Морана. — Мне нужна твоя помощь. И была бы очень признательна, если бы ты никому об этом не рассказала, пожалуйста.

        — Не беспокойся об этом, — последовал немедленный ответ. — Просто скажи мне, что я могу сделать.

        — Мне нужно, чтобы ты меня забрала.

        Морана сказала ей это место, посоветовала быть осторожной и убедиться, что за ней не следят.

        — Я в десяти минутах езды. Сиди там, ладно?

        Морана кивнула, ее губы дрожали.

        — Спасибо.

        — В любое время, Морана.

        Она положила телефон рядом с пистолетом и

прислонилась к надгробию. У нее болела спина, кожа стала чувствительной от взрыва, но, к счастью, не обгорела. Она смотрела в небо. Итак, вот и все. Ее машина была сожжена. И она убила кого-то, тех двоих, впервые. Она никогда не думала, что это в ней есть. Хотя никогда не сопротивлялась причинению вреда парням, пытающимся причинить ей боль. Она никогда особо не задумывалась о том, убьет ли она людей и когда, не ради защиты, а из ненависти и мести. Но это у неё было.

        Она отомстила и не почувствовала угрызений совести. Она ничего не чувствовала. Не сейчас. Может, она почувствует позже, но в данный момент она была всего лишь одним гигантским пустым шаром. По крайней мере, стопка с ее отцом разбилась и сгорела. Она точно знала, что он хотел сделать, знала, что он попытается сделать это любыми способами, и ей нужно было подготовиться.

        Ее телефон загудел от входящего сообщения. Морана наклонила шею, чтобы увидеть, кто это

вспыхивает на экране.

        Тристан Кейн: Тск-цк, дикая кошечка. Ты должна была хотя бы позволить мне еще раз ударить твоего отца, прежде чем подписать мой смертный приговор. Теперь я должен взять на себя смелость. Где в этом веселье?

        Морана прочитала текст, и когда она нажала «Ответить», из нее вырвался смех. Как он вообще узнал? Ее отец что-то сделал? Помимо взрыва бомбы с намерением убить ее, то есть?

        Я: Черт. Я знаю, Верно? Я спросила у него,

как его нос.

        Тристан Кейн: Должно быть, это было красочно.

        Я: Он сказал в твою сторону много ругательств.

        Тристан Кейн: Не джентльмен, он.

        Морана улыбнулась, качая головой.

        Я: Это говоришь ты, мистер.

        Тристан Кейн: Я сказал тебе, что я не был

джентльменом в ту самую первую ночь.

        Морана вспомнила тот разговор в ту первую ночь в Тенебре, в особняке, с ножами у ее горла, а он прижался к ее груди.

        Я: Да, это так. Хорошо, что мне не нравятся джентльмены. Джентльмены со мной не справятся.